Ведь прежде чем перейти к отдельным искусствам, говорят
сначала об искусстве вообще. И интересно: у Канта и Гегеля, например,
наибольшая общность достигается тем, что они получают абстрактное понятие
искусства; в античности же наибольшая общность достигается не только простым
логическим обобщением, но и одновременно - представлением этой общности в
виде живого человеческого тела. Чем же является такое наиболее общее,
которое бы оставалось в то же время материальным (без этого нет искусства) и
которое было бы живым человеческим телом? Это - античный космос, который
охватывает все материальное бытие и есть живое, одушевленное и даже
самосознающее человеческое тело. Это, конечно, очень большое, огромное тело.
Наивысшим и совершеннейшим произведением искусства является в античности
космос. И то, что называем искусством мы теперь, для грека (например для
Платона) совершенно вторично, производно, мало значительно и часто даже мало
интересно. Греческие философы непрестанно на все лады восхваляют космос;
однако у них нет никаких восторгов перед искусством как таковым, а если
таковой и появляется, то только в конце античной культуры. Восхваляют космос
утилитарист и практик Сократ, диалектик - идеалист Платон, "метафизик"
Аристотель, заматеревшие стоики и утонченные эпикурейцы, "мистик" Плотин и
мифолог Прокл и т.д.
Если взять искусство как таковое, то оно восхваляется, главным образом,
во-первых, в "мифические" времена (музыка Орфея, Аполлона, пение муз и
т.д.). Но как раз это магическое действие музыки и свидетельствует о
несамостоятельности искусства: ведь исцеление болезней, избавление от бурных
страстей, всякое магическое действие не есть результат чистого
("незаинтересованного") эстетического чувства. Если Солон пением своих
стихов заставил своих соотечественников завоевать Саламин, а Тиртей - тоже
пением - вдохновлял на бой спартанцев, то едва ли тут действовала музыка в
смысле произведения искусства. Как ни важно остановить чем бы то ни было
ревнивого ухаживателя от поджога дома своей невесты, но Пифагор, по
сообщению Боэция, достигший этого своей музыкой, едва ли хотя бы на йоту
увеличил эстетическую значимость искусства. Такого же характера и чисто
античный тип аэда, которого обязательно научали или музы, или Аполлон (Од.
VIII 488) и сам бог вложил в его душу "различные песни" (Од. ХХII 347),
заставляя видеть и деяния самих богов (VIII 45), и тайны будущего (Од. VIII
480). Немногим отличается от этого и последующий образ рапсода. Это стихия
магии и религии, но не просто эстетики, это воспевание подвигов героев,
украшение пиров и т.д.
Гесиоду (Теог. 27 - 28) музы вещают, что они умеют не только внушать
вымыслы, но и сообщать истину, что, конечно, особенно важно такому практику
и утилитаристу, как Гесиод. Скромно хвалит и ценит искусство, Платон, как бы
извиняясь за свою склонность к искусству, но отрицательное отношение Платона
к искусству слишком известно. У Аристотеля часто дает себя знать
педагогическая и медицинская, а у Плотина - мистически-аскетическая точка
зрения на искусство. Все это говорит о том, что искусство оценивается в
античности не столько эстетически и художественно, сколько практически,
утилитарно и, в конечном счете, космически.
Во-вторых, искусство как искусство восхваляется еще в поздние периоды
античной эстетики, начиная с конца классики (V - IV в. до н.э.). Однако
удивительная вещь: античное сознание здесь больше всего предается удивлению
по поводу необычайной близости нарисованного или слепленного к подлиннику.
Наибольший восторг вызывают так нарисованные коровы, что к ним могут
подходить телята, чтобы их сосать, или так нарисованные плоды, что к ним
летят живые птицы, и т.д. Таким образом, античный вещевизм и телесность и
здесь проявляется в полной мере. Меняется только содержание этого вещевизма.
Но будет ли искусство толковаться магически, будет ли оно восхваляться за
близость к подлиннику, - все это одинаково далеко от понимания искусства как
именно искусства. И там и здесь оно на службе у вещей. Поэтому, вообще
говоря, подлинное античное искусствоведение есть астрономия или ее часть (в
противоположность новоевропейскому романтизму, где, наоборот, астрономия,
как, например, у Шеллинга, оказывалась частью эстетики). Эстетика тут, в
основе, есть мифология, а искусствоведение - астрономия.
Таково античное понятие искусства.
б)
Отсюда понятно и учение античных философов и эстетиков о структуре
искусства.
По поводу логической структуры необходимо сказать, что в то время, как в
отношении искусства она почти совсем отсутствует, у большинства античных
мыслителей существует подробнейшая и богатейшая диалектика космоса. На долю
же искусства как такового остается чисто формальная и техническая структура.
Формализм и техницизм, а не логика и диалектика - вот что характерно для
античных теорий искусства. Казалось бы, не может и в голову прийти, что тут
дело в пластическом принципе. Но будем рассуждать так. Ценится прежде всего
живое тело, значит, тело космоса и вообще всего реального, поэтому на первом
плане - логика тела, диалектика космоса. Но возникает вопрос об искусстве
как творчестве. Поскольку искусство создает вещи, оно или мыслится как
ремесло (по-гречески ремесло и искусство неразличимы даже терминологически),
или оценивается весьма низко. И в том, и в другом случае единственной
структурой искусства оказывается формалистически-техническое строение.
Преобладание пластической телесности накладывает ряд неизгладимых
особенностей и на саму античную диалектику. Например, в отличие от немецкой
диалектики здесь нет развитых понятий символа и личности, поскольку эти
понятия не суть пластические; эта диалектика совершенно статична и
антиисторична, так что даже социология является, например у Платона, частью
астрономии, "идея" тут не есть личностная и духовно-индивидуальная
категория, как у немецких идеалистов, а только тип, понятие, внешняя модель
и образец; место фантазии занимают здесь (в связи с телесным онтологизмом
эпохи) эманации из первоединой основы бытия (т.е. "фантазирует" здесь само
бытие), а творчество сводится на мимезис, "подражание" (это основная теория
всех античных эстетиков).
В результате всего этого в античной эстетике искусство совершенно не
проанализировано как логическая категория, т.е. по своему смысловому
содержанию. Логический анализ самого понятия искусства приходится находить
здесь с большим трудом, выискивая, сопоставляя и анализируя отдельные
высказывания, часто совершенно случайные. Теория искусства в смысле вскрытия
прежде всего самого понятия искусства и описания его видов и типов заменена
формализмом и техницизмом в анализе произведений искусства. Таковы
поэтические анализы Аристотеля, Лонгина, Горация, Квинтилиана; такова вся
греческая теория музыки - Аристоксена, Эвклида, Птолемея, Боэция и др.;
такова архитектурная система Витрувия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
сначала об искусстве вообще. И интересно: у Канта и Гегеля, например,
наибольшая общность достигается тем, что они получают абстрактное понятие
искусства; в античности же наибольшая общность достигается не только простым
логическим обобщением, но и одновременно - представлением этой общности в
виде живого человеческого тела. Чем же является такое наиболее общее,
которое бы оставалось в то же время материальным (без этого нет искусства) и
которое было бы живым человеческим телом? Это - античный космос, который
охватывает все материальное бытие и есть живое, одушевленное и даже
самосознающее человеческое тело. Это, конечно, очень большое, огромное тело.
Наивысшим и совершеннейшим произведением искусства является в античности
космос. И то, что называем искусством мы теперь, для грека (например для
Платона) совершенно вторично, производно, мало значительно и часто даже мало
интересно. Греческие философы непрестанно на все лады восхваляют космос;
однако у них нет никаких восторгов перед искусством как таковым, а если
таковой и появляется, то только в конце античной культуры. Восхваляют космос
утилитарист и практик Сократ, диалектик - идеалист Платон, "метафизик"
Аристотель, заматеревшие стоики и утонченные эпикурейцы, "мистик" Плотин и
мифолог Прокл и т.д.
Если взять искусство как таковое, то оно восхваляется, главным образом,
во-первых, в "мифические" времена (музыка Орфея, Аполлона, пение муз и
т.д.). Но как раз это магическое действие музыки и свидетельствует о
несамостоятельности искусства: ведь исцеление болезней, избавление от бурных
страстей, всякое магическое действие не есть результат чистого
("незаинтересованного") эстетического чувства. Если Солон пением своих
стихов заставил своих соотечественников завоевать Саламин, а Тиртей - тоже
пением - вдохновлял на бой спартанцев, то едва ли тут действовала музыка в
смысле произведения искусства. Как ни важно остановить чем бы то ни было
ревнивого ухаживателя от поджога дома своей невесты, но Пифагор, по
сообщению Боэция, достигший этого своей музыкой, едва ли хотя бы на йоту
увеличил эстетическую значимость искусства. Такого же характера и чисто
античный тип аэда, которого обязательно научали или музы, или Аполлон (Од.
VIII 488) и сам бог вложил в его душу "различные песни" (Од. ХХII 347),
заставляя видеть и деяния самих богов (VIII 45), и тайны будущего (Од. VIII
480). Немногим отличается от этого и последующий образ рапсода. Это стихия
магии и религии, но не просто эстетики, это воспевание подвигов героев,
украшение пиров и т.д.
Гесиоду (Теог. 27 - 28) музы вещают, что они умеют не только внушать
вымыслы, но и сообщать истину, что, конечно, особенно важно такому практику
и утилитаристу, как Гесиод. Скромно хвалит и ценит искусство, Платон, как бы
извиняясь за свою склонность к искусству, но отрицательное отношение Платона
к искусству слишком известно. У Аристотеля часто дает себя знать
педагогическая и медицинская, а у Плотина - мистически-аскетическая точка
зрения на искусство. Все это говорит о том, что искусство оценивается в
античности не столько эстетически и художественно, сколько практически,
утилитарно и, в конечном счете, космически.
Во-вторых, искусство как искусство восхваляется еще в поздние периоды
античной эстетики, начиная с конца классики (V - IV в. до н.э.). Однако
удивительная вещь: античное сознание здесь больше всего предается удивлению
по поводу необычайной близости нарисованного или слепленного к подлиннику.
Наибольший восторг вызывают так нарисованные коровы, что к ним могут
подходить телята, чтобы их сосать, или так нарисованные плоды, что к ним
летят живые птицы, и т.д. Таким образом, античный вещевизм и телесность и
здесь проявляется в полной мере. Меняется только содержание этого вещевизма.
Но будет ли искусство толковаться магически, будет ли оно восхваляться за
близость к подлиннику, - все это одинаково далеко от понимания искусства как
именно искусства. И там и здесь оно на службе у вещей. Поэтому, вообще
говоря, подлинное античное искусствоведение есть астрономия или ее часть (в
противоположность новоевропейскому романтизму, где, наоборот, астрономия,
как, например, у Шеллинга, оказывалась частью эстетики). Эстетика тут, в
основе, есть мифология, а искусствоведение - астрономия.
Таково античное понятие искусства.
б)
Отсюда понятно и учение античных философов и эстетиков о структуре
искусства.
По поводу логической структуры необходимо сказать, что в то время, как в
отношении искусства она почти совсем отсутствует, у большинства античных
мыслителей существует подробнейшая и богатейшая диалектика космоса. На долю
же искусства как такового остается чисто формальная и техническая структура.
Формализм и техницизм, а не логика и диалектика - вот что характерно для
античных теорий искусства. Казалось бы, не может и в голову прийти, что тут
дело в пластическом принципе. Но будем рассуждать так. Ценится прежде всего
живое тело, значит, тело космоса и вообще всего реального, поэтому на первом
плане - логика тела, диалектика космоса. Но возникает вопрос об искусстве
как творчестве. Поскольку искусство создает вещи, оно или мыслится как
ремесло (по-гречески ремесло и искусство неразличимы даже терминологически),
или оценивается весьма низко. И в том, и в другом случае единственной
структурой искусства оказывается формалистически-техническое строение.
Преобладание пластической телесности накладывает ряд неизгладимых
особенностей и на саму античную диалектику. Например, в отличие от немецкой
диалектики здесь нет развитых понятий символа и личности, поскольку эти
понятия не суть пластические; эта диалектика совершенно статична и
антиисторична, так что даже социология является, например у Платона, частью
астрономии, "идея" тут не есть личностная и духовно-индивидуальная
категория, как у немецких идеалистов, а только тип, понятие, внешняя модель
и образец; место фантазии занимают здесь (в связи с телесным онтологизмом
эпохи) эманации из первоединой основы бытия (т.е. "фантазирует" здесь само
бытие), а творчество сводится на мимезис, "подражание" (это основная теория
всех античных эстетиков).
В результате всего этого в античной эстетике искусство совершенно не
проанализировано как логическая категория, т.е. по своему смысловому
содержанию. Логический анализ самого понятия искусства приходится находить
здесь с большим трудом, выискивая, сопоставляя и анализируя отдельные
высказывания, часто совершенно случайные. Теория искусства в смысле вскрытия
прежде всего самого понятия искусства и описания его видов и типов заменена
формализмом и техницизмом в анализе произведений искусства. Таковы
поэтические анализы Аристотеля, Лонгина, Горация, Квинтилиана; такова вся
греческая теория музыки - Аристоксена, Эвклида, Птолемея, Боэция и др.;
такова архитектурная система Витрувия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194