Гераклит - это досократовская философия и эстетика вообще, и очень трудно
сказать, чем он отличается от нее специфически. Это - общее досократовское
эстетико-философское мировоззрение, выраженное в максимально яркой форме.
Твердый источник гласит об Анаксимандре (А 9): "По его учению,
возникновение вещей происходит не от качественного изменения стихии
(элемента), но вследствие того, что выделяются противоположности по причине
вечного движения". "Противоположности же суть теплое и холодное, сухое и
влажное и проч.". Аристотель (в том же фрагменте) прямо говорит, что все,
кто учил об едином, должны были учить о появлении из него
противоположностей; и среди них он упоминает Анаксимандра, Анаксагора,
Эмпедокла. "Из единого выделяются заключающиеся в нем противоположности: так
говорит Анаксимандр" (А 16). У Эмпедокла (А 28), стихии, в которых состоит
мир, "всегда должны совершать движение попеременно в противоположном
направлении, то соединяясь Любовью, то разделяясь Враждой", так что каждая
вещь, в сущности, есть то, что Гераклит назвал лирой; это лира, где каждый
раз по-разному Любовь и Вражда натягивают струны бытия. По Эмпедоклу,
существует четыре элемента, но в природе они так совпали один с другим, что
ни одного из них нельзя взять в руки отдельно от другого (А 34). Таким
образом весь Эмпедокл есть сплошное учение о совпадении противоположностей
под влиянием взаимопронизывающихся космических принципов Любви и Вражды,
см., например, В 17 ст. 35, или А 41: "Во время господства Любви все
становится единым и образует бескачественный шар, в котором более не
сохраняется своеобразия ни огня, ни какого-либо из прочих [элементов], так
как каждый из элементов теряет здесь свой собственный вид". То же самое
можно сказать и о пифагорейском учении о совпадении беспредельного и
предельного в числе у Филолая (В 2) и об элеатском учении о совпадении бытия
и мышления у Парменида (В 8 ст. 35) или единого и всего у элеатов вообще (31
А 29), единого и сущего у Парменида, Зенона и Мелисса (28 А 28, 29 А 15, 21;
82 В 1), единства и множества у Зенона (А 13): "Единое и многое - одно и то
же". См. также Диогена Аполлонийского В 2: "Все существующее есть изменение
одного и того же и [таким образом] тождественно". У Мусея читаем А 4: "Из
единого все, и в то же самое оно и разрешится". Даже принципиальные
сторонники множественности атомисты не избегли учения о совпадении множества
в единстве (30 А 5): "Демокрит говорит, что и вода, и воздух, и каждая из
многих [вещей], будучи одним и тем же, различается [только] фигурой".
2. Аристократизм и демократизм
а)
Если поставить задачу найти у Гераклита нечто сугубо специфическое, то
это следовало бы искать не в его учениях, а в его лирическом, или, вернее,
трагическом пафосе, - конечно, тоже нечуждом всей досократике, но зато,
действительно, выраженном у него сильнее и ярче всего. Гераклитовские тексты
- это грозная и величественная повесть о всеобщей и всесильной войне, когда
(В53) война оказывается отцом всего и царем всего; это смелое и гордое
дерзание понимать вселенский Логос несмотря на то, что "он недоступен
пониманию людей, ни раньше, чем они услышат его, ни тогда, когда он впервые
коснется их слуха" (В1), так что ничем не помогает им даже постоянное и
необходимое общение с ним (В72). Он всюду выражает презрение к толпе, к
черни, к людям, которые видят счастье в наслаждении, как быки в пожирании
гороха (В4) и подобны "ослам, предпочитающим солому золоту" (В9), не умея
ничего "ни выслушать, ни высказать" (В19), так что не помогает им и обучение
(В17); да и самое рождение их есть какое-то несчастье (В20). Здесь всюду
гордое аристократическое сознание, презрительно трактующее толпу, которая
"набивает свое брюхо подобно скоту" (В29), так что, согласно Гераклиту
(В49), "один есть десять тысяч, если он наилучший", и (В33) "повиновение
воле одного есть закон", (В104) "много дурных, мало хороших". Гераклит
подчеркивает преданность высшему и презрение к низшему, единение с мировой
судьбой и необходимостью (В80.105), с "божественно-прекрасным" (В102) и
гордое отвержение людских слабостей. Это-то и делает его стиль и
мировоззрение чем-то выдающимся, своеобразным и специфичным. Этого барина
раздражает глупость и путанье в словах (В87), и он не любит собак, лающих на
людей, по незнакомству с ними (В97). Он любит неторопливость (В47), он
считает (В46) "падучей болезнью" всякую наглость, по его мнению, (В43)
"наглость77 нужно тушить скорее, чем пожар"; его коробит, когда люди
"выставляют напоказ свое невежество", в то время, как лучше было бы его
скрывать (В109), он выше крикунов-ораторов, мечтающих только "зарезать
противника" (В81). Ему хочется иметь твердую "веру в божественных делах"
(В86), "терпеливую надежду в своих исследованиях" (В18), "справедливую
награду за славную смерть" (В25), а может быть, если не фантазирует Ипполит,
то и "вечную славу", вопреки "всему тленному" (В29); его раздражает людская
погруженность (В73) в вечную духовную спячку, хотя, вообще говоря, ему
больше чем кому-либо понятно, что сон нисколько не отрывает человека от
участия в мировом процессе (В75). Он презирает даже Пифагора, даже Гесиода и
Гекатея за многознайство (В40), и он изгнал бы, высек бы прославленных
мудрецов и поэтов Гомера и Архилоха (В42), очевидно, за их поэзию,
представлявшуюся ему вредными пустяками: "Гомера превосходят умом дети,
которые уже по своим вшам знают, что они носят в себе невидимое" (В56), а
"учитель толпы" Гесиод не додумался даже до простейшего наблюдения того, как
день становится ночью (В57). Но Гомер "мудрее всех эллинов, взятых вместе"
(В56), о прочих же ничтожествах, обо всем этом сером, глупом, безмозглом
человечестве и говорить нечего. "Человеческие мысли" для Гераклита - не
более как "детские забавы" (В70), так что ему не хочется и людского общения:
"Я вопрошал себя", - говорит он (В101), а в результате, сообщает Диоген
Лаэрций, "возненавидев людей и уединившись, он жил в горах, питаясь
растениями и травами" (А1). В этом, может быть, и заключается разгадка и
смысл гераклитовского релятивизма, т.е. в признании суетности, бесцельности,
ограниченности людских мнений и дел, их непостоянства и потому
относительности. Немудрено, что, по Гераклиту, "людям не было бы лучше, если
бы исполнились все их желания" (В110), и что у людей все относительно
(В111): "Болезнь делает приятным здоровье, зло - добро, голод - насыщение,
усталость - отдых". Иначе и не может быть, по мнению философа, у этих мелких
и ничтожных созданий. С ненавистью, сарказмом и самоудовлетворением нападал
этот мрачный и раздраженный аристократ на своих соотечественников (В121):
"Эфесяне заслуживают, чтобы у них все взрослые перевешали друг друга и
оставили бы город для несовершеннолетних за то, что они изгнали своего
наилучшего мужа Гермодора, говоря: "Пусть не будет среди нас никто
наилучшим. А раз такой оказался, так пусть живет он в другом месте и с
другими". Гераклит грозит им и здесь и в будущей жизни. Грозно вещает он:
"После смерти ждет людей то, чего они не ожидают и о чем не думают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194