е. они здесь уже не являются демонами.
2. Разложение натурфилософии
Однако Демокрит не просто философ космологической эпохи древней
философии. Ведя свой принцип индивидуальной множественности, обусловивший
кропотливое исследование деталей, он немало сделал для продвижения знания
вперед. Философов типа Демокрита имеет в виду Платон в известном месте из
VII книги "Государства" - в словах о "добрых" людях, о chrCstoi (что следует
понимать как "полезность"). Тут имеются в виду такие мыслители
("пифагорейцы", или как Демокрит, только зависящие от них), которые все
делят, все дробят на основе арифметически-аддитивного принципа. Применение
этого принципа к музыке, вероятно, и заставило Демокрита создать новую науку
- "акустику" и "гармонику". Платон и Аристотель (Met. 997b20, 1078а14,
1077а5, 1093b20, 107а11) понимают под этими терминами математическую
дисциплину, которая в таком виде и осталась на только на всю античность, но
и на все средневековье (как четвертая часть quadrivium'a).
И тем не менее, космологизм Демокрита находится уже на пути к разложению
и требует каких-то новых, уже не просто космологически-натуралистических
методов. Наука, основанная на принципе кропотливой множественности,
перерастает в старую методологию, и ее противоречия ведут к замене самого
философского фундамента. Демокрит уже сторонник принципа индивидуальности в
философии, хотя еще и не в том интимно-заинтересованном и насущно-личностном
смысле, в каком проявляется индивидуальность в послеаристотелевскую эпоху.
Демокритова "научность" вырастала на почве гипертрофированного чувства
индивидуальности и вплотную подходила к тому, что в дальнейшем античные
философы называли скептицизмом. "Демокрит иногда отвергает чувственно
воспринимаемые явления и говорит, что ничто из них не является поистине, но
лишь по мнению, поистине же существуют [только] атомы и пустота... А именно,
он говорит: "[лишь] в общем мнении существует сладкое, в мнении горькое, в
мнении теплое, в мнении холодное, в мнении цвет, в действительности же
[существуют только] атомы и пустота". Это значит: чувственно воспринимаемые
[явления] общим мнением признаются существующими, но на самом деле они не
существуют, а существуют только атомы и пустота. В "Подтверждениях" он, хотя
и обещал приписать ощущениям силу достоверности, но ничуть не меньше
осуждает их. А именно, он говорит: "В действительности мы не воспринимаем
ничего истинного, но [воспринимаем лишь] то, что изменяется в зависимости от
состояния нашего тела и входящих в него и оказывающих ему противодействие
[истечений от вещей]".
И еще он говорит: "Много раз [много] было показано, что мы не
воспринимаем, какова в действительности каждая [вещь] есть и какие свойства
в действительности ей не присущи" (68 В 9 - 10, Маков. 86). Так, принцип
абсолютной множественности оказывается той критической точкой, в которой
объективизм досократики переходит в свою противоположность, в субъективизм и
антропологию. Демокрит уже торжественно заявляет: "Человек - это то, что мы
знаем все" (В 165). И тут определенный поворот от космологии к антропологии.
В этом суждении, как и в предыдущем рассуждении Демокрита, скептицизма нет
уже по одному тому, что здесь проповедуется самое настоящее объективное
бытие (в виде атомов и пустоты). Но совершенно ясно также и то, что вся эта
зрелая и перезрелая философия индивидуальности уже стоит на путях, ведущих и
к антропологии и к скептицизму.
Атомисты - не скептики, потому что они учат об атоме и пустоте. Но какой
ценой они избавляются здесь от скептицизма? Им приходится вполне
материальные атомы считать вечными, неразрушимыми, не поддающимися никакому
внешнему влиянию, обладающими бесконечно большей плотностью и твердостью и
по самой своей природе наделенными способностью пребывать в вечном движении.
Все эти свойства атомов, однако, очень легко становились сомнительными, как
только возникал вопрос: почему же, собственно говоря, материя вдруг
наделяется здесь какими-то отнюдь не материальными свойствами? Как только
возникал этот вопрос, тем самым уже создавалась почва для скептицизма, а
потому и для кризиса всей вообще классической натурфилософии. Вероятно,
подобного рода скептические мысли возникали даже у самого Демокрита. Среди
обширных материалов по Демокриту попадаются и такие неожиданные суждения
(Маков. 647): "Я знаю только то, что ничего не знаю". И действительно,
стоило только хотя бы немного усомниться в неразрушимости вечности и
бесконечной плотности атомов, как уже рушилась вся объективная основа
человеческого познания, как его представляли атомисты.
Ученики Демокрита уже явно вставали на этот скептический путь. Метродор
Хиосский (70 В 1) прямо писал: "Я утверждаю, что мы не знаем, знаем ли мы
что-нибудь или ничего не знаем, и вообще [мы не знаем] существует ли
что-нибудь или нет ничего". В материалах из Метродора, собранных у Дильса
под этим же номером, указывается, что знаменитый скептик Пиррон базировался
в своем скептицизме именно на Метродоре, который говорил, "что он не знает
даже того, что ничего не знает" (72 А 1). Другой представитель школы
Демокрита, Анаксарх, шел, по-видимому, еще дальше: "А об Анаксархе и Мониме
[сообщает], что они сравнивали сущее с театральной декорацией и считали
сущее подобным тому, что происходит во время сновидений или сумасшествия"
(72 А 16). Демокритовец Гекатей Абдерский считался также и учеником Пиррона
(73 А 3). Наконец, некий Ксениад Коринфский115, о котором упоминает Демокрит
(68 В 163), дошел до редкого в истории античной философии вполне
безоговорочного иллюзионизма (81, где только и приводится этот единственный
фрагмент): "Все обман и всякое представление и мнение обманывает, и все
возникающее возникает из несущего, и все исчезающее исчезает в несущее, в
потенции держась в том же покое, что и у Ксенофана".
Сам Демокрит не был ни идеалистом, ни субъективистом, ни индивидуалистом.
Но его объективно-космологическая философия доходила до той зрелости и
перезрелости, когда человеческому индивидууму уже придавалось огромное
значение, и стоило сделать только один шаг дальше в учении о человеческом
субъекте, как уже начинала зарождаться скептическая философия, которую уже
нельзя было преодолеть методами старого космологизма и которая приводила к
идеализму Сократа, Платона и Аристотеля.
VIII. ОБЩИЙ ОБЗОР ГРЕЧЕСКОЙ ЭСТЕТИКИ ПЕРИОДА РАННЕЙ КЛАССИКИ 1. Основные
понятия
1. Математический характер античной эстетики
Каждая вещь обладает определенной совокупностью свойств, которые, взятые
вместе, образуют вещь как целое. Но каждое свойство или часть вещи,
рассматриваемые сами по себе, теряют свою связь с вещью, как с целостью, и
вещь, таким образом, распадается на ряд других вещей. Напротив, каждая часть
вещи, ее свойство или ее момент, взятые в свете целого, уже не являются
просто частями вещи, а тем, что можно назвать ее элементами. Согласно
античным представлениям, каждая вещь есть целость, состоящая из элементов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
2. Разложение натурфилософии
Однако Демокрит не просто философ космологической эпохи древней
философии. Ведя свой принцип индивидуальной множественности, обусловивший
кропотливое исследование деталей, он немало сделал для продвижения знания
вперед. Философов типа Демокрита имеет в виду Платон в известном месте из
VII книги "Государства" - в словах о "добрых" людях, о chrCstoi (что следует
понимать как "полезность"). Тут имеются в виду такие мыслители
("пифагорейцы", или как Демокрит, только зависящие от них), которые все
делят, все дробят на основе арифметически-аддитивного принципа. Применение
этого принципа к музыке, вероятно, и заставило Демокрита создать новую науку
- "акустику" и "гармонику". Платон и Аристотель (Met. 997b20, 1078а14,
1077а5, 1093b20, 107а11) понимают под этими терминами математическую
дисциплину, которая в таком виде и осталась на только на всю античность, но
и на все средневековье (как четвертая часть quadrivium'a).
И тем не менее, космологизм Демокрита находится уже на пути к разложению
и требует каких-то новых, уже не просто космологически-натуралистических
методов. Наука, основанная на принципе кропотливой множественности,
перерастает в старую методологию, и ее противоречия ведут к замене самого
философского фундамента. Демокрит уже сторонник принципа индивидуальности в
философии, хотя еще и не в том интимно-заинтересованном и насущно-личностном
смысле, в каком проявляется индивидуальность в послеаристотелевскую эпоху.
Демокритова "научность" вырастала на почве гипертрофированного чувства
индивидуальности и вплотную подходила к тому, что в дальнейшем античные
философы называли скептицизмом. "Демокрит иногда отвергает чувственно
воспринимаемые явления и говорит, что ничто из них не является поистине, но
лишь по мнению, поистине же существуют [только] атомы и пустота... А именно,
он говорит: "[лишь] в общем мнении существует сладкое, в мнении горькое, в
мнении теплое, в мнении холодное, в мнении цвет, в действительности же
[существуют только] атомы и пустота". Это значит: чувственно воспринимаемые
[явления] общим мнением признаются существующими, но на самом деле они не
существуют, а существуют только атомы и пустота. В "Подтверждениях" он, хотя
и обещал приписать ощущениям силу достоверности, но ничуть не меньше
осуждает их. А именно, он говорит: "В действительности мы не воспринимаем
ничего истинного, но [воспринимаем лишь] то, что изменяется в зависимости от
состояния нашего тела и входящих в него и оказывающих ему противодействие
[истечений от вещей]".
И еще он говорит: "Много раз [много] было показано, что мы не
воспринимаем, какова в действительности каждая [вещь] есть и какие свойства
в действительности ей не присущи" (68 В 9 - 10, Маков. 86). Так, принцип
абсолютной множественности оказывается той критической точкой, в которой
объективизм досократики переходит в свою противоположность, в субъективизм и
антропологию. Демокрит уже торжественно заявляет: "Человек - это то, что мы
знаем все" (В 165). И тут определенный поворот от космологии к антропологии.
В этом суждении, как и в предыдущем рассуждении Демокрита, скептицизма нет
уже по одному тому, что здесь проповедуется самое настоящее объективное
бытие (в виде атомов и пустоты). Но совершенно ясно также и то, что вся эта
зрелая и перезрелая философия индивидуальности уже стоит на путях, ведущих и
к антропологии и к скептицизму.
Атомисты - не скептики, потому что они учат об атоме и пустоте. Но какой
ценой они избавляются здесь от скептицизма? Им приходится вполне
материальные атомы считать вечными, неразрушимыми, не поддающимися никакому
внешнему влиянию, обладающими бесконечно большей плотностью и твердостью и
по самой своей природе наделенными способностью пребывать в вечном движении.
Все эти свойства атомов, однако, очень легко становились сомнительными, как
только возникал вопрос: почему же, собственно говоря, материя вдруг
наделяется здесь какими-то отнюдь не материальными свойствами? Как только
возникал этот вопрос, тем самым уже создавалась почва для скептицизма, а
потому и для кризиса всей вообще классической натурфилософии. Вероятно,
подобного рода скептические мысли возникали даже у самого Демокрита. Среди
обширных материалов по Демокриту попадаются и такие неожиданные суждения
(Маков. 647): "Я знаю только то, что ничего не знаю". И действительно,
стоило только хотя бы немного усомниться в неразрушимости вечности и
бесконечной плотности атомов, как уже рушилась вся объективная основа
человеческого познания, как его представляли атомисты.
Ученики Демокрита уже явно вставали на этот скептический путь. Метродор
Хиосский (70 В 1) прямо писал: "Я утверждаю, что мы не знаем, знаем ли мы
что-нибудь или ничего не знаем, и вообще [мы не знаем] существует ли
что-нибудь или нет ничего". В материалах из Метродора, собранных у Дильса
под этим же номером, указывается, что знаменитый скептик Пиррон базировался
в своем скептицизме именно на Метродоре, который говорил, "что он не знает
даже того, что ничего не знает" (72 А 1). Другой представитель школы
Демокрита, Анаксарх, шел, по-видимому, еще дальше: "А об Анаксархе и Мониме
[сообщает], что они сравнивали сущее с театральной декорацией и считали
сущее подобным тому, что происходит во время сновидений или сумасшествия"
(72 А 16). Демокритовец Гекатей Абдерский считался также и учеником Пиррона
(73 А 3). Наконец, некий Ксениад Коринфский115, о котором упоминает Демокрит
(68 В 163), дошел до редкого в истории античной философии вполне
безоговорочного иллюзионизма (81, где только и приводится этот единственный
фрагмент): "Все обман и всякое представление и мнение обманывает, и все
возникающее возникает из несущего, и все исчезающее исчезает в несущее, в
потенции держась в том же покое, что и у Ксенофана".
Сам Демокрит не был ни идеалистом, ни субъективистом, ни индивидуалистом.
Но его объективно-космологическая философия доходила до той зрелости и
перезрелости, когда человеческому индивидууму уже придавалось огромное
значение, и стоило сделать только один шаг дальше в учении о человеческом
субъекте, как уже начинала зарождаться скептическая философия, которую уже
нельзя было преодолеть методами старого космологизма и которая приводила к
идеализму Сократа, Платона и Аристотеля.
VIII. ОБЩИЙ ОБЗОР ГРЕЧЕСКОЙ ЭСТЕТИКИ ПЕРИОДА РАННЕЙ КЛАССИКИ 1. Основные
понятия
1. Математический характер античной эстетики
Каждая вещь обладает определенной совокупностью свойств, которые, взятые
вместе, образуют вещь как целое. Но каждое свойство или часть вещи,
рассматриваемые сами по себе, теряют свою связь с вещью, как с целостью, и
вещь, таким образом, распадается на ряд других вещей. Напротив, каждая часть
вещи, ее свойство или ее момент, взятые в свете целого, уже не являются
просто частями вещи, а тем, что можно назвать ее элементами. Согласно
античным представлениям, каждая вещь есть целость, состоящая из элементов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194