И вот говорится, что такая стихия
"всем правит". Разве можно понять это совмещение стихийности и
целесообразности вне всяких эстетически-структурных функций? То же самое
нужно сказать и о войне, как об отце и управителе всего существующего. То же
самое нужно сказать и о реке, в которой, кроме чистого и алогического
становления еще можно находить многое другое, что превращает эту непрерывную
текучесть в структурно-размеренное целое.
Все это касается и таких категорий у Гераклита, как "душа" илы "бог" или
"судьба" и т.д. В частности, относительно понятия бога у Гераклита мы
указали бы на обстоятельное исследование Г.Френкеля (Ук. соч., стр. 237 -
250), где, правда, не говорится прямо о структурном характере этого понятия,
но зато дается правильное освещение вопроса об отношении бога к миру у
Гераклита и где очень четко устанавливается ж тождество бога с миром явлений
и их относительное различие, так это единственным принципом такой теологии
только и может быть структурное равновесие чувственного мира с самим собой.
в)
Выше уже отмечалось, что неверно трактовать символы Гераклита как
поэтические, хотя поэзии в них и достаточно. То, что поэтично в нашем
современном смысле этого слова, не является ни научной теорией, ни
философским построением и тем более не требует никакого мифологизирования,
т.е. субстанциально-демонического и буквального реализма поэтических
образов. Совсем другой стиль и смысл поэтической образности у Гераклита.
Такие образы, как "поток", "молния" и "война", казалось бы, невозможно
понимать иначе, как только поэтически, хотя здесь еще возможен философский
смысл. Но вот другие три подлинно гераклитовских образа - "лира", "лук и
стрелы" и "дитя играющее" - уже все понимают как чисто "поэтические", т.е.
как очень красивые, невзирая на то, что сам Гераклит (по крайней мере, в
отношении первого) дал совершенно непоэтическую интерпретацию.
Из огня, живого, разумного, божественного, вечного, родятся все новые и
новые стихии, вещи, души, миры - все это бурлящее бытие и мировая жизнь, в
которой царит борьба, раздор, война, противоречие, вечный хаос. Последний
рождает из себя все оформленное и сам же его поглощает. В борьбе, в войне
напрягаются противоречивые вещи. Каждая проявляет свою силу и хочет отнять
силу у другой. По Гераклиту, это-то и есть настоящая красота, то, что
излучает красоту, исторгает ее звуки и что звучит, как прекрасный
инструмент. Так возникает образ лиры, инструмента, на который натянуты
струны, т.е. на котором прекрасные звуки издаются благодаря противоположным
тенденциям, благодаря борьбе противоположных сил, действующих на каждую
струну. Можно ли после этого считать образ лиры у Гераклита поэтическим и
нефилософским?
Далее, мировой хаос, возникший из огня и идущий к погибели в огне, это
злое и доброе самопротивоборство, эта абсолютная жизнь мира, несет в каждом
своем моменте и гибель, уничтожение, смерть. Процесс жизни есть и процесс
смерти, - это знают даже наши биологи. Процесс смерти есть тоже процесс
биологический, т.е. процесс жизни. Распавшиеся элементы живого организма не
умерли, а только перешли в новые соединения. И вот у Гераклита возникает
образ лука и стрел. Лук - тоже орудие, построенное на принципе борьбы
противоположных сил. И он тоже, как и жизнь вообще, есть начало смерти.
"Луку имя жизнь68, а дело его - смерть". Ясно, что образ лука и стрелы у
Гераклита - это не только поэтический образ, но и философема.
Между прочим, Ф.Уилрайт69 (ук. соч., стр. 107 - 109) правильно
подчеркивает в образах лиры и лука момент напряженности. Однако, здесь
следует обращать внимание не только на видимую форму лука и лиры, не только
на момент натягивания тетивы или струн, но и на эффективный результат этого
натягивания. Лук стреляет и попадает в цель, а лира издает звуки. Если
момент натягивания и можно было бы считать пифагорейским, то указание на
обратное действие, ведущее к попаданию в цель или к появлению звука,
принадлежит собственно Гераклиту. Впрочем, в этом смысле Гераклит выразил,
пожалуй, общегреческую идею, потому что греческий глагол hamartanz -
"ошибаться" буквально означает "не попадать в цель". Соответственно и
существительное hamartia - "ошибка", "непопадание в цель", по Аристотелю
(Poet. ХIII, 1453а 10), играет главную роль в трагедии.
Особенно богат философским содержанием образ играющего дитяти. Полностью
фрагмент (В52) гласит: "Вечность есть дитя, играющее, которое расставляет
шашки: царство [над миром] принадлежит ребенку". 1). Здесь подчеркивается,
прежде всего, момент неразумия, царящего в мире и управляющего всем миром,
учение о принципиальной хаотичности и случайности, исключающей всякое
разумное устроение мира. 2). Однако, этот злой, неразумный, слепой хаос
здесь представлен как игра в шашки, т.е. как замысловатая творческая
целесообразность, как разумное и сознательное построение. Ведь можно,
например, на картине изобразить грозное, бушующее море и гибель корабля. Это
будет торжество безумной стихии, в которой тонет все человеческое, уютное,
размеренное и разумное. И тем не менее картина эта будет созданием светлого
творческого ума, целесообразно и сознательно применившего разнообразные
методы искусства для ее создания. Так и гераклитовский огненный хаос есть
игра, очень глубокая и замысловатая, талантливая и дальновидная, подобная
нашей игре в шашки. 3). Наконец, эта игра мирового хаоса с самим собою есть
нечто совершенно природное, естественное, безболезненное, невинное и чистое.
Она отнюдь не результат космического грехопадения, как учит иудаизм и
христианство; не результат внутреннего надрыва, пессимизма, артистического
демонизма, которым любили блеснуть художники нового времени. Это - вполне
естественное состояние мира, вполне безобидное и невинное, чистое и даже
милое, улыбчивое. Злой мировой хаос, сам себя порождающий и сам себя
поглощающий, есть в сущности только милые и невинные забавы ребенка, не
имеющего представления о том, что такое хаос, зло и смерть.
Все это еще не самое главное в этом удивительном образе вечности как
играющего ребенка. Более подробный анализ вскрыл бы здесь и много других
весьма глубоких идей. Однако, уже и сейчас ясно, что этот поэтический образ
настолько насыщен философским содержанием, что его не хочется и называть
поэтическим.
д)
Наконец, многие разводят руками, читая у Гераклита о "сухом блеске души"
(В118): "Сухой блеск - мудрейшая и наилучшая душа"70. Тут обычно
распространяются о наивности, т.е. попросту глупости Гераклита, привлекая
еще и В117, гласящий, что у пьяного душа влажная. Вот пьяный-де влил в себя
много жидкости, его душа и мокрая; а вот трезвый-де ничего не пил, и душа
его суха. Чтобы приблизиться к действительному смыслу данного
гераклитовского символа, нужно помнить его учение о разумности огня (огонь
есть насквозь ум и смысл, и чистый ум есть насквозь огонь). Поскольку огонь
сушит, постольку и ум превращает все чувственное, ползучее, неустойчивое,
все грязное, липкое, разливающееся в светлое сознание, в чистую мысль, в
красоту живого ума, бесконечного и неисчерпаемого, но - цельного,
целомудренного, самособранного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
"всем правит". Разве можно понять это совмещение стихийности и
целесообразности вне всяких эстетически-структурных функций? То же самое
нужно сказать и о войне, как об отце и управителе всего существующего. То же
самое нужно сказать и о реке, в которой, кроме чистого и алогического
становления еще можно находить многое другое, что превращает эту непрерывную
текучесть в структурно-размеренное целое.
Все это касается и таких категорий у Гераклита, как "душа" илы "бог" или
"судьба" и т.д. В частности, относительно понятия бога у Гераклита мы
указали бы на обстоятельное исследование Г.Френкеля (Ук. соч., стр. 237 -
250), где, правда, не говорится прямо о структурном характере этого понятия,
но зато дается правильное освещение вопроса об отношении бога к миру у
Гераклита и где очень четко устанавливается ж тождество бога с миром явлений
и их относительное различие, так это единственным принципом такой теологии
только и может быть структурное равновесие чувственного мира с самим собой.
в)
Выше уже отмечалось, что неверно трактовать символы Гераклита как
поэтические, хотя поэзии в них и достаточно. То, что поэтично в нашем
современном смысле этого слова, не является ни научной теорией, ни
философским построением и тем более не требует никакого мифологизирования,
т.е. субстанциально-демонического и буквального реализма поэтических
образов. Совсем другой стиль и смысл поэтической образности у Гераклита.
Такие образы, как "поток", "молния" и "война", казалось бы, невозможно
понимать иначе, как только поэтически, хотя здесь еще возможен философский
смысл. Но вот другие три подлинно гераклитовских образа - "лира", "лук и
стрелы" и "дитя играющее" - уже все понимают как чисто "поэтические", т.е.
как очень красивые, невзирая на то, что сам Гераклит (по крайней мере, в
отношении первого) дал совершенно непоэтическую интерпретацию.
Из огня, живого, разумного, божественного, вечного, родятся все новые и
новые стихии, вещи, души, миры - все это бурлящее бытие и мировая жизнь, в
которой царит борьба, раздор, война, противоречие, вечный хаос. Последний
рождает из себя все оформленное и сам же его поглощает. В борьбе, в войне
напрягаются противоречивые вещи. Каждая проявляет свою силу и хочет отнять
силу у другой. По Гераклиту, это-то и есть настоящая красота, то, что
излучает красоту, исторгает ее звуки и что звучит, как прекрасный
инструмент. Так возникает образ лиры, инструмента, на который натянуты
струны, т.е. на котором прекрасные звуки издаются благодаря противоположным
тенденциям, благодаря борьбе противоположных сил, действующих на каждую
струну. Можно ли после этого считать образ лиры у Гераклита поэтическим и
нефилософским?
Далее, мировой хаос, возникший из огня и идущий к погибели в огне, это
злое и доброе самопротивоборство, эта абсолютная жизнь мира, несет в каждом
своем моменте и гибель, уничтожение, смерть. Процесс жизни есть и процесс
смерти, - это знают даже наши биологи. Процесс смерти есть тоже процесс
биологический, т.е. процесс жизни. Распавшиеся элементы живого организма не
умерли, а только перешли в новые соединения. И вот у Гераклита возникает
образ лука и стрел. Лук - тоже орудие, построенное на принципе борьбы
противоположных сил. И он тоже, как и жизнь вообще, есть начало смерти.
"Луку имя жизнь68, а дело его - смерть". Ясно, что образ лука и стрелы у
Гераклита - это не только поэтический образ, но и философема.
Между прочим, Ф.Уилрайт69 (ук. соч., стр. 107 - 109) правильно
подчеркивает в образах лиры и лука момент напряженности. Однако, здесь
следует обращать внимание не только на видимую форму лука и лиры, не только
на момент натягивания тетивы или струн, но и на эффективный результат этого
натягивания. Лук стреляет и попадает в цель, а лира издает звуки. Если
момент натягивания и можно было бы считать пифагорейским, то указание на
обратное действие, ведущее к попаданию в цель или к появлению звука,
принадлежит собственно Гераклиту. Впрочем, в этом смысле Гераклит выразил,
пожалуй, общегреческую идею, потому что греческий глагол hamartanz -
"ошибаться" буквально означает "не попадать в цель". Соответственно и
существительное hamartia - "ошибка", "непопадание в цель", по Аристотелю
(Poet. ХIII, 1453а 10), играет главную роль в трагедии.
Особенно богат философским содержанием образ играющего дитяти. Полностью
фрагмент (В52) гласит: "Вечность есть дитя, играющее, которое расставляет
шашки: царство [над миром] принадлежит ребенку". 1). Здесь подчеркивается,
прежде всего, момент неразумия, царящего в мире и управляющего всем миром,
учение о принципиальной хаотичности и случайности, исключающей всякое
разумное устроение мира. 2). Однако, этот злой, неразумный, слепой хаос
здесь представлен как игра в шашки, т.е. как замысловатая творческая
целесообразность, как разумное и сознательное построение. Ведь можно,
например, на картине изобразить грозное, бушующее море и гибель корабля. Это
будет торжество безумной стихии, в которой тонет все человеческое, уютное,
размеренное и разумное. И тем не менее картина эта будет созданием светлого
творческого ума, целесообразно и сознательно применившего разнообразные
методы искусства для ее создания. Так и гераклитовский огненный хаос есть
игра, очень глубокая и замысловатая, талантливая и дальновидная, подобная
нашей игре в шашки. 3). Наконец, эта игра мирового хаоса с самим собою есть
нечто совершенно природное, естественное, безболезненное, невинное и чистое.
Она отнюдь не результат космического грехопадения, как учит иудаизм и
христианство; не результат внутреннего надрыва, пессимизма, артистического
демонизма, которым любили блеснуть художники нового времени. Это - вполне
естественное состояние мира, вполне безобидное и невинное, чистое и даже
милое, улыбчивое. Злой мировой хаос, сам себя порождающий и сам себя
поглощающий, есть в сущности только милые и невинные забавы ребенка, не
имеющего представления о том, что такое хаос, зло и смерть.
Все это еще не самое главное в этом удивительном образе вечности как
играющего ребенка. Более подробный анализ вскрыл бы здесь и много других
весьма глубоких идей. Однако, уже и сейчас ясно, что этот поэтический образ
настолько насыщен философским содержанием, что его не хочется и называть
поэтическим.
д)
Наконец, многие разводят руками, читая у Гераклита о "сухом блеске души"
(В118): "Сухой блеск - мудрейшая и наилучшая душа"70. Тут обычно
распространяются о наивности, т.е. попросту глупости Гераклита, привлекая
еще и В117, гласящий, что у пьяного душа влажная. Вот пьяный-де влил в себя
много жидкости, его душа и мокрая; а вот трезвый-де ничего не пил, и душа
его суха. Чтобы приблизиться к действительному смыслу данного
гераклитовского символа, нужно помнить его учение о разумности огня (огонь
есть насквозь ум и смысл, и чистый ум есть насквозь огонь). Поскольку огонь
сушит, постольку и ум превращает все чувственное, ползучее, неустойчивое,
все грязное, липкое, разливающееся в светлое сознание, в чистую мысль, в
красоту живого ума, бесконечного и неисчерпаемого, но - цельного,
целомудренного, самособранного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194