В обсуждении перспектив последнего он предсказывал
появление особого, <нового социалистического феодализма>. Вот
один из характерных для него приемов рассуждений: <Если...
анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственно-
му идеалу крайнего равенства (который невозможен), своими
собственными методами необузданной свободы личных посяга-
тельств должны рядом антитез привести общества, имеющие
еще жить и развиваться, к большей неподвижности и весьма
значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще,
что социализм, понятый как следует, т. е. не что иное, как новый
феодализм, уже вовсе недалекого будущего, разумея под словом
феодализм, конечно, не в тесном и специальном его значении
романо-германского рыцарства, а в самом широком его смысле,
т. е. в смысле глубокой неравноправности классов и групп, в
смысле разнообразной децентрализации и группировки соци-
альных сил, объединенных в каком-нибудь живом центре ду-
ховном и государственном; в смысле нового закрепощения лиц
другими лицами и учреждениями, подчинение одних общин
другими общинами, несравненно сильнейшими или чем-нибудь
облагороженными (так, например, как были подчинены у нас в
старину рабочие селения монастыря)>. Современные ему ком-
мунисты и социалисты предстают теми же либералами, только
нацеленными на крайние меры и приемы действий - <до бунта
и преступлений>, что является, по сути дела, доведением
либерально-эгалитарного принципа до его <крайности> (в неза-
вершенной работе <Средний европеец как идеал и орудие
всемирного разрушения>, 1872-1884).
584 Глава 20. Политические и правовые учения в России
во второй половине XIX - первой половине XX в.
Обсуждая тему <русской государственности>, Леонтьев был
склонен выводить ее природу из византийского и отчасти
европейского наследия. О ее несовершенствах он писал так: <Мы
создали великое государство; но в этом Царстве
почти нет своей государственности; нет таких
своеобразных и на других влияющих своим примером
внутренних политических отношений, какие были в языческом
Риме, в Византии, в старой монархической (и даже наполеонов-
ской) Франции и в Великобритании>. Те же слова могут быть
отнесены и в адрес русского права. <Русское право в наше время
есть право европейское, слегка окрашенное византизмом
там, где государственность соприкасается с религией>.
Оценки ситуации в России и Европе строились Леонтьевым на
основе анализа тенденций и общих закономерностей жизни
государственных организмов, которые они обнаружили в ходе
социальной истории. В начале развития государства всего силь-
нее проявляет себя аристократическое начало, в середине
жизни государственного организма появляется тенденция к
единоличной власти и лишь <к старости и смерти воцаряется
демократическое, эгалитарное и либеральное начало>. В россий-
ской истории - <великорусской жизни и государственной жиз-
ни> - он видел глубокое проникновение византизма, т. е. един-
ства сильной государственности с церковью. <Я хочу сказать,
что царизм наш, столь для нас плодотворный и спасительный,
окреп под влиянием православия, под влиянием византийских
идей, византийской культуры. Византийские идеи и чувства
сплотили в одно тело полудикую Русь>.
Последующие выводы Леонтьева из этого обобщения были
весьма категоричными - <византизм как система византийских
идей и институтов, сопрягаясь с нашими патриархальными,
простыми началами>, создала наше величие; изменяя этому
византизму, мы погубим Россию; перед угрозой надвигающегося
западного эгалитаризма следовало бы <подморозить прогресс>.
В конце жизненного пути Леонтьев удалился в монастырь
(похоронен в усыпальнице одного из монастырей Сергиева
Посада). О своем обращении он в одном из писем писал следу-
ющее: <-.возгоревшейся сердечной верой, еще и долгою полити-
ческой деятельностью в сфере восточных христиан (имелась в
виду дипломатическая служба в Стамбуле. - В. Г.), я понял
почти сразу и то, что я сам лично вне православия спасен быть
не могу, и то, что государственная Россия без строжайшего
охранения православной дисциплины разрушится еще сильнее
585
4. Консерваторы
многих других держав, и то, наконец, что культурной самобыт-
ности нашей мы должны по-прежнему искать в греко-россий-
ских корнях наших.,.>
Среди великих русских писателей прошлого века, оставив-
ших заметный след в истории социальной и политической
мысли, значительное место принадлежит Ф. М. Достоевскому
(1821-1881). Это он произнес слова о том, что <у нас - русских
две родины: наша Русь и Европа> (в заметке по поводу кончины
Жорж Санд). Позднее Достоевский значительно изменил это
мнение, особенно после поездки в Европу, и стал солидаризиро-
ваться с Ив. Аксаковым в восприятии Европы как <кладбища>,
признавая ее не только <гниющей>, но уже <мертвой> -
разумеется, для <высшего взгляда>. Однако его отрицание не
выглядело окончательным - он сохранял веру в возможность
<воскрешения всей Европы> благодаря России (в письме к
Страхову, 1869 г.).
Такой взгляд во многом предопределялся размышлениями
над внутренней стороной европейской жизни, над ее цивилиза-
цией. <Цивилизация,- писал он,- вырабатывает в человеке
только многосторонность ощущений... и ничего больше>. При
этом с ростом цивилизации никак не возрастают нравственные
силы человечества и в итоге, отвергнув Христа, европейская
цивилизация <оставляет человека с его бессильной и бесплодной
свободой, как бы обнажает хаос, который таится в человеке;
цивилизация не в силах справиться с теми трудностями, кото-
рые она же сама и создает>.
Отсюда глубокое недоверие Достоевского к социализму, бази-
рующемуся на предположении о возможности переделать чело-
веческую природу, создать <нового человека>. Поэтому социа-
лизм для него всецело покоится на насилии (к этой мысли
писатель приходит не сразу). Утопичность и фантастичность
социализма он воспринимал как мнимое преодоление европей-
ской нравственной трагедии. Равным образом он критически
оценил и русский революционный активизм конца 60-х гг. В
романе <Бесы> можно увидеть и осуждение уже имевшего место
революционного авантюризма, и предостережение против лю-
бой революции, и общий вывод о несовместимости справедли-
вости и братства с революционным социализмом.
Достоевским остро поставлен и освещен вопрос о соотношении
материальных и духовных потребностей человека в процессе
радикальных социальных перемен, об их противоречивости,
которая находит проявление в противоречии между <хлебом и
586 Глава 20. Политические и правовые учения в России
во второй половине XIX - первой половине XX в.
свободой>. В знаменитой главе <Великий инквизитор> из романа
<Братья Карамазовы>, об антикатолической и антисоциалисти-
ческой направленности которой написана целая библиотека
философской полемики, наиболее отчетливо выражено осужде-
ние перспективы добровольно-рабского отвержения моральнос-
ти и свободы (по причине слабосильности человеческого духа) -
в пользу получения хлеба насущного. Эта перспектива изложе-
на устами заинтересованного в ней Великого инквизитора, и
характеризует она его взаимоотношения с будущими своими
подданными:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238
появление особого, <нового социалистического феодализма>. Вот
один из характерных для него приемов рассуждений: <Если...
анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственно-
му идеалу крайнего равенства (который невозможен), своими
собственными методами необузданной свободы личных посяга-
тельств должны рядом антитез привести общества, имеющие
еще жить и развиваться, к большей неподвижности и весьма
значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще,
что социализм, понятый как следует, т. е. не что иное, как новый
феодализм, уже вовсе недалекого будущего, разумея под словом
феодализм, конечно, не в тесном и специальном его значении
романо-германского рыцарства, а в самом широком его смысле,
т. е. в смысле глубокой неравноправности классов и групп, в
смысле разнообразной децентрализации и группировки соци-
альных сил, объединенных в каком-нибудь живом центре ду-
ховном и государственном; в смысле нового закрепощения лиц
другими лицами и учреждениями, подчинение одних общин
другими общинами, несравненно сильнейшими или чем-нибудь
облагороженными (так, например, как были подчинены у нас в
старину рабочие селения монастыря)>. Современные ему ком-
мунисты и социалисты предстают теми же либералами, только
нацеленными на крайние меры и приемы действий - <до бунта
и преступлений>, что является, по сути дела, доведением
либерально-эгалитарного принципа до его <крайности> (в неза-
вершенной работе <Средний европеец как идеал и орудие
всемирного разрушения>, 1872-1884).
584 Глава 20. Политические и правовые учения в России
во второй половине XIX - первой половине XX в.
Обсуждая тему <русской государственности>, Леонтьев был
склонен выводить ее природу из византийского и отчасти
европейского наследия. О ее несовершенствах он писал так: <Мы
создали великое государство; но в этом Царстве
почти нет своей государственности; нет таких
своеобразных и на других влияющих своим примером
внутренних политических отношений, какие были в языческом
Риме, в Византии, в старой монархической (и даже наполеонов-
ской) Франции и в Великобритании>. Те же слова могут быть
отнесены и в адрес русского права. <Русское право в наше время
есть право европейское, слегка окрашенное византизмом
там, где государственность соприкасается с религией>.
Оценки ситуации в России и Европе строились Леонтьевым на
основе анализа тенденций и общих закономерностей жизни
государственных организмов, которые они обнаружили в ходе
социальной истории. В начале развития государства всего силь-
нее проявляет себя аристократическое начало, в середине
жизни государственного организма появляется тенденция к
единоличной власти и лишь <к старости и смерти воцаряется
демократическое, эгалитарное и либеральное начало>. В россий-
ской истории - <великорусской жизни и государственной жиз-
ни> - он видел глубокое проникновение византизма, т. е. един-
ства сильной государственности с церковью. <Я хочу сказать,
что царизм наш, столь для нас плодотворный и спасительный,
окреп под влиянием православия, под влиянием византийских
идей, византийской культуры. Византийские идеи и чувства
сплотили в одно тело полудикую Русь>.
Последующие выводы Леонтьева из этого обобщения были
весьма категоричными - <византизм как система византийских
идей и институтов, сопрягаясь с нашими патриархальными,
простыми началами>, создала наше величие; изменяя этому
византизму, мы погубим Россию; перед угрозой надвигающегося
западного эгалитаризма следовало бы <подморозить прогресс>.
В конце жизненного пути Леонтьев удалился в монастырь
(похоронен в усыпальнице одного из монастырей Сергиева
Посада). О своем обращении он в одном из писем писал следу-
ющее: <-.возгоревшейся сердечной верой, еще и долгою полити-
ческой деятельностью в сфере восточных христиан (имелась в
виду дипломатическая служба в Стамбуле. - В. Г.), я понял
почти сразу и то, что я сам лично вне православия спасен быть
не могу, и то, что государственная Россия без строжайшего
охранения православной дисциплины разрушится еще сильнее
585
4. Консерваторы
многих других держав, и то, наконец, что культурной самобыт-
ности нашей мы должны по-прежнему искать в греко-россий-
ских корнях наших.,.>
Среди великих русских писателей прошлого века, оставив-
ших заметный след в истории социальной и политической
мысли, значительное место принадлежит Ф. М. Достоевскому
(1821-1881). Это он произнес слова о том, что <у нас - русских
две родины: наша Русь и Европа> (в заметке по поводу кончины
Жорж Санд). Позднее Достоевский значительно изменил это
мнение, особенно после поездки в Европу, и стал солидаризиро-
ваться с Ив. Аксаковым в восприятии Европы как <кладбища>,
признавая ее не только <гниющей>, но уже <мертвой> -
разумеется, для <высшего взгляда>. Однако его отрицание не
выглядело окончательным - он сохранял веру в возможность
<воскрешения всей Европы> благодаря России (в письме к
Страхову, 1869 г.).
Такой взгляд во многом предопределялся размышлениями
над внутренней стороной европейской жизни, над ее цивилиза-
цией. <Цивилизация,- писал он,- вырабатывает в человеке
только многосторонность ощущений... и ничего больше>. При
этом с ростом цивилизации никак не возрастают нравственные
силы человечества и в итоге, отвергнув Христа, европейская
цивилизация <оставляет человека с его бессильной и бесплодной
свободой, как бы обнажает хаос, который таится в человеке;
цивилизация не в силах справиться с теми трудностями, кото-
рые она же сама и создает>.
Отсюда глубокое недоверие Достоевского к социализму, бази-
рующемуся на предположении о возможности переделать чело-
веческую природу, создать <нового человека>. Поэтому социа-
лизм для него всецело покоится на насилии (к этой мысли
писатель приходит не сразу). Утопичность и фантастичность
социализма он воспринимал как мнимое преодоление европей-
ской нравственной трагедии. Равным образом он критически
оценил и русский революционный активизм конца 60-х гг. В
романе <Бесы> можно увидеть и осуждение уже имевшего место
революционного авантюризма, и предостережение против лю-
бой революции, и общий вывод о несовместимости справедли-
вости и братства с революционным социализмом.
Достоевским остро поставлен и освещен вопрос о соотношении
материальных и духовных потребностей человека в процессе
радикальных социальных перемен, об их противоречивости,
которая находит проявление в противоречии между <хлебом и
586 Глава 20. Политические и правовые учения в России
во второй половине XIX - первой половине XX в.
свободой>. В знаменитой главе <Великий инквизитор> из романа
<Братья Карамазовы>, об антикатолической и антисоциалисти-
ческой направленности которой написана целая библиотека
философской полемики, наиболее отчетливо выражено осужде-
ние перспективы добровольно-рабского отвержения моральнос-
ти и свободы (по причине слабосильности человеческого духа) -
в пользу получения хлеба насущного. Эта перспектива изложе-
на устами заинтересованного в ней Великого инквизитора, и
характеризует она его взаимоотношения с будущими своими
подданными:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238