Эврика! Проблема была решена! Однако, будучи услов-
но освобожден, он опять попал в ту же историю.
Я помню, какой это был для меня удар. Хили мог
ошибаться! Возможно, я узнал что-то, чего Хили не
знал. Почему-то этот случай заставил меня понять, что,
возможно, и в теориях авторитетов есть ошибки и что
можно открыть еще что-то новое.
Следующее мое наивное открытие было другого ро-
да. Вскоре после прибытия в Рочестер я проводил со
студентами дискуссию о технике беседы. У меня был
опубликованный почти дословный протокол беседы с
одним родителем, в которой психолог выглядел как про-
ницательный умный человек, быстро добравшийся до
источника трудностей. Я был счастлив, что мог исполь-
зовать этот протокол как пример хорошей техники ве-
дения беседы.
Несколько лет спустя, проводя подобное занятие, я
вспомнил про отличный материал. Я отыскал его, пере-
читал и был потрясен. Теперь беседа казалась мне ум-
ным юридическим допросом, который убедил родителя
в наличии у него неосознаваемых мотивов и вырвал
признание его вины. Сейчас я знаю из собственного
опыта, что такая беседа не принесет настоящей пользы
ни родителю, ни ребенку. Этот случай заставил меня
прийти к выводу, что я должен отказаться от любого
подхода, который является принудительным или подтал-
кивающим клиента, причем не из теоретических сооб-
ражений, но потому, что такие подходы только с виду
эффективны.
Третий случай произошел несколько лет спустя. Я
научился более тонко и терпеливо интерпретировать
клиенту его поведение, стараясь удачно выбрать время
для этого и делать это так мягко, чтобы моя интерпре-
тация была принята. Я работал с очень интеллигентной
матерью, у которой сын был маленьким чудовищем.
Причина, очевидно, лежала в ее отвержении мальчика
в прошлом, но на протяжении многих бесед я не мог
помочь ей осознать это. Я старался привлечь ее внима-
ние к этой теме. Я мягко приближал ее к тем обстоя-
тельствам, о которых она мне сама рассказала, с тем
чтобы она увидела их смысл. Но все было напрасно.
Наконец я сдался. Я сказал ей, что, кажется, мы оба
старались, но потерпели неудачу и что нам лучше всего
расстаться. Она согласилась. На этом мы завершили бе-
седу, попрощались, и она пошла к двери. Затем она
обернулась и спросила: <А взрослых вы консультируе-
те?> Когда я ответил утвердительно, она сказала: <Хо-
рошо, тогда помогите мне>. Она подошла к стулу, с ко-
торого только что встала, и начала выплескивать свое
отчаяние по поводу замужества, запутанных отношений
с мужем, своего смятения и неудач. Все это так отлича-
лось от стереотипной <истории болезни>, которую она
преподнесла ранее! Тогда и началась настоящая психо-
терапия, и в конечном счете она была очень успешной.
Этот случай был одним из многих, которые помогли
мне ощутить, а потом и осознать, что именно клиент
может знать, что его беспокоит, в каком направлении
надо идти, какие проблемы являются для него сущест-
венными, какой жизненный опыт находится у него в
глубинах сознания. Мне стало ясно, что до тех пор, пока
у меня не будет необходимости демонстрировать свои
ум и знания, в процессе психотерапии лучше опираться
на клиента, когда выбираешь, куда двигаться и что де-
лать.
Психолог или... ?
В это время я начал сомневаться, психолог ли я.
Психологи Рочестерского университета дали мне по-
нять, что то, что я делаю, - это не психология; они
также не были заинтересованы в моем преподавании на
отделении психологии. Я посещал заседания Американ-
ской психологической ассоциации и обнаружил, что до-
клады там в основном касались процессов научения у
крыс и лабораторных экспериментов, не имеющих ни-
какого отношения к тому, что я делал. Социальные ра-
ботники - психиатры, казалось, говорили на моем язы-
ке, поэтому я стал проявлять интерес к профессии со-
циального работника, работая в местных и даже в об-
щенациональных отделениях. Только тогда, когда была
образована Американская ассоциация по прикладной
психологии, я стал действительно активно работать в
качестве психолога.
Я начал читать лекции в университете на отделении
социологии о том, как понимать трудных детей и обра-
щаться с ними. Вскоре отделение образования также
признало, что эти курсы относятся к психологии обра-
зования. (Перед тем как я уехал из Рочестера, отделе-
ние психологии также испросило разрешения занести
их в программу, таким образом, я был признан психо-
логом.) Только теперь, описывая эти события, я начи-
наю осознавать, как упорно я шел своим собственным
путем, не заботясь о том, иду ли я в ногу с представи-
телями моей профессии или нет.
Недостаток времени не дает мне возможности рас-
сказать о том, как мной было открыто отделение Цент-
ра направляющей помощи в Рочестере, или о борьбе с
некоторыми психиатрами, которая также была частью
моей жизни в то время. Эти административные заботы
не имели особого отношения к развитию моих идей.
Мои дети
Период раннего детства моих сына и дочери совпал
с периодом моей работы в Рочестере. Их развитие нау-
чило меня гораздо большему, чем любое профессио-
нальное обучение. Мне кажется, в то время я не был
хорошим отцом, к счастью, у них была великолепная
мать - моя жена, благодаря которой я постепенно ста-
новился все более и более, понимающим родителем. Ко-
нечно, бесценным было то преимущество, которое я
имел в эти годы и позже, общаясь с двумя прекрасными
восприимчивыми душами, с их горестями и радостями
детства, с натиском и трудностями подросткового воз-
раста, с их взрослением и началом собственной семей-
ной жизни. Я думаю, что и моя жена считает одним из
самых лучших достижений, которое когда-либо мы име-
ли, то, что мы можем интимно, по-настоящему общаться
со своими взрослыми детьми и их супругами, а они -
с нами.
Годы в штате Огайо
В 1940 году я принял предложение преподавать в
государственном университете штата Огайо. Уверен,
что единственной причиной, по которой меня пригласи-
ли, была моя книга <Клиническое лечение трудного ре-
бенка>, которую я вымучил во время каникул и кратких
отлучек. К моему удовольствию и чего я совсем не ожи-
дал, мне предложили должность профессора. Я от всей
души рекомендую начинать свою карьеру в научном ми-
ре на этом уровне. Я часто чувствовал благодарность за
то, что не вступал в унижающее ученого соревнование
в продвижении <ступенька за ступенькой> по лестнице
карьеры на факультетах университета, участники кото-
рого усваивают лишь один урок - не высовываться.
Именно пытаясь научить студентов-выпускников
университета Огайо тому, что я узнал о лечении и кон-
сультировании, я, пожалуй, впервые начал понимать,
что на основе своего опыта сформировал совершенно
отличный от других взгляд на эти проблемы. Когда же
я постарался очертить контуры некоторых моих идей и
представить их в статье, опубликованной в декабре
1940 года в Миннесотском университете, реакция ок-
ружающих была очень бурной. В первый раз я почувст-
вовал, что моя новая теория, которая казалась мне бле-
стящей и полной великолепных возможностей, пред-
ставляла угрозу для других людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153