Зачатки всех этих качеств мы очень рано стали на-
блюдать у наших сапожников, столяров, кузнецов.
Как только мальчик начинал квалифицироваться, как
56
только он основательно прикреплялся к своему верстаку,
он уже делался и в меньшей мере коммунаром.
Интересно, что в очень многих колониях, строивших
свой мотивационный баланс на ремесле, я всегда наблю-
дал один и тот же результат. Именно такие ребята, са-
пожники в душе, винопийцы, украшенные чубами и цы-
гарками, выходят из этих колоний и вносят мелкобуржу-
азные, вздорные и невежественные начала в жизнь нашей
рабочей молодежи.
Бедный по своему социальному содержанию, ремес-
ленный труд становился в наших глазах плохой дорогой
коммунистического воспитания. В начале второго года
выяснилось, что воспитанники, не работавшие в мастер-
ских или работавшие в них временами, а исполняющие
общие и сельскохозяйственные работы, в социально-мо-
ральном отношении стоят впереди «мастеровых». Нуж-
но небольшое усилие с нашей стороны, чтобы увидеть:
улучшение морального состояния отдельных групп воспи-
танников происходит параллельно развитию хозяйства и
внедрению коллектива в управление этим хозяйством.
<.. .> Но как мучительно трудно было ухватить вот
этот неуловимый завиток новой человеческой ценности.
В особенности нам, педагогам, под бдительным оком пе-
дагогических ученых.
В то время нужно было иметь много педагогического
мужества, нужно было идти на «кощунство», чтобы ре-
шиться на исповедывание такого догмата:
— Общее движение хозяйственной массы, снабжен-
ное постоянным зарядом напряжения и работы, если это
движение вызывается к жизни сознательным стремлени-
ем и пафосом коллектива, обязательно определит самое
главное, что нужно колонии: нравственно здоровый фон,
на котором более определенный нравственный рисунок
выполнить будет уже не трудно.
Оказалось, впрочем, что и это не легко: аппетит при-
ходит с едой, и настоящие затруднения начались у нас
тогда, когда схема была найдена, а остались детали.
В то самое время, когда мы мучительно искали исти-
ну и когда мы уже видели первые взмахи нового здорово-
го хозяина-колониста, худосочный инспектор из нароб-
раза ослепшими от чтения глазами водил по блокноту и,
заикаясь, спрашивал колонистов:
— А вам объясняли, как нужно поступать?
И в ответ на молчание смущенных колонистов что-то
радостно черкнул в блокноте. И через неделю прислал
57
нам свое беспристрастное заключение: «Воспитанники
работают хорошо и интересуются колонией. К сожалению,
администрация колонии, уделяя много внимания хозяй-
ству, педагогической работой мало занимается. Воспита-
тельная работа среди воспитанников не ведется».
Ведь это теперь я могу так спокойно вспоминать ху-
досочного инспектора. А тогда приведенное заключение
меня очень смутило. А в самом деле, а вдруг я ударился
в ложную сторону? Может быть, действительно нужно
заняться «воспитательной» работой, т. е. без конца и
устали толковать каждому воспитаннику, «как нужно
поступать». Ведь если это делать настойчиво и регуляр-
но, то, может быть, до чего-нибудь и дотолкуешься.
Мое смущение поддерживалось еще и постоянными
неудачами и срывами в нашем коллективе.
Я снова приступал к раздумью, к пристальным тон-
чайшим наблюдениям, к анализу.
Т. 3. С. 453—456
<.. .>Наконец, легкость работы обусловливалась
еще одним обстоятельством: в коммуне было производ-
ство.
Я был когда-то сторонником трудовых процессов. Мы
все считали, что в трудовых процессах ребенок дает вы-
ход своим трудовым инстинктам. Я тоже думал, что тру-
довой процесс нужен для придания ребенку трудового
колорита. В дальнейшем я понял, что ребенок должен
учиться какому-то производительному труду, добиваться
какой-то квалификации.
Мы, педагоги, теоретически залетали очень высоко, а
практически были очень низко. Думали, что дадим на-
шему ребенку хорошую квалификацию, а на самом деле
давали такую, при помощи которой ребенок мог сделать
плохую табуретку, готовили швею, которая могла сшить
только трусики. Я сам переживал чувство некоторого
пафоса, когда мне хорошо чинили ботинки, шили труси-
ки и плохо делали табуретку. Потом я избавился от этого
педагогического предрассудка. <.. .>
Т. 4. С. 366
...С начала нашей революции наша школа называлась
трудовой и все мы, педагоги, находились под впечатлени-
ем не столько трудового метода, сколько под обаянием
самого слова «труд» и под обаянием трудового принципа.
Т. 4. С. 180
58
Если бы у меня была школа, я бы, кажется, на части
разорвался, но что-нибудь стал бы делать.
Я помню, как мы организовали дело в коммуне
им. Дзержинского. Пришел ко мне как-то человек:
— Хотите делать нитки?
— Какие нитки?
— Обыкновенные.
— Давай. А станки какие?
— Да поставим деревянные.
— А где возьмешь?
— Достанем.
— Ас деньгами как?
— В кредит.
— Ас сырьем как?
— Не беспокойтесь, достанем.
— Ну давай.
Конечно, начальству я ничего не сказал. Если бы я
сказал инспектору, он разошелся бы:
— Почему нитки, какие нитки, какой промфинплан?
И т. д.
Поставили мы в подвале станочки. Говорю ребятам:
— Будем зарабатывать деньги, давайте хорошо ра-
ботать, давайте выпускать хорошие нитки.
Полгода поработали. Потом нам запретили, правда,
но мы встали на ноги.
Не было денег — устроили оранжереи. И устроить
оранжереи очень просто. Выгода же большая.
Когда все это делается в коллективе, когда каждый
заинтересован в этом, каждый знает, сколько сегодня
сделали, за сколько купили и за сколько продали, когда
коллектив начинает жить как хозяин, а потом как произ-
водственник, потому что у него появляется план, появля-
ется отдел технического контроля, появляются браков-
щики, цеховые диспетчеры, тогда коллектив завоевывает
себе право гражданства. Когда коллектив так хорошо
организован, тогда можно предъявить к нему последнее
трудное требование: уметь предъявлять друг к другу
определенные требования, откровенно, прямо, по-товари-
щески, в лоб. Делать так и никак не иначе.
Т. 4. С. 302
Творческий труд возможен только тогда, когда человек
относится к работе с любовью, когда он сознательно ви-
дит в ней радость, понимает пользу и необходимость тру-
59
да, когда труд делается для него основной формой про-
явления личности и таланта.
Такое отношение к труду возможно только тогда,
когда образовалась глубокая привычка к трудовому уси-
лию, когда никакая работа не кажется неприятной, если
в ней есть какой-нибудь смысл.
Творческий труд совершенно невозможен у тех людей,
которые к работе подходят со страхом, которые боятся
ощущения усилия, боятся, так сказать, трудового пота,
которые на каждом шагу только и делают, что сообража-
ют, как бы поскорее отделаться от работы и начать что-
нибудь другое. Это другое кажется им симпатичным до
тех пор, пока они за него не взялись.
...В трудовом усилии воспитывается не только рабочая
подготовка человека, но и подготовка товарища, т. е.
воспитывается правильное отношение к другим людям,—
это уже будет нравственная подготовка. Человек, который
старается на каждом шагу от работы увильнуть, который
спокойно смотрит, как другие работают, пользуется пло-
дами их трудов, такой человек — самый безнравственный
человек в советском обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108