Будь я <водитель> сумасшествия, я бы вскоре пре-
кратил следовать за тобой. Ты являешься родственником
. отравителя.

Бумажный носовой платок: плач в Изалене
имеет статус символа. <Мальчик не плачет> заменяется
на <поплачь хорошенько>, но плачущий не плачет не
плача.

Сейчас я не знаю, как много существует форм сле-
зоточивой продукции. Я уверен, что однажды кто-нибудь
получит субсидию на исследование слез, чтобы раскрыть
всю эту область от разрывающегося сердца рыдающей
матери, которая только что потеряла своего собственного
ребенка, до жуликов, которые M0iyr включать слезы по
желанию. Я наблюдал, как невеста одного из моих сту-
дентов доминировала над ним благодаря этой хорошо
развитой уловке.

Любой, чья интуиция остается нетронутой, непосред-
ственно ощущает различие между подлинным страданием,
вызванным горем, и исполнением, которое не вызывает
у зрителя ничего, кроме любопытства.

Однажды я тоже проделал этот\ трюк, вызванный со-
страданием. Я не помню самого случая. Знаю только,
что если бы я смог вызвать сочувствие, то получил бы
снисхождение вместо наказания. Я не чувствовал ничего.
В холодном расчете я вызвал в воображении похороны
своей бабушки. Потребовалось пара минут, но я делал
это. Слезы пришли, и я захлопнул ловушку.

Я научился в колледже исключать диету со свободным
потреблением соли, когда используешь бромиды в каче-
стве седативных средств. Это могло бы означать, что
соль может быть агентом, возбуждающим метаболизм, а
плач является процессом удаления соли. Его успокаива-
ющий и утешительный результат схож с действием бро-
мидов. <Хороший плач> расслабляет, дети плачут, чтобы
уснуть. Я рассматриваю плач, в основном, как расслаб-
ляющую реадалтацию и как зов о помощи.

Я рыдал горько не слишком часто, возможно одну-две
дюжины раз за всю жизнь. Эти случаи всегда были пико-
выми испытаниями глубоко потрясенного существа - горе,
и, по крайней мере единожды, - непереносимая боль.

184

Я люблю мягкий плач, который приходит с расслаб-
лением. Очень часто расслабление неподатливой брони
и появление истинных чувств в моей группе направляет
меня к нужной капитуляции. Иногда возникает цепная
реакция всей группы, когда плач становится такой же
инфекцией, как и смех. Подчас я обнаруживаю, что про-
ливаю слезы даже над сентиментальной чепухой. Но по
большей части, когда некто превышает средний уровень
человеческой доброты, когда он слишком хорош, чтобы
бить настоящим.

Я люблю быть грустным, но без несчастливости, и
даже люблю препятствия, которые приходят с этим, я
как будто увлекаюсь, позволяя себе непозволительную
слабость.

Одним из двух самых глубоких состояний прострации
была вспышка отчаяния в Арденнском доме после путе-
шествия вокруг света. Я не могу сказать, что привело к
этой прострации. Барьер между мной и другими людьми?
Ыоя ненависть в связи с отсутствием признаивя? Толстая
кожа, которую я приобрел в окопах? Или будем семан-
тиками и вспомним, что отчаяние есть отсутствие на-
дежды. Надежда, безусловно, вновь вселялась по капле.

Другой случай произошел во время нашего посещения
Германии с Лорой после Второй мировой войны. Я хотел
освободиться как от своей глубокой ненависти к наци-
стской Германии, так и от мыслей о возможном изменении
там духа. В Париже мы купили себе подержанный авто-
мобиль, который явился прекрасной покупкой. Я не помню
точной цифры, но мне думается, что я заплатил за него
600 долларов. Мы ездили на нем в течение двух месяцев
по Европе, три года в Штатах и продали его за 700
долларов.

Так или иначе, мы вступили в Германию с этим
автомобилем иа немецкой границе. Встречали нас не
очень-то дружелюбно. Таможенные офицеры проявляли
старую немецкую грубость. Мы ехали вдоль Рейна. Ат-
мосфера да и наше настроение начали до некоторой
степени меняться. Мы приехали в Пфоргейм, место рож-
дения Лоры, нас приветствовали. Мы побывали на могиле
отца Лоры, я пережил взрыв горя.

185

\
1

Да, я имею в виду взрыв. Неожиданный, захвативший
врасплох, как будто нас окатили кипятком. Лора плакала
чересчур. Я смотрел на нее с любопытством, не совсем
понимая, что происходит. Глаза были затуманены дымкой.
Через какое-то время я снова обрел контакт с реально-
стью. Я сочувствовал ей.

Вспышки я также не понимаю. Мой тесть и я никогда
не были близки. На самом деле, если в пубертатный
период в своей семье я был уродом, то еще большим
уродом я представлялся в семье Познера, Они вовсе не
доверяли мне.

<Я догадался, ты сейчас перейдешь на разглагольст\
вование о семье Познера и опять увильнешь от своих
действий?>
Итак, что я должен делать?
<Реши раз и навсегда закончить тему>.
Семантическое значение прозрачно.
<Перестань кидать этот семантический песок мне в
глаза>.

Боюсь, что тебе следует сказать <семантическое дерь-
мо>. Не подобает удачнику из еврейской, семьи высшего
класса, такой как Познер, использовать столь гру-
бый язык.

<Я вижу ты снова хочешь соскользнуть на Познеров,
воспользоваться "генерализованными ассоциациями">.

Да, я мог бы сказать Голденов, и это перенесло бы
нас в Майами. В этом и красота свободных ассоциаций.
Ты можешь вертеть ими как хочешь. Для фобического
поведения не существует лучшего средства передви-
жения.

<Ну, а как справляются Познеры или Голдены с пла-
чем?>.

Лора может легко заплакать, когда она несчастна. Но
я никогда не видел, чтобы она злоупотребляла своими
слезами. Конечно, она часто плакала, когда Лайзель, ее
сестра с ребенком, были убиты. Они ухитрились уйти в
подполье в Голландии, но были схвачены нацистами
задолго до окончания войны. Мне казалось, что Лора
больше горевала о своем племяннике, чем о Лайзель.

186

Она никогда не могла заставить себя смотреть картину
<Дневник Анны Франк>.

<Извини, я был немного груб с тобой. А как насчет
Голденов?>.

Я ввел это имя, чтобы построить мост в Майами.
<Это какой-то критический опыт плача?>.
Да, безусловно. О, я не имею в виду типическое
потрясение. Я даже не помню плача, когда я был не-
счастен из-за Марти. Я очень ясно помню свой плач от
страдания и боли до второй операции.
<Это те же самые операции - замена суицида?>.
Когда Фауст потерпел неудачу с Мефистофелем, он
назвал его пародией нечистоты и крови, дерьмом, как
сказали бы мы.

Карусель вновь завертелась, изобилие воспоминаний.
Удовольствие, которое я получал в свои плохие годы,
играя и воображая себя Мефистофелем.

Тетушка Шиндлер. Огромная тучная женщина с
наитеплейшим, вселюбящим сердцем, наслаждающаяся
моим исполнением. Она является единственной, кто брал
мою сторону: <Он всегда прав>.

Брат моего отца, умерший от рака прямой кишки.
Тюфяк с дерьмом. Отвратительный.

Мой матрац в Майами полон кровью. Марти, испол-
ненная отвращения, умело очищающая. Последнее тес-
тирование пыткой. Будет ли она любить меня, несмотря
на такое крайнее отвращение?

Я всегда стыдился болеть. Это было позором. Даже
в окопах я предпочитал скрывать высокотемпературный
тонзиллит, чем позволить себе эту <слабость>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129