Оба эти принципа в физике Аристотеля так же
органически связаны, как и два первых закона природы у Декарта: круговое
движение, согласно Аристотелю, является наиболее совершенным потому, что
оно есть нечто вроде "подвижного покоя", и находящееся в круговом движении
тело как бы не меняет своего места, постоянно возвращаясь к самому себе.
Эти законы природы верны только по отношению к идеальным телам и идеальным
условиям, которых в эмпирическом мире не бывает; поэтому, установив, что
прямолинейное движение является первичным и простым, Декарт тотчас же
заявляет, что реально в природе прямолинейных движений не происходит. Этот
парадокс хорошо знаком нам уже из произведений Галилея, который тоже
неоднократно подчеркивал, что эмпирические явления, как правило,
противоречат законам механики, а не согласуются с ними.
Почему же, согласно Декарту, всякое движение реально совершается по кругу?
Да потому, что в мире, где нет пустоты, где непрерывная материя заполняет
беспредельное пространство, невозможно ни одной частице сдвинуться со
своего места иначе, как передвинувшись на место другой, которая в свою
очередь становится на место третьей и т.д. "Когда какое-либо тело, - пишет
Декарт, - оставляет свое место другому телу, изгоняющему его, оно вступает
на место третьего тела, а это последнее - на место четвертого, и так вплоть
до последнего, которое в то же мгновение занимает место, покинутое первым
из тел". Такое движение называется у Декарта вихревым по аналогии с
наблюдаемыми воздушными вихрями и водоворотами, представляющими собой тоже
вихревое движение жидкости.
Мы сказали: "Непрерывная материя заполняет беспредельное пространство". Но
такое выражение, вообще говоря, по отношению к Декарту некорректно, потому
что материя у него, как мы уже знаем, тождественна протяжению. И тем не
менее сам Декарт употребляет выражения "частица материи", "деление частей
материи до бесконечности" и т.д. Это - одно из непреодолимых затруднений, с
которым Декарт справляется не вполне законным путем, допуская, с одной
стороны, беспредельную делимость материи (что тождественно с ее
непрерывностью), а с другой - актуальную поделенность ее на частицы
(корпускулы). Декарт хорошо сознает, что здесь у него не все логически
увязывается, - ведь если материя тождественна протяженности, то корпускулы,
стало быть, представляют собой "кусочки" пространства - но что это значит?
Декарт честно признает, что ему самому здесь не все ясно. "Должно, однако,
признать, - пишет он, - что в этом движении имеется нечто такое, что наша
душа воспринимает как истинное, не будучи, тем не менее, в состоянии его
понять, а именно, деление некоторых частей материи до бесконечности и
притом деление беспредельное, т.е. деление на столько частей, что мы не
можем мысленно определить часть столь малой, чтобы не мыслить ее
разделенной и на еще меньшие части... И хотя мы не можем постичь способ,
каким совершается это беспредельное деление, мы не должны, однако,
сомневаться в том, что оно совершается, ибо мы понимаем, что это деление
необходимо следует из природы материи, отчетливейшим образом нами уже
понятой, и понимаем также, что эта истина принадлежит к числу тех, которые
нашей конечной мыслью обнять нельзя".
Нельзя понять, потому что непрерывность - это бесконечная делимость,
возможность быть делимым до бесконечности - это определение пространства
как непрерывного. Когда же речь идет о частичках материи (что уже само по
себе непонятно, потому что это должны быть частички пространства), то, как
бы малы они ни были, они все же должны иметь конечную величину. Только
тогда мы можем говорить об актуально, реально существующих корпускулах. Но
в этом случае нарушается принцип непрерывности пространства! В этом случае
Декарт должен допустить различие между материей и пространством, т.е.
принять атомистическую концепцию материи, против которой он возражает. Вот
почему он вынужден допустить нечто в высшей степени непонятное: частицу
материи, которая в то же время и не есть частица, ибо она должна мыслиться
и конечной, и исчезающе малой величиной, причем в одно и то же время, в
одном и том же отношении. Это - то самое понятие-парадокс, с которым мы
сталкиваемся при рассмотрении метода инфинитезимального исчисления:
бесконечно малая величина есть некий кентавр, предполагающий и выполнение
принципа непрерывности, и одновременно нарушение его. Точно так же, как и
понятие материи у Декарта.
Не удивительно, что именно в этом пункте философия Декарта была подвергнута
решительной критике Гюйгенсом, с одной стороны, и Лейбницем - с другой: оба
они выступили против отождествления материи с протяженностью и оба
поставили вопрос о том, что необходимо дать иное решение проблемы
континуума и проблемы движения.
Тем не менее даже те, кто, подобно Гюйгенсу, Ньютону и Лейбницу, выступили
с критикой картезианства, в вопросе о необходимости давать механистическое
объяснение всем явлениям природы были последователями Декарта. В этом
отношении нельзя не согласиться с замечанием С. Хемпшира: "Определенная
философия может настолько глубоко пронизывать мышление эпохи, что даже те,
кто явно восстают против объявленных ею доктрин, в действительности, как
это можно видеть впоследствии, сознательно или бессознательно принимают ее
фундаментальные допущения и методы. Картезианство - взятое не как система
определенных доктрин и положений, но как целый словарь и метод аргументации
- господствовало в философском и научном мышлении Европы XVII в. (хотя в
Англии меньше, чем где бы то ни было), подобно тому как аристотелизм,
взятый в том же аспекте, как словарь и метод, господствовал в Европе в
предыдущие века".
Декарт был одним из тех, кто создавал в XVII в. новую философию и науку -
науку, которую без преувеличения можно назвать универсальной механикой и
под знаком которой жил не только XVII век, но и добрая часть XVIII столетия.
Философия Декарта пользовалась большим влиянием среди естествоиспытателей
второй половины XVII в. Расцвет картезианства приходится на 80-е гг., когда
на континенте еще не получила распространения ньютонианская физика,
впоследствии сильно потеснившая картезианскую. Не только физики и
математики, но и физиологи, медики и фармакологи испытали на себе влияние
Декарта и работали в рамках созданной им программы. Даже за пределами
Франции, где, естественно, было больше всего последователей Декарта, его
учение пользовалось немалым влиянием. Так, в 1685 г. француз М. Жермен
писал из Неаполя: "Наиболее выдающиеся умы Неаполя являются последователями
Декарта. Они с жадностью набрасываются на труды, написанные в его защиту и
разъясняющие его учение". В Германии картезианскую физику развивал В. Э.
Чирнгаузен (1651-1708) - физик, математик и философ, оказавший немалое
влияние на естественнонаучную мысль в Германии XVIII столетия.
Во Франции учеником Декарта был известный физик П.С. Регий (1632-1707),
разделявший декартовское понимание материи как протяженности и сводивший
все явления к их механическим причинам. В рамках картезианской программы
работали известные физики Дж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
органически связаны, как и два первых закона природы у Декарта: круговое
движение, согласно Аристотелю, является наиболее совершенным потому, что
оно есть нечто вроде "подвижного покоя", и находящееся в круговом движении
тело как бы не меняет своего места, постоянно возвращаясь к самому себе.
Эти законы природы верны только по отношению к идеальным телам и идеальным
условиям, которых в эмпирическом мире не бывает; поэтому, установив, что
прямолинейное движение является первичным и простым, Декарт тотчас же
заявляет, что реально в природе прямолинейных движений не происходит. Этот
парадокс хорошо знаком нам уже из произведений Галилея, который тоже
неоднократно подчеркивал, что эмпирические явления, как правило,
противоречат законам механики, а не согласуются с ними.
Почему же, согласно Декарту, всякое движение реально совершается по кругу?
Да потому, что в мире, где нет пустоты, где непрерывная материя заполняет
беспредельное пространство, невозможно ни одной частице сдвинуться со
своего места иначе, как передвинувшись на место другой, которая в свою
очередь становится на место третьей и т.д. "Когда какое-либо тело, - пишет
Декарт, - оставляет свое место другому телу, изгоняющему его, оно вступает
на место третьего тела, а это последнее - на место четвертого, и так вплоть
до последнего, которое в то же мгновение занимает место, покинутое первым
из тел". Такое движение называется у Декарта вихревым по аналогии с
наблюдаемыми воздушными вихрями и водоворотами, представляющими собой тоже
вихревое движение жидкости.
Мы сказали: "Непрерывная материя заполняет беспредельное пространство". Но
такое выражение, вообще говоря, по отношению к Декарту некорректно, потому
что материя у него, как мы уже знаем, тождественна протяжению. И тем не
менее сам Декарт употребляет выражения "частица материи", "деление частей
материи до бесконечности" и т.д. Это - одно из непреодолимых затруднений, с
которым Декарт справляется не вполне законным путем, допуская, с одной
стороны, беспредельную делимость материи (что тождественно с ее
непрерывностью), а с другой - актуальную поделенность ее на частицы
(корпускулы). Декарт хорошо сознает, что здесь у него не все логически
увязывается, - ведь если материя тождественна протяженности, то корпускулы,
стало быть, представляют собой "кусочки" пространства - но что это значит?
Декарт честно признает, что ему самому здесь не все ясно. "Должно, однако,
признать, - пишет он, - что в этом движении имеется нечто такое, что наша
душа воспринимает как истинное, не будучи, тем не менее, в состоянии его
понять, а именно, деление некоторых частей материи до бесконечности и
притом деление беспредельное, т.е. деление на столько частей, что мы не
можем мысленно определить часть столь малой, чтобы не мыслить ее
разделенной и на еще меньшие части... И хотя мы не можем постичь способ,
каким совершается это беспредельное деление, мы не должны, однако,
сомневаться в том, что оно совершается, ибо мы понимаем, что это деление
необходимо следует из природы материи, отчетливейшим образом нами уже
понятой, и понимаем также, что эта истина принадлежит к числу тех, которые
нашей конечной мыслью обнять нельзя".
Нельзя понять, потому что непрерывность - это бесконечная делимость,
возможность быть делимым до бесконечности - это определение пространства
как непрерывного. Когда же речь идет о частичках материи (что уже само по
себе непонятно, потому что это должны быть частички пространства), то, как
бы малы они ни были, они все же должны иметь конечную величину. Только
тогда мы можем говорить об актуально, реально существующих корпускулах. Но
в этом случае нарушается принцип непрерывности пространства! В этом случае
Декарт должен допустить различие между материей и пространством, т.е.
принять атомистическую концепцию материи, против которой он возражает. Вот
почему он вынужден допустить нечто в высшей степени непонятное: частицу
материи, которая в то же время и не есть частица, ибо она должна мыслиться
и конечной, и исчезающе малой величиной, причем в одно и то же время, в
одном и том же отношении. Это - то самое понятие-парадокс, с которым мы
сталкиваемся при рассмотрении метода инфинитезимального исчисления:
бесконечно малая величина есть некий кентавр, предполагающий и выполнение
принципа непрерывности, и одновременно нарушение его. Точно так же, как и
понятие материи у Декарта.
Не удивительно, что именно в этом пункте философия Декарта была подвергнута
решительной критике Гюйгенсом, с одной стороны, и Лейбницем - с другой: оба
они выступили против отождествления материи с протяженностью и оба
поставили вопрос о том, что необходимо дать иное решение проблемы
континуума и проблемы движения.
Тем не менее даже те, кто, подобно Гюйгенсу, Ньютону и Лейбницу, выступили
с критикой картезианства, в вопросе о необходимости давать механистическое
объяснение всем явлениям природы были последователями Декарта. В этом
отношении нельзя не согласиться с замечанием С. Хемпшира: "Определенная
философия может настолько глубоко пронизывать мышление эпохи, что даже те,
кто явно восстают против объявленных ею доктрин, в действительности, как
это можно видеть впоследствии, сознательно или бессознательно принимают ее
фундаментальные допущения и методы. Картезианство - взятое не как система
определенных доктрин и положений, но как целый словарь и метод аргументации
- господствовало в философском и научном мышлении Европы XVII в. (хотя в
Англии меньше, чем где бы то ни было), подобно тому как аристотелизм,
взятый в том же аспекте, как словарь и метод, господствовал в Европе в
предыдущие века".
Декарт был одним из тех, кто создавал в XVII в. новую философию и науку -
науку, которую без преувеличения можно назвать универсальной механикой и
под знаком которой жил не только XVII век, но и добрая часть XVIII столетия.
Философия Декарта пользовалась большим влиянием среди естествоиспытателей
второй половины XVII в. Расцвет картезианства приходится на 80-е гг., когда
на континенте еще не получила распространения ньютонианская физика,
впоследствии сильно потеснившая картезианскую. Не только физики и
математики, но и физиологи, медики и фармакологи испытали на себе влияние
Декарта и работали в рамках созданной им программы. Даже за пределами
Франции, где, естественно, было больше всего последователей Декарта, его
учение пользовалось немалым влиянием. Так, в 1685 г. француз М. Жермен
писал из Неаполя: "Наиболее выдающиеся умы Неаполя являются последователями
Декарта. Они с жадностью набрасываются на труды, написанные в его защиту и
разъясняющие его учение". В Германии картезианскую физику развивал В. Э.
Чирнгаузен (1651-1708) - физик, математик и философ, оказавший немалое
влияние на естественнонаучную мысль в Германии XVIII столетия.
Во Франции учеником Декарта был известный физик П.С. Регий (1632-1707),
разделявший декартовское понимание материи как протяженности и сводивший
все явления к их механическим причинам. В рамках картезианской программы
работали известные физики Дж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143