как раз в данном случае опыт
выглядит почти как наблюдение непосредственно происходящего в природе,
"конструкция" опыта чрезвычайно проста; поразительно в этом опыте другое, а
именно что Галилей не замечает, как его доказательство вращается в порочном
круге. И в самом деле, почему понадобился Галилею этот опыт? Да потому что
при наблюдении падающего тела невозможно заметить той первоначальной
бесконечной (и даже не бесконечной, а хотя бы очень малой конечной)
медленности, с которой тело движется в первые моменты падения. И вот
Галилей предлагает для демонстрации другой случай: изменение давления
падающего груза на сваю по мере изменения высоты падения, которое
опять-таки (изменение давления) совершенно невозможно заметить, когда
высота падения становится меньше определенной конечной величины. Значит,
именно то, что нужно было продемонстрировать, как раз и не удалось, потому
что нет таких точных инструментов, с помощью которых можно было бы
измерять, на какую долю миллиметра больше свая вошла в землю, когда груз
"падал" на нее с высоты, равной толщине листка, по сравнению со случаем,
если бы он просто давил на нее без всякого падения.
Дальнейшее изложение Галилея показывает, что он рассуждает теоретически, и
все его построение носит характер теоретического допущения, так называемого
мысленного эксперимента, не могущего получить точного аналога в опыте,
потому что никакой опыт и никакое измерение не могут иметь места там, где
речь идет о бесконечно малой скорости. "...Нетрудно, - пишет Галилей, -
установить ту же истину путем простого рассуждения. Предположим, что мы
имеем тяжелый камень, поддерживаемый в воздухе в состоянии покоя; лишенный
опоры и отпущенный на свободу, он начнет падать вниз, причем движение его
будет не равномерным, но сперва медленным, а затем ускоряющимся. А так как
скорость может увеличиваться и уменьшаться до бесконечности (обратим
внимание на это допущение Галилея, которое заведомо не может быть
подтверждено в опыте. - П.Г.), то что может заставить меня признать, будто
такое тело, выйдя из состояния бесконечной медленности (каковым именно
является состояние покоя), сразу приобретает скорость в десять градусов
скорее, чем в четыре, или в четыре градуса скорее, чем в два градуса, в
один, в полградуса, в одну сотую градуса, словом, скорее, чем любую
бесконечно малую скорость?"
Очевидно, что это - математическое допущение, основанное на принципе
непрерывности, а вовсе не констатация физического явления. Как справедливо
отмечает А.В. Ахутин, "для Галилея суть вопроса сводилась главным образом к
созданию, конструированию, изобретению геометро-кинематической схемы
механического события. Сама теоретическая работа развертывалась как
открытие и наглядное обнаружение теоретических определений в процессе
мысленного экспериментирования с этим идеально сконструированным объектом".
В свое время Э. Мах охарактеризовал приведенные выше эксперименты Галилея
как мысленные, или воображаемые. Он приписывал им важную роль в
формировании естествознания нового времени и видел в них обоснование своей
эмпиристской интерпретации науки. В более ранний период развития науки
мысленный эксперимент тоже имел место. Так, например, Аристотель
осуществлял мысленный эксперимент, доказывая невозможность в природе
пустоты. Однако в построении физики Аристотеля мысленный эксперимент играл
иную роль, чем у Галилея. Аристотель прибегал к нему для того, чтобы
отвергнуть какую-либо возможность: в этом смысле эксперимент играл у него
негативную роль. Галилей же прибегает к воображаемому эксперименту для
подтверждения своего допущения, как мы видели выше. Такое изменение
значения мысленного эксперимента в физике связано у Галилея с перестройкой
метода доказательства, со стремлением построить физику на базе математики.
Нельзя не отметить, что на протяжении XVII- XVIII вв. проблема мысленного
эксперимента и его статуса неоднократно становилась темой дискуссий. Так,
например, критикуя Декарта за то, что установленные им законы удара созданы
априорно (на основе воображаемого эксперимента, а не реального опыта), Хр.
Гюйгенс просто отождествлял мысленный эксперимент с теорией и не считал его
достаточным для построения физики как науки о природе. На реальном, а не
мысленном только эксперименте настаивал Ньютон в своей "Оптике" - вообще
интерес Ньютона к химии, сблизивший его с такими виртуозами реального, а не
мысленного эксперимента, как Р. Бойль, Р. Гук и др., свидетельствует о том,
что Ньютон хорошо различал два типа экспериментов и умел работать как в
манере Галилея и Декарта, так и в манере Бойля.
Таким образом, причина отмеченного нами "круга" в рассуждении Галилея ясна:
его рассуждение о прохождении телом всех степеней медленности имеет чисто
математический характер, но при этом Галилею нужно доказать, что между
физическим движением и его математической моделью в предельном случае - а
именно такой случай и являет нам конструируемый объект - нет никакого
различия. Опыт, таким образом, заменяется математическим доказательством. В
творчестве Галилея "экспериментально-технологический стиль мышления
проявляется все-таки в основном не в форме реального, а в форме мысленного
эксперимента", - пишут в этой связи В.С. Швырев и В.А. Шагеева.
Характерен и другой эксперимент Галилея: движение тел по наклонной
плоскости. Вот как описывает Галилей этот эксперимент, с помощью которого
устанавливается закон свободного падения тел: "Вдоль узкой стороны линейки
или, лучше сказать, деревянной доски, длиною около двенадцати локтей,
шириною пол-локтя и толщиною около трех дюймов, был прорезан канал, шириною
немного больше одного дюйма. Канал этот был прорезан совершенно прямым и,
чтобы сделать его достаточно гладким и скользким, оклеен внутри возможно
ровным и полированным пергаментом; по этому каналу мы заставляли падать
гладкий шарик из твердейшей бронзы совершенно правильной формы. Установив
изготовленную таким образом доску, мы поднимали конец ее над горизонтальной
плоскостью, когда на один, когда на два локтя и заставляли скользить шарик
по каналу... отмечая способом, о котором речь будет идти ниже, время,
необходимое для пробега им всего пути; повторяя много раз один и тот же
опыт, чтобы точно определить время, мы не находили никакой разницы даже на
одну десятую времени биения пульса. Точно установив это обстоятельство, мы
заставляли шарик проходить лишь четвертую часть длины того же канала;
измерив время его падения, мы всегда находили самым точным образом, что оно
равняется половине того, которое наблюдалось в первом случае". Галилей, как
видим, больше всего озабочен точностью измерения: он подчеркивает
совершенную прямизну прорезанного канала, его предельную гладкость,
позволяющую свести сопротивление до минимума, чтобы уподобить движение по
наклонной плоскости его "парадигме" - качанию маятника. Но важнее всего
Галилею точное измерение времени падения шарика, которое призвано
подтвердить закон, установленный Галилеем математически и гласящий, что
отношение пройденных путей равно отношению квадратов времени их
прохождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
выглядит почти как наблюдение непосредственно происходящего в природе,
"конструкция" опыта чрезвычайно проста; поразительно в этом опыте другое, а
именно что Галилей не замечает, как его доказательство вращается в порочном
круге. И в самом деле, почему понадобился Галилею этот опыт? Да потому что
при наблюдении падающего тела невозможно заметить той первоначальной
бесконечной (и даже не бесконечной, а хотя бы очень малой конечной)
медленности, с которой тело движется в первые моменты падения. И вот
Галилей предлагает для демонстрации другой случай: изменение давления
падающего груза на сваю по мере изменения высоты падения, которое
опять-таки (изменение давления) совершенно невозможно заметить, когда
высота падения становится меньше определенной конечной величины. Значит,
именно то, что нужно было продемонстрировать, как раз и не удалось, потому
что нет таких точных инструментов, с помощью которых можно было бы
измерять, на какую долю миллиметра больше свая вошла в землю, когда груз
"падал" на нее с высоты, равной толщине листка, по сравнению со случаем,
если бы он просто давил на нее без всякого падения.
Дальнейшее изложение Галилея показывает, что он рассуждает теоретически, и
все его построение носит характер теоретического допущения, так называемого
мысленного эксперимента, не могущего получить точного аналога в опыте,
потому что никакой опыт и никакое измерение не могут иметь места там, где
речь идет о бесконечно малой скорости. "...Нетрудно, - пишет Галилей, -
установить ту же истину путем простого рассуждения. Предположим, что мы
имеем тяжелый камень, поддерживаемый в воздухе в состоянии покоя; лишенный
опоры и отпущенный на свободу, он начнет падать вниз, причем движение его
будет не равномерным, но сперва медленным, а затем ускоряющимся. А так как
скорость может увеличиваться и уменьшаться до бесконечности (обратим
внимание на это допущение Галилея, которое заведомо не может быть
подтверждено в опыте. - П.Г.), то что может заставить меня признать, будто
такое тело, выйдя из состояния бесконечной медленности (каковым именно
является состояние покоя), сразу приобретает скорость в десять градусов
скорее, чем в четыре, или в четыре градуса скорее, чем в два градуса, в
один, в полградуса, в одну сотую градуса, словом, скорее, чем любую
бесконечно малую скорость?"
Очевидно, что это - математическое допущение, основанное на принципе
непрерывности, а вовсе не констатация физического явления. Как справедливо
отмечает А.В. Ахутин, "для Галилея суть вопроса сводилась главным образом к
созданию, конструированию, изобретению геометро-кинематической схемы
механического события. Сама теоретическая работа развертывалась как
открытие и наглядное обнаружение теоретических определений в процессе
мысленного экспериментирования с этим идеально сконструированным объектом".
В свое время Э. Мах охарактеризовал приведенные выше эксперименты Галилея
как мысленные, или воображаемые. Он приписывал им важную роль в
формировании естествознания нового времени и видел в них обоснование своей
эмпиристской интерпретации науки. В более ранний период развития науки
мысленный эксперимент тоже имел место. Так, например, Аристотель
осуществлял мысленный эксперимент, доказывая невозможность в природе
пустоты. Однако в построении физики Аристотеля мысленный эксперимент играл
иную роль, чем у Галилея. Аристотель прибегал к нему для того, чтобы
отвергнуть какую-либо возможность: в этом смысле эксперимент играл у него
негативную роль. Галилей же прибегает к воображаемому эксперименту для
подтверждения своего допущения, как мы видели выше. Такое изменение
значения мысленного эксперимента в физике связано у Галилея с перестройкой
метода доказательства, со стремлением построить физику на базе математики.
Нельзя не отметить, что на протяжении XVII- XVIII вв. проблема мысленного
эксперимента и его статуса неоднократно становилась темой дискуссий. Так,
например, критикуя Декарта за то, что установленные им законы удара созданы
априорно (на основе воображаемого эксперимента, а не реального опыта), Хр.
Гюйгенс просто отождествлял мысленный эксперимент с теорией и не считал его
достаточным для построения физики как науки о природе. На реальном, а не
мысленном только эксперименте настаивал Ньютон в своей "Оптике" - вообще
интерес Ньютона к химии, сблизивший его с такими виртуозами реального, а не
мысленного эксперимента, как Р. Бойль, Р. Гук и др., свидетельствует о том,
что Ньютон хорошо различал два типа экспериментов и умел работать как в
манере Галилея и Декарта, так и в манере Бойля.
Таким образом, причина отмеченного нами "круга" в рассуждении Галилея ясна:
его рассуждение о прохождении телом всех степеней медленности имеет чисто
математический характер, но при этом Галилею нужно доказать, что между
физическим движением и его математической моделью в предельном случае - а
именно такой случай и являет нам конструируемый объект - нет никакого
различия. Опыт, таким образом, заменяется математическим доказательством. В
творчестве Галилея "экспериментально-технологический стиль мышления
проявляется все-таки в основном не в форме реального, а в форме мысленного
эксперимента", - пишут в этой связи В.С. Швырев и В.А. Шагеева.
Характерен и другой эксперимент Галилея: движение тел по наклонной
плоскости. Вот как описывает Галилей этот эксперимент, с помощью которого
устанавливается закон свободного падения тел: "Вдоль узкой стороны линейки
или, лучше сказать, деревянной доски, длиною около двенадцати локтей,
шириною пол-локтя и толщиною около трех дюймов, был прорезан канал, шириною
немного больше одного дюйма. Канал этот был прорезан совершенно прямым и,
чтобы сделать его достаточно гладким и скользким, оклеен внутри возможно
ровным и полированным пергаментом; по этому каналу мы заставляли падать
гладкий шарик из твердейшей бронзы совершенно правильной формы. Установив
изготовленную таким образом доску, мы поднимали конец ее над горизонтальной
плоскостью, когда на один, когда на два локтя и заставляли скользить шарик
по каналу... отмечая способом, о котором речь будет идти ниже, время,
необходимое для пробега им всего пути; повторяя много раз один и тот же
опыт, чтобы точно определить время, мы не находили никакой разницы даже на
одну десятую времени биения пульса. Точно установив это обстоятельство, мы
заставляли шарик проходить лишь четвертую часть длины того же канала;
измерив время его падения, мы всегда находили самым точным образом, что оно
равняется половине того, которое наблюдалось в первом случае". Галилей, как
видим, больше всего озабочен точностью измерения: он подчеркивает
совершенную прямизну прорезанного канала, его предельную гладкость,
позволяющую свести сопротивление до минимума, чтобы уподобить движение по
наклонной плоскости его "парадигме" - качанию маятника. Но важнее всего
Галилею точное измерение времени падения шарика, которое призвано
подтвердить закон, установленный Галилеем математически и гласящий, что
отношение пройденных путей равно отношению квадратов времени их
прохождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143