А потому тот вариант, который предложен
самим Декартом, является только вероятным, - но в то же время он
равноправен со всеми остальными вариантами, если только он пригоден для
объяснения встречающихся в опыте явлений.
В мышлении Декарта сомкнулись две разные идеи: во-первых, христианская идея
божественного всемогущества и, во-вторых, идея мира как тончайшей системы
машин. В самом деле, эти две идеи отнюдь не связаны между собой с
необходимостью: ни в Библии, ни в раннехристианской патристике, ни в
византийской, ни в западноевропейской ветвях христианства вплоть до
XIII-XIV вв. учение о божественном всемогуществе не ассоциировалось с
представлением о мире как о машине. Да и всемогущий Творец не выступал в
образе Бога-механика, каким его видит XVII век. Поэтому вопрос о том, каким
образом декартово понимание природы как сложной системы механизмов связано
с тезисом о божественном всемогуществе, требует специального рассмотрения.
Если мир понимается как машина, то тем самым снимается различие между
естественным и искусственным, как его представляла себе античная философия
и наука, а также средневековая схоластика вплоть до XIV в. Тут проходит как
раз тот водораздел, что отделяет науку нового времени от всей
предшествующей науки. "Между машинами, сделанными руками мастеров, и
различными телами, созданными одной природой, - пишет Декарт, - я нашел
только ту разницу, что действия механизмов зависят исключительно от
устройства различных трубок, пружин и иного рода инструментов, которые,
находясь по необходимости в известном соответствии с изготовившими их
руками, всегда настолько велики, что их фигура и движения легко могут быть
видимы, тогда как, напротив, трубки или пружины, вызывающие действия
природных вещей, обычно бывают столь малы, что ускользают от наших чувств.
И ведь несомненно, что в механике нет правил, которые не принадлежали бы
физике (частью или видом которой механика является); поэтому все
искусственные предметы вместе с тем предметы естественные. Так, например,
часам не менее естественно показывать время с помощью тех или иных
колесиков, из которых они составлены, чем дереву, выросшему из тех или иных
семян, приносить известные плоды".
Такое понимание природы находится в контрарной противоположности к тому,
которое свойственно было аристотелевской научной программе, преобладавшей в
средневековой физике. Если у Аристотеля природное противопоставлялось
искусственно созданному человеком и соответственно физика - механике,
представлявшей собой не науку, а искусство, то у Декарта механика является
частью физики. Физика же - наука, изучающая "инструменты", т.е. "трубы и
пружины, вызывающие действия природных вещей". У Декарта, как видим,
полностью завершился процесс устранения из природы всех причин, кроме
действующих, начавшийся еще в XIV в. и получивший выражение, в частности, в
работах Ж. Буридана.
Всемогущество Бога по отношению к машине мира (machina mundi) выражается в
том, что Он владеет бесконечным арсеналом средств для построения тончайших
трубок, пружин и колесиков, система которых и есть мир. "Подобно тому, как
один и тот же искусный мастер может изготовить несколько часов так, что и
те и другие одинаково станут указывать время и внешне будут вполне подобны
друг другу, хотя бы и не было никакого сходства в составе их колес, точно
так же несомненно, что и высочайший Мастер - Бог - владеет бесчисленным
множеством средств, коими он мог достигнуть того, чтобы все вещи здешнего
мира казались такими, какими они ныне кажутся, между тем как ум
человеческий бессилен постичь, какие из этих средств угодно Ему было
применить для этого".
Это очень существенная аналогия, она составляет то, что обычно историки
науки называют парадигмой мышления: мы имеем в виду пример с множеством
часов. Мы можем не доискиваться сходства в колесах этих часов, так как
одного и того же действия можно добиться - если мастер искусный - с помощью
разной системы колес; прежде наука стремилась понять природу, так сказать,
в ее внутреннем устройстве, но к этому совершенно незачем стремиться:
во-первых, потому, что достигнуть этого невозможно, ибо всегда останется
сомнение, действительно ли пружины и колесики реальные соответствуют тем,
которые предполагаем мы, а во-вторых, это не нужно, так как не существенно,
имеется ли сходство в колесах реального мира и мира, как мы его
реконструируем, - лишь бы все вещи сконструированного нами мира казались
такими, каковы они в мире реальном. Одним словом, лишь бы созданные нами
часы и часы, сотворенные божественным Мастером, указывали время одинаково.
Вот в чем действительная - и притом вполне достижимая - задача науки, как
ее понимает Декарт. Вот почему предлагаемый вариант объяснения мира хотя и
только вероятен, но от этого не теряет своей объясняющей силы. "Я почту
себя удовлетворенным, - заключает Декарт, - если объясненные мною причины
таковы, что все действия, которые могут из них произойти, окажутся
подобными действиям, замечаемым нами в явлениях природы". Декарту важно
только, чтобы эффекты, достигаемые с помощью построенного им теоретически
механизма (а детали этого механизма можно воспроизводить и практически -
для этого и нужен эксперимент), совпадали с эффектами, которые производит
механизм, созданный бесконечным Творцом, т.е. с явлениями природы. В его
лице естествоиспытатель рассуждает как техник-конструктор: ведь последнему
важен именно эффект, а средства, с помощью которых он достигается, могут
быть самыми разнообразными: дело не в них.
Пробабилизм Декарта имеет и другой аспект, проливающий свет на новое
понимание природы и науки о ней. В сущности, Декарт таким образом
утверждает, что, познавая мир, он просто конструирует его и отвергает как
проблематичный и заведомо малоэффективный всякий другой вид познания:
именно здесь проходит линия, по которой Декарт ведет критику традиционной
формы науки. Вот как, по Декарту, работали ученые в античности и в средние
века: "...всякий раз, когда представляется надобность исследовать
какую-либо трудность, почти все люди останавливаются на пороге исследования
в нерешительности, каким мыслям они должны посвятить свой ум, убежденные в
том, что им нужно отыскивать некоторый новый род еще не известных вещей.
Когда, например, их спрашивают о природе магнита, то они, предполагая, что
это трудная и неодолимая вещь, тотчас же отдаляются духом от всего
очевидного, для того чтобы обратиться к самому трудному, и, блуждая в
пустом пространстве множества причин, ждут, не подвернется ли им под руку
случайно что-нибудь новое. Но тот, кто думает, что в магните не может быть
открыто ничего, что не состояло бы из некоторых простых и известных самих
по себе естеств, и не колеблющийся в том, что ему надлежит делать, сначала
заботливо соберет весь возможный для него опыт относительно этого камня, а
затем попытается сделать вывод: каково должно быть соединение простых
естеств, для того чтобы оно могло производить все те действия, которые он
обнаружил в магните. Достигнув этого, он может смело утверждать, что вскрыл
истинную причину магнита, насколько это доступно человеку в пределах
данного опыта".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
самим Декартом, является только вероятным, - но в то же время он
равноправен со всеми остальными вариантами, если только он пригоден для
объяснения встречающихся в опыте явлений.
В мышлении Декарта сомкнулись две разные идеи: во-первых, христианская идея
божественного всемогущества и, во-вторых, идея мира как тончайшей системы
машин. В самом деле, эти две идеи отнюдь не связаны между собой с
необходимостью: ни в Библии, ни в раннехристианской патристике, ни в
византийской, ни в западноевропейской ветвях христианства вплоть до
XIII-XIV вв. учение о божественном всемогуществе не ассоциировалось с
представлением о мире как о машине. Да и всемогущий Творец не выступал в
образе Бога-механика, каким его видит XVII век. Поэтому вопрос о том, каким
образом декартово понимание природы как сложной системы механизмов связано
с тезисом о божественном всемогуществе, требует специального рассмотрения.
Если мир понимается как машина, то тем самым снимается различие между
естественным и искусственным, как его представляла себе античная философия
и наука, а также средневековая схоластика вплоть до XIV в. Тут проходит как
раз тот водораздел, что отделяет науку нового времени от всей
предшествующей науки. "Между машинами, сделанными руками мастеров, и
различными телами, созданными одной природой, - пишет Декарт, - я нашел
только ту разницу, что действия механизмов зависят исключительно от
устройства различных трубок, пружин и иного рода инструментов, которые,
находясь по необходимости в известном соответствии с изготовившими их
руками, всегда настолько велики, что их фигура и движения легко могут быть
видимы, тогда как, напротив, трубки или пружины, вызывающие действия
природных вещей, обычно бывают столь малы, что ускользают от наших чувств.
И ведь несомненно, что в механике нет правил, которые не принадлежали бы
физике (частью или видом которой механика является); поэтому все
искусственные предметы вместе с тем предметы естественные. Так, например,
часам не менее естественно показывать время с помощью тех или иных
колесиков, из которых они составлены, чем дереву, выросшему из тех или иных
семян, приносить известные плоды".
Такое понимание природы находится в контрарной противоположности к тому,
которое свойственно было аристотелевской научной программе, преобладавшей в
средневековой физике. Если у Аристотеля природное противопоставлялось
искусственно созданному человеком и соответственно физика - механике,
представлявшей собой не науку, а искусство, то у Декарта механика является
частью физики. Физика же - наука, изучающая "инструменты", т.е. "трубы и
пружины, вызывающие действия природных вещей". У Декарта, как видим,
полностью завершился процесс устранения из природы всех причин, кроме
действующих, начавшийся еще в XIV в. и получивший выражение, в частности, в
работах Ж. Буридана.
Всемогущество Бога по отношению к машине мира (machina mundi) выражается в
том, что Он владеет бесконечным арсеналом средств для построения тончайших
трубок, пружин и колесиков, система которых и есть мир. "Подобно тому, как
один и тот же искусный мастер может изготовить несколько часов так, что и
те и другие одинаково станут указывать время и внешне будут вполне подобны
друг другу, хотя бы и не было никакого сходства в составе их колес, точно
так же несомненно, что и высочайший Мастер - Бог - владеет бесчисленным
множеством средств, коими он мог достигнуть того, чтобы все вещи здешнего
мира казались такими, какими они ныне кажутся, между тем как ум
человеческий бессилен постичь, какие из этих средств угодно Ему было
применить для этого".
Это очень существенная аналогия, она составляет то, что обычно историки
науки называют парадигмой мышления: мы имеем в виду пример с множеством
часов. Мы можем не доискиваться сходства в колесах этих часов, так как
одного и того же действия можно добиться - если мастер искусный - с помощью
разной системы колес; прежде наука стремилась понять природу, так сказать,
в ее внутреннем устройстве, но к этому совершенно незачем стремиться:
во-первых, потому, что достигнуть этого невозможно, ибо всегда останется
сомнение, действительно ли пружины и колесики реальные соответствуют тем,
которые предполагаем мы, а во-вторых, это не нужно, так как не существенно,
имеется ли сходство в колесах реального мира и мира, как мы его
реконструируем, - лишь бы все вещи сконструированного нами мира казались
такими, каковы они в мире реальном. Одним словом, лишь бы созданные нами
часы и часы, сотворенные божественным Мастером, указывали время одинаково.
Вот в чем действительная - и притом вполне достижимая - задача науки, как
ее понимает Декарт. Вот почему предлагаемый вариант объяснения мира хотя и
только вероятен, но от этого не теряет своей объясняющей силы. "Я почту
себя удовлетворенным, - заключает Декарт, - если объясненные мною причины
таковы, что все действия, которые могут из них произойти, окажутся
подобными действиям, замечаемым нами в явлениях природы". Декарту важно
только, чтобы эффекты, достигаемые с помощью построенного им теоретически
механизма (а детали этого механизма можно воспроизводить и практически -
для этого и нужен эксперимент), совпадали с эффектами, которые производит
механизм, созданный бесконечным Творцом, т.е. с явлениями природы. В его
лице естествоиспытатель рассуждает как техник-конструктор: ведь последнему
важен именно эффект, а средства, с помощью которых он достигается, могут
быть самыми разнообразными: дело не в них.
Пробабилизм Декарта имеет и другой аспект, проливающий свет на новое
понимание природы и науки о ней. В сущности, Декарт таким образом
утверждает, что, познавая мир, он просто конструирует его и отвергает как
проблематичный и заведомо малоэффективный всякий другой вид познания:
именно здесь проходит линия, по которой Декарт ведет критику традиционной
формы науки. Вот как, по Декарту, работали ученые в античности и в средние
века: "...всякий раз, когда представляется надобность исследовать
какую-либо трудность, почти все люди останавливаются на пороге исследования
в нерешительности, каким мыслям они должны посвятить свой ум, убежденные в
том, что им нужно отыскивать некоторый новый род еще не известных вещей.
Когда, например, их спрашивают о природе магнита, то они, предполагая, что
это трудная и неодолимая вещь, тотчас же отдаляются духом от всего
очевидного, для того чтобы обратиться к самому трудному, и, блуждая в
пустом пространстве множества причин, ждут, не подвернется ли им под руку
случайно что-нибудь новое. Но тот, кто думает, что в магните не может быть
открыто ничего, что не состояло бы из некоторых простых и известных самих
по себе естеств, и не колеблющийся в том, что ему надлежит делать, сначала
заботливо соберет весь возможный для него опыт относительно этого камня, а
затем попытается сделать вывод: каково должно быть соединение простых
естеств, для того чтобы оно могло производить все те действия, которые он
обнаружил в магните. Достигнув этого, он может смело утверждать, что вскрыл
истинную причину магнита, насколько это доступно человеку в пределах
данного опыта".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143