Вот в этом смысле мы и говорим, что
Лейбниц объясняет даже неживое по модели живого.
Декарт является предшественником того направления в биологии, которое
впоследствии получило название эпигенеза: он рассматривает процесс
возникновения организма, исходя из внешних факторов, содействующих его
формированию, и не придает существенного значения наследственным
предрасположениям, внутренним особенностям, которые затем развертываются во
взрослом организме. И это вполне соответствует его представлению об
организме как о машине, в которой, если выражаться строго, нет ничего
внутреннего.
В противоположность Декарту, Лейбниц убежден, что в семени, из которого
развивается зародыш, уже заложены все свойства будущего организма.
Подчеркивая значение внутреннего (монада - это ведь и есть простая
субстанция "изнутри"), Лейбниц настаивает на несводимости простого к сумме
частичек целого - к совокупности внешних элементов. В этом главный пункт
его спора с картезианцами. Спор идет не о том, существует ли простое и
неделимое начало вообще, - ведь картезианцы тоже признают за таковое
субстанцию мыслящую, - а о том, существует ли неделимое также и в природе.
Лейбниц отвечает на этот вопрос положительно, тогда как Декарт и его
последователи - отрицательно.
Применительно к живой природе картезианцы защищали идею, получившую
впоследствии название эпигенеза, тогда как Лейбниц философски обосновывал
теорию преформизма. Исследования К.Ф. Вольфа в середине XVIII в. нанесли
серьезный удар позиции преформистов: "теория генерации" Вольфа базировалась
на научной программе Декарта и была развитием идей эпигенеза, которые
возобладали во второй половине XVIII и в XIX столетии. Однако открытия
Вейсмана и Моргана показали, что в теории преформизма тоже было нечто
рациональное, и, хотя в зародыше нет еще зачатков органов взрослой особи,
однако в нем есть некоторая наследственная информация, предрасположение к
определенному направлению развития. Именно учет обоих факторов - как
внешних условий развития зародыша, так и его внутреннего предрасположения -
открывает сегодня возможность для научного исследования генезиса живого
существа.
Особое значение для развития наук о живой природе имела также теория
непрерывности, примененная Лейбницем к пониманию как индивидуального
развития, так и истории всего рода живых существ. Теория непрерывности
Лейбница вносила в живую природу идею развития, которой сам Лейбниц
придавал принципиальное значение. Согласно этой идее, вся природа есть
непрерывная лестница существ, низшие ступени которой занимают наименее
развитые - неорганические существа (по Лейбницу, они тоже - существа, ибо
природа везде полна жизни), промежуточные ступени - бесчисленное множество
переходных форм - от неорганических к простейшим одноклеточным организмам,
от них - к растениям, далее - к примитивным животным, от них - ко все более
сложным и, наконец, - к человеку. Этот единый ряд, члены которого
располагаются в порядке возрастания уровня развития, нигде не должен иметь
перерыва: все его члены имеют между собой непрерывную связь, которую только
нужно раскрыть, ибо она не всегда непосредственно явлена человеку. "Люди,
таким образом, находятся в близкой связи с животными, животные - с
растениями, а растения - с ископаемыми окаменелостями, в то время как эти
последние опять-таки связаны с телами, которые являются нам в чувственном
созерцании. Закон непрерывности гласит: если существенные органы одного
существа приближаются к органам другого, то и все остальные свойства
первого должны непрерывно приближаться к свойствам второго. Так с
необходимостью все порядки природных существ образуют одну-единственную
цепь, в которой различные классы, подобно многочисленным кольцам, так тесно
друг с другом соединены, что для чувств и воображения невозможно точно
указать пункт, где начинается один класс и кончается другой..."
Лейбниц указывает, в каком направлении следует работать биологам, чтобы
открыть те промежуточные виды, которых недостает в цепи живых существ. "Нет
ничего необычайного в существовании зоофитов, или, как их называет Гудде,
растение-животных, - как раз их существование полностью соответствует
порядку природы. Принудительная сила закона непрерывности для меня столь
незыблема, что я ни в малейшей степени не был бы удивлен открытием
промежуточных существ, которые по некоторым своим особенностям, например
питанию и размножению, с одинаковым правом могли бы быть отнесены к
растениям, как и к животным. Да, я, повторяю, не только не был бы удивлен
этим, но я даже убежден, что такие существа должны быть и что естественной
истории в один прекрасный день удастся обнаружить их, если только она
доскональнее изучит бесконечность живых существ, которые из-за своей
малости ускользают от обычных исследований или же скрываются внутри земли
или в глубинах вод".
Именно Лейбницу принадлежит разработка и логическое обоснование идеи
развития, которая была чужда XVII столетию и которая только к концу XVIII -
началу XIX в. стала пробивать себе путь в сознание философов и ученых.
Лейбниц был прав, отмечая, что его век еще не созрел для восприятия этой
идеи. "Принцип непрерывности,- говорит он,- не вызывает у меня ни малейшего
сомнения, и он мог бы послужить цели обоснования ряда важных истин той
подлинной философии, которая возвышается над чувствами и воображением и
ищет источник явлений в интеллектуальных сферах. Я льщу себе, что у меня
есть некоторые идеи такого рода философии, но век не созрел для того, чтобы
воспринять их".
8. Проблема континуума и вопрос о связи души и тела
Монадология Лейбница, таким образом, в значительной мере обязана своим
возникновением открытиям в биологии и особенно в эмбриологии. Однако
аналогия, которую проводит Лейбниц между мельчайшим живым организмом и
монадой, как бы она ни помогала воображению, в то же время не способствует
прояснению понятия монады. Эта аналогия скорее мешает созданию ясного
понятия, поскольку живой организм, как бы мал он ни был, всегда имеет
пространственное протяжение, которого не имеет, по определению Лейбница,
монада. В результате нам легко представить себе, как путем соединения
множества мельчайших организмов-клеток составляется тело животного или
растения, но мы не имеем права по аналогии с этим мыслить себе соединение
монад - ведь монада лишена протяжения, и, сколько бы мы ни "складывали"
таких непротяженных единиц, из них не получится протяженного тела. Здесь
перед нами - опять-таки зенонов парадокс непрерывности: непрерывное нельзя
получить из суммы неделимых.
А в то же время у Лейбница мы встречаем оба утверждения, каждое из которых
противоречит другому. С одной стороны, он определяет монаду как простую
субстанцию, не имеющую частей (не иметь частей - это и значит быть
простым). И поясняет при этом, что "где нет частей, там нет ни протяжения,
ни фигуры, и невозможна делимость". С другой стороны, он говорит, что
"сложная субстанция есть не что иное, как собрание или агрегат простых".
Что же, значит, из суммы неделимых мы получаем непрерывное?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Лейбниц объясняет даже неживое по модели живого.
Декарт является предшественником того направления в биологии, которое
впоследствии получило название эпигенеза: он рассматривает процесс
возникновения организма, исходя из внешних факторов, содействующих его
формированию, и не придает существенного значения наследственным
предрасположениям, внутренним особенностям, которые затем развертываются во
взрослом организме. И это вполне соответствует его представлению об
организме как о машине, в которой, если выражаться строго, нет ничего
внутреннего.
В противоположность Декарту, Лейбниц убежден, что в семени, из которого
развивается зародыш, уже заложены все свойства будущего организма.
Подчеркивая значение внутреннего (монада - это ведь и есть простая
субстанция "изнутри"), Лейбниц настаивает на несводимости простого к сумме
частичек целого - к совокупности внешних элементов. В этом главный пункт
его спора с картезианцами. Спор идет не о том, существует ли простое и
неделимое начало вообще, - ведь картезианцы тоже признают за таковое
субстанцию мыслящую, - а о том, существует ли неделимое также и в природе.
Лейбниц отвечает на этот вопрос положительно, тогда как Декарт и его
последователи - отрицательно.
Применительно к живой природе картезианцы защищали идею, получившую
впоследствии название эпигенеза, тогда как Лейбниц философски обосновывал
теорию преформизма. Исследования К.Ф. Вольфа в середине XVIII в. нанесли
серьезный удар позиции преформистов: "теория генерации" Вольфа базировалась
на научной программе Декарта и была развитием идей эпигенеза, которые
возобладали во второй половине XVIII и в XIX столетии. Однако открытия
Вейсмана и Моргана показали, что в теории преформизма тоже было нечто
рациональное, и, хотя в зародыше нет еще зачатков органов взрослой особи,
однако в нем есть некоторая наследственная информация, предрасположение к
определенному направлению развития. Именно учет обоих факторов - как
внешних условий развития зародыша, так и его внутреннего предрасположения -
открывает сегодня возможность для научного исследования генезиса живого
существа.
Особое значение для развития наук о живой природе имела также теория
непрерывности, примененная Лейбницем к пониманию как индивидуального
развития, так и истории всего рода живых существ. Теория непрерывности
Лейбница вносила в живую природу идею развития, которой сам Лейбниц
придавал принципиальное значение. Согласно этой идее, вся природа есть
непрерывная лестница существ, низшие ступени которой занимают наименее
развитые - неорганические существа (по Лейбницу, они тоже - существа, ибо
природа везде полна жизни), промежуточные ступени - бесчисленное множество
переходных форм - от неорганических к простейшим одноклеточным организмам,
от них - к растениям, далее - к примитивным животным, от них - ко все более
сложным и, наконец, - к человеку. Этот единый ряд, члены которого
располагаются в порядке возрастания уровня развития, нигде не должен иметь
перерыва: все его члены имеют между собой непрерывную связь, которую только
нужно раскрыть, ибо она не всегда непосредственно явлена человеку. "Люди,
таким образом, находятся в близкой связи с животными, животные - с
растениями, а растения - с ископаемыми окаменелостями, в то время как эти
последние опять-таки связаны с телами, которые являются нам в чувственном
созерцании. Закон непрерывности гласит: если существенные органы одного
существа приближаются к органам другого, то и все остальные свойства
первого должны непрерывно приближаться к свойствам второго. Так с
необходимостью все порядки природных существ образуют одну-единственную
цепь, в которой различные классы, подобно многочисленным кольцам, так тесно
друг с другом соединены, что для чувств и воображения невозможно точно
указать пункт, где начинается один класс и кончается другой..."
Лейбниц указывает, в каком направлении следует работать биологам, чтобы
открыть те промежуточные виды, которых недостает в цепи живых существ. "Нет
ничего необычайного в существовании зоофитов, или, как их называет Гудде,
растение-животных, - как раз их существование полностью соответствует
порядку природы. Принудительная сила закона непрерывности для меня столь
незыблема, что я ни в малейшей степени не был бы удивлен открытием
промежуточных существ, которые по некоторым своим особенностям, например
питанию и размножению, с одинаковым правом могли бы быть отнесены к
растениям, как и к животным. Да, я, повторяю, не только не был бы удивлен
этим, но я даже убежден, что такие существа должны быть и что естественной
истории в один прекрасный день удастся обнаружить их, если только она
доскональнее изучит бесконечность живых существ, которые из-за своей
малости ускользают от обычных исследований или же скрываются внутри земли
или в глубинах вод".
Именно Лейбницу принадлежит разработка и логическое обоснование идеи
развития, которая была чужда XVII столетию и которая только к концу XVIII -
началу XIX в. стала пробивать себе путь в сознание философов и ученых.
Лейбниц был прав, отмечая, что его век еще не созрел для восприятия этой
идеи. "Принцип непрерывности,- говорит он,- не вызывает у меня ни малейшего
сомнения, и он мог бы послужить цели обоснования ряда важных истин той
подлинной философии, которая возвышается над чувствами и воображением и
ищет источник явлений в интеллектуальных сферах. Я льщу себе, что у меня
есть некоторые идеи такого рода философии, но век не созрел для того, чтобы
воспринять их".
8. Проблема континуума и вопрос о связи души и тела
Монадология Лейбница, таким образом, в значительной мере обязана своим
возникновением открытиям в биологии и особенно в эмбриологии. Однако
аналогия, которую проводит Лейбниц между мельчайшим живым организмом и
монадой, как бы она ни помогала воображению, в то же время не способствует
прояснению понятия монады. Эта аналогия скорее мешает созданию ясного
понятия, поскольку живой организм, как бы мал он ни был, всегда имеет
пространственное протяжение, которого не имеет, по определению Лейбница,
монада. В результате нам легко представить себе, как путем соединения
множества мельчайших организмов-клеток составляется тело животного или
растения, но мы не имеем права по аналогии с этим мыслить себе соединение
монад - ведь монада лишена протяжения, и, сколько бы мы ни "складывали"
таких непротяженных единиц, из них не получится протяженного тела. Здесь
перед нами - опять-таки зенонов парадокс непрерывности: непрерывное нельзя
получить из суммы неделимых.
А в то же время у Лейбница мы встречаем оба утверждения, каждое из которых
противоречит другому. С одной стороны, он определяет монаду как простую
субстанцию, не имеющую частей (не иметь частей - это и значит быть
простым). И поясняет при этом, что "где нет частей, там нет ни протяжения,
ни фигуры, и невозможна делимость". С другой стороны, он говорит, что
"сложная субстанция есть не что иное, как собрание или агрегат простых".
Что же, значит, из суммы неделимых мы получаем непрерывное?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143