Между Ренессансом и
античностью - тысячелетие средневековой культуры. Средневековый человек в
отличие от античного соотносил себя не с космической стихией, а с
трансцендентным Творцом мира. Личный и свободный союз с Творцом встал на
место языческой укорененности человека в космосе. Человеческая личность,
"внутренний человек" (Августин), приобрела невиданную прежде ценность. Но
вся эта ценность личности для средневекового миросозерцания целиком и
полностью покоилась на союзе человека с Богом, была отсветом божественного
происхождения человека и пребывания его в Боге. Иными словами, ценность
личности не была автономной. В оторванности от Бога человек ценности не
имел.
В эпоху Возрождения как раз и совершается автономизация человеческой
личности. Последняя становится высшей ценностью и центром мироздания сама
по себе. Вот что пишет по этому поводу Р. Гвардини: "На исходе
средневековья, главным образом в эпоху Ренессанса, пробуждается новое
переживание Я. Человек становится важным для самого себя; Я, прежде всего
необыкновенное, гениальное, становится масштабом ценности жизни". Возникает
антропоцентризм, отличный как от теоцентризма средних веков, так и от
космоцентризма античности. В эпоху Возрождения человек стремится
освободиться от своего трансцендентного корня, ища точку опоры не столько в
космосе, из которого он уже вырос, как из детского платья, сколько в себе
самом, в своей углубившейся и расширившейся душе и в своем открывшемся ему
в новом свете теле, через которое ему теперь по-иному видится и телесность
вообще. Став, таким образом, вселенской точкой отсчета, человек осознает
себя творцом самого себя. Происходит, как пишет А.Ф. Лосев, "абсолютизация
человеческой личности, со всей ее материальной телесностью".
Антропоцентризм эпохи Возрождения с большой силой выразил себя у
неоплатоника Марсилио Фичино. "Человек, - писал Марсилио, - не желает ни
высшего, ни равного себе и не допускает, чтобы существовало над ним
что-нибудь, не зависящее от его власти... Он повсюду стремится
владычествовать, повсюду желает быть восхваляемым и быть старается, как
Бог, всюду".
Такое же умонастроение и у Галилея. Он убежден в том, что человеческий
разум равен божественному, правда, не по широте охвата различных объектов,
множество которых бесконечно, т.е. не экстенсивно, но по глубине
проникновения в предмет. "...Если взять познание интенсивно, - пишет
Галилей, - то, поскольку термин "интенсивное" означает совершенное познание
какой-либо истины, я утверждаю, что человеческий разум познает некоторые
истины столь совершенно и с такой абсолютной достоверностью, какую имеет
сама природа; таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика;
хотя божественный разум знает в них бесконечно больше истин... но в тех
немногих, которые постиг человеческий разум, я думаю, его познание по
объективной достоверности равно божественному, ибо оно приходит к пониманию
их необходимости, а высшей степени достоверности не существует". Не
удивительно поэтому, что Галилей восхищен "остротой гения человеческого",
создавшего "многочисленные и удивительные изобретения и открытия... как в
искусствах, так и в литературе...".
Сознание человеком своей силы и могущества в одинаковой мере лежит в основе
механики Галилея и живописи Леонардо, именно это сознание у Леонардо и
родило гимн человеческому зрению.
Чтобы яснее представить себе, как изменились принципы живописного
изображения в эпоху Возрождения по сравнению со средневековыми, приведем
интересное рассуждение Антонио Аверлино о зеркале. Это рассуждение гораздо
более существенно для понимания принципов перспективистской живописи, чем
может показаться на первый взгляд. Вот диалог Аверлино со своим
воображаемым собеседником: "...я думаю, что ты понял из сказанного до сих
пор, как изображается плоскость. "Я понял, но хотел бы посмотреть, как это
делается. Вот скажи мне, почему эти квадратики выходят не квадратными".
Причина этого то, - отвечает Антонио собеседнику, - что ты видишь их на
плоскости. Если бы ты видел их прямо перед собой, они бы казались тебе
квадратными. И чтобы убедиться, что это правильно, посмотри на пол, на
котором уложены прямоугольные доски, или посмотри снизу на потолок наверху:
все балки отстоят друг от друга на одно расстояние, а когда ты посмотришь
на них, тебе покажется, что они то дальше, то ближе друг к другу. И чем
больше они от тебя удаляются, тем они будут казаться тебе более
сближающимися одна к другой... И если ты хочешь рассмотреть их лучше,
возьми зеркало и посмотри в него. Ты ясно увидишь, что это так".
Почему в зеркале яснее видно то, что хочет показать Антонио своему
собеседнику? Да потому что глаз, непосредственно созерцающий балки на
потолке, бессознательно руководится умом, а потому не сразу замечает, что
балки по мере удаления сближаются между собой: ведь умом человек понимает,
что они везде равно отстоят друг от друга, и ум постоянно корректирует то,
что видит глаз. Нужно поэтому найти средство освободиться от этой
сращенности глаза и ума, и этим средством оказывается зеркало: глядя на
отражение в зеркале, человек не так легко соотносит видимый образ с
реальностью, а потому зеркало являет ему предмет в его чисто чувственном
виде, лишенным каких бы то ни было "привнесений" со стороны его понимающей
способности.
Поучительно сопоставление этого рассуждения о зеркале с тем, которое мы
встречали в античности, например у Платона. Разделив знание на два рода -
мышление и мнение, Платон относит первый род к области умопостигаемого, а
второй - к области зримого; в свою очередь, каждый из этих родов он делит
надвое, так что получается, в конце концов, четыре раздела: "первый раздел
- познание, второй - рассуждение, третий - вера, четвертый - уподобление...
Мнение относится к становлению, мышление - к сущности". При этом Платон
поясняет, что как мышление относится к мнению, так и познание - к вере, а
рассуждение - к уподоблению; последнее есть низший род знания; а что он
собой представляет, Платон показывает в следующем отрывке, где разъясняется
различие между зримым и умопостигаемым. "Для сравнения, - говорит Платон, -
возьмем линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок,
то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же
путем, причем область зримого ты разделишь по признаку большей или меньшей
отчетливости. Тогда один из получившихся там отрезков будет содержать
образы. Я называю так прежде всего тени, затем отражения в воде и в
плотных, гладких и глянцевитых предметах - одним словом, все подобное
этому... В другой раздел, сходный с этим, ты поместишь находящиеся вокруг
нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется".
Как видим, к уподоблению, т.е. к самому низкому роду знания, Платон относит
именно отображения чувственных вещей, т.е. то, что мы видим в зеркале и
что, стало быть, должны изображать на картине, используя прием перспективы.
Это и понятно: ведь глаз, согласно Платону, дает нам иллюзорное
представление о действительности, его обязательно надо корректировать с
помощью разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
античностью - тысячелетие средневековой культуры. Средневековый человек в
отличие от античного соотносил себя не с космической стихией, а с
трансцендентным Творцом мира. Личный и свободный союз с Творцом встал на
место языческой укорененности человека в космосе. Человеческая личность,
"внутренний человек" (Августин), приобрела невиданную прежде ценность. Но
вся эта ценность личности для средневекового миросозерцания целиком и
полностью покоилась на союзе человека с Богом, была отсветом божественного
происхождения человека и пребывания его в Боге. Иными словами, ценность
личности не была автономной. В оторванности от Бога человек ценности не
имел.
В эпоху Возрождения как раз и совершается автономизация человеческой
личности. Последняя становится высшей ценностью и центром мироздания сама
по себе. Вот что пишет по этому поводу Р. Гвардини: "На исходе
средневековья, главным образом в эпоху Ренессанса, пробуждается новое
переживание Я. Человек становится важным для самого себя; Я, прежде всего
необыкновенное, гениальное, становится масштабом ценности жизни". Возникает
антропоцентризм, отличный как от теоцентризма средних веков, так и от
космоцентризма античности. В эпоху Возрождения человек стремится
освободиться от своего трансцендентного корня, ища точку опоры не столько в
космосе, из которого он уже вырос, как из детского платья, сколько в себе
самом, в своей углубившейся и расширившейся душе и в своем открывшемся ему
в новом свете теле, через которое ему теперь по-иному видится и телесность
вообще. Став, таким образом, вселенской точкой отсчета, человек осознает
себя творцом самого себя. Происходит, как пишет А.Ф. Лосев, "абсолютизация
человеческой личности, со всей ее материальной телесностью".
Антропоцентризм эпохи Возрождения с большой силой выразил себя у
неоплатоника Марсилио Фичино. "Человек, - писал Марсилио, - не желает ни
высшего, ни равного себе и не допускает, чтобы существовало над ним
что-нибудь, не зависящее от его власти... Он повсюду стремится
владычествовать, повсюду желает быть восхваляемым и быть старается, как
Бог, всюду".
Такое же умонастроение и у Галилея. Он убежден в том, что человеческий
разум равен божественному, правда, не по широте охвата различных объектов,
множество которых бесконечно, т.е. не экстенсивно, но по глубине
проникновения в предмет. "...Если взять познание интенсивно, - пишет
Галилей, - то, поскольку термин "интенсивное" означает совершенное познание
какой-либо истины, я утверждаю, что человеческий разум познает некоторые
истины столь совершенно и с такой абсолютной достоверностью, какую имеет
сама природа; таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика;
хотя божественный разум знает в них бесконечно больше истин... но в тех
немногих, которые постиг человеческий разум, я думаю, его познание по
объективной достоверности равно божественному, ибо оно приходит к пониманию
их необходимости, а высшей степени достоверности не существует". Не
удивительно поэтому, что Галилей восхищен "остротой гения человеческого",
создавшего "многочисленные и удивительные изобретения и открытия... как в
искусствах, так и в литературе...".
Сознание человеком своей силы и могущества в одинаковой мере лежит в основе
механики Галилея и живописи Леонардо, именно это сознание у Леонардо и
родило гимн человеческому зрению.
Чтобы яснее представить себе, как изменились принципы живописного
изображения в эпоху Возрождения по сравнению со средневековыми, приведем
интересное рассуждение Антонио Аверлино о зеркале. Это рассуждение гораздо
более существенно для понимания принципов перспективистской живописи, чем
может показаться на первый взгляд. Вот диалог Аверлино со своим
воображаемым собеседником: "...я думаю, что ты понял из сказанного до сих
пор, как изображается плоскость. "Я понял, но хотел бы посмотреть, как это
делается. Вот скажи мне, почему эти квадратики выходят не квадратными".
Причина этого то, - отвечает Антонио собеседнику, - что ты видишь их на
плоскости. Если бы ты видел их прямо перед собой, они бы казались тебе
квадратными. И чтобы убедиться, что это правильно, посмотри на пол, на
котором уложены прямоугольные доски, или посмотри снизу на потолок наверху:
все балки отстоят друг от друга на одно расстояние, а когда ты посмотришь
на них, тебе покажется, что они то дальше, то ближе друг к другу. И чем
больше они от тебя удаляются, тем они будут казаться тебе более
сближающимися одна к другой... И если ты хочешь рассмотреть их лучше,
возьми зеркало и посмотри в него. Ты ясно увидишь, что это так".
Почему в зеркале яснее видно то, что хочет показать Антонио своему
собеседнику? Да потому что глаз, непосредственно созерцающий балки на
потолке, бессознательно руководится умом, а потому не сразу замечает, что
балки по мере удаления сближаются между собой: ведь умом человек понимает,
что они везде равно отстоят друг от друга, и ум постоянно корректирует то,
что видит глаз. Нужно поэтому найти средство освободиться от этой
сращенности глаза и ума, и этим средством оказывается зеркало: глядя на
отражение в зеркале, человек не так легко соотносит видимый образ с
реальностью, а потому зеркало являет ему предмет в его чисто чувственном
виде, лишенным каких бы то ни было "привнесений" со стороны его понимающей
способности.
Поучительно сопоставление этого рассуждения о зеркале с тем, которое мы
встречали в античности, например у Платона. Разделив знание на два рода -
мышление и мнение, Платон относит первый род к области умопостигаемого, а
второй - к области зримого; в свою очередь, каждый из этих родов он делит
надвое, так что получается, в конце концов, четыре раздела: "первый раздел
- познание, второй - рассуждение, третий - вера, четвертый - уподобление...
Мнение относится к становлению, мышление - к сущности". При этом Платон
поясняет, что как мышление относится к мнению, так и познание - к вере, а
рассуждение - к уподоблению; последнее есть низший род знания; а что он
собой представляет, Платон показывает в следующем отрывке, где разъясняется
различие между зримым и умопостигаемым. "Для сравнения, - говорит Платон, -
возьмем линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок,
то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же
путем, причем область зримого ты разделишь по признаку большей или меньшей
отчетливости. Тогда один из получившихся там отрезков будет содержать
образы. Я называю так прежде всего тени, затем отражения в воде и в
плотных, гладких и глянцевитых предметах - одним словом, все подобное
этому... В другой раздел, сходный с этим, ты поместишь находящиеся вокруг
нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется".
Как видим, к уподоблению, т.е. к самому низкому роду знания, Платон относит
именно отображения чувственных вещей, т.е. то, что мы видим в зеркале и
что, стало быть, должны изображать на картине, используя прием перспективы.
Это и понятно: ведь глаз, согласно Платону, дает нам иллюзорное
представление о действительности, его обязательно надо корректировать с
помощью разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143