е. за свободу торговли. Или провозглашать приватизацию
госпредприятий и усаживать на тюремные нары "цеховиков", т.е. людей,
которые
на этих госпредприятиях занимались частным предпринимательством, т.е.
начинали приватизацию снизу, естественно и эффективно.
С великим изумлением мы убеждались в казалось бы невозможном: так
называемая рыночная реформа в России сопровождалась не реабилитацией или
хотя бы амнистией загнанных в тень частников, а напротив, требованиями
усиления против них государственных репрессий. Как разъяснил мне по
телефону
один из кремлевских чиновников: "Мы в стране капитализм строим, в Америке
таким, как ваши, по 40 лет дают, а вы об их освобождении тут говорите..."
Только позже пришло осознание, что в эти годы бывшие коммунистические и
комсомольские чиновники просто перестраивали свои технологии властвования
над людьми и прежде всего над людьми дела, успешно меняя коммунистическую
фразеологию на демократические заклинания, на умения манипулировать
выборными процедурами и запугивать общественность мафией и уголовниками.
Впрочем, сила последних и вправду росла, но главным образом благодаря
прямому сращиванию их с самой властью.
К сожалению, сопротивление этим процессам было незначительным и не
могло их остановить. И все же в целом наша работа была небесполезной, хотя
оценки ей можно давать самые разные - от положительных до глубоко
пессимистичных. С одной стороны, мы смогли помочь многим сотням осужденных
хозяйственников на территории не только России, но и иных бывших советских
республик. Из семисот с лишних дел подзащитных, ныне находящихся в нашем
архиве, более половины тех, по которым удалось добиться снижение наказания
или, гораздо реже, реабилитации. Еще более значительным успехом можно
считать очищение Уголовного кодекса от многих антипредпринимательских
статей
и частичную экономическую амнистию 1994 года. Эти законодательные акты,
которых мы добивались долгие годы, помогли обрести свободу еще большему
числу людей.
Однако, с другой стороны, нам (и гражданам в целом) не удалось главное:
изменить характер идущих в России процессов и существенно уменьшить
парализующее бизнес своекорыстное давление власти. Декларированная
Конституцией РФ 1993 г. свобода экономической деятельности на практике
остается скорее фразой, чем реальной гарантией. И в этом основная причина
сегодняшних бед: люди свободного дела не могут и не имеют возможности
эффективно работать на рынок, обогащая себя и страну. Большинство из них до
сих пор вынуждено оставаться в тени от удушающих налогов и учета, вне
официального закона и право защитной поддержки, надеясь лишь на сделки с
коррумпированной властью.
У нас в России эта неудача проявилась очень ярко, но думаю, подобное
может случиться и в других странах, где, получив гласность и иные
политические права, правозащитники и демократы не умеют или даже не сознают
необходимость защиты свободы дела для миллионов людей "третьего сословия".
Почему так происходит?
Отсутствие традиции опоры на естественное право.
Если говорить в целом, то корни лежат, на мой взгляд, в глубоких
этических предрассудках людей, в их вечном желании опереться на помощь и
силу государства - и не только в переживших тоталитаризм, но и в странах с
давними демократическими традициями. Ведь любое, даже либеральное
государство стремится из слуги народа стать его опекуном.
Применительно к правозащитному движению России эта черта ярко
проявляется в стойкой традиции в своих обращениях прибегать не к аргументам
естественного (с опорой на мораль) права, а к авторитету государственного
закона или межгосударственных соглашений, т.е. к аргументам так называемого
позитивного права. Нетрудно понять, почему сложилась столь прочная
традиция.
В годы холодной войны и зарождения правозащитного движения, обращение к
нормам международных договоров типа Хельсинских соглашений, признанных
самой
властью и подкрепленных контролем со стороны независимых и противостоящих
ей
иностранных партнеров, были самым сильным и действенным средством во все 20
лет советской правозащиты. И здесь ни в какое сравнение не могли идти
попытки опоры на понятия обычной справедливости, на мнения простых людей,
тем более что они были сами во многом носителями советских предрассудков.
Ситуация изменилась коренным образом в годы перестройки, когда власть
сама стала клясться правами человека, международными договорами и сама
стала
"лучшим другом" западных правительств, а официальное право, утратив
риторику
"соцзаконности", на деле сохранило репрессивную судебную (и внесудебную)
практику. Все ссылки правозащиты на позитивное право теперь потеряли
прежнюю
силу и авторитет, а традиции обращения к аргументам обычной совести из-за
отсутствия суда присяжных так и не появились до сих пор.
Мы убеждены, что только обращение правозащитников к авторитету
естественного права, к мнениям присяжных, способных и обязанных
корректировать и даже устранять в конкретных делах несправедливость
бессовестных законов и иных властных установлений (от появления последних
никто и никогда не будет застрахован и в будущем). Только это соединит
правозащиту с народом и даст ей национальную почву.
Глубинное противоречие Декларации ООН 1948 г.
Другим важным фактором правозащитной слабости является, по-моему,
противоречивость нашей главной идейной опоры - Всеобщей Декларация прав
человека ООН 1948 года, которая несет на себе печать глубинного компромисса
либеральных и коммунистических стран - членов ООН, признаки очевидного
крена
в сторону обеспечения так называемых социальных и экономических прав при
практическом игнорировании защиты экономических свобод. Именно это
обстоятельство заслуживает сегодня самого серьезного обсуждения.
Ниже я буду опираться на доводы Мориса Крэнстона из его книги "Права
человека", опубликованной в 1975 году в Париже и частично перепечатанной в
нашем "самиздатском" сборнике 1979 года "ЗЭС-7". Вот вкратце эти аргументы.
Всеобщая Декларация прав человека ООН 1948 г. вобрала в себя основные
ценности, выработанные либералами эпохи Просвещения конца XVIII столетия,
деятелями американской и французской революций. Из 30 статей Декларации 21
статья как раз и формулирует традиционные естественные права человека в их
классическом выражении, включая знаменитые "свободу, равенство, братство",
а
именно, право на жизнь и семью, свободу передвижения, право владеть
имуществом, равенство перед законом, право на справедливый суд, на
неприкосновенность личности и жилища, свободу совести и убеждений, слова и
собраний, право политического убежища. И здесь все понятно.
Но вот в последней трети статей Декларации перечислены "новые" права
иной природы: право на социальное обеспечение, на всеобщее образование, на
равную оплату труда, на отдых и оплачиваемый отпуск, на "жизненный уровень,
который необходим для поддержания здоровья человека и его семьи", что
следует отождествить с бесплатным распределением государством жизненных
средств среди нуждающихся.
Уже сами составители Декларации отмечали разницу между новыми и
традиционными правами человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
госпредприятий и усаживать на тюремные нары "цеховиков", т.е. людей,
которые
на этих госпредприятиях занимались частным предпринимательством, т.е.
начинали приватизацию снизу, естественно и эффективно.
С великим изумлением мы убеждались в казалось бы невозможном: так
называемая рыночная реформа в России сопровождалась не реабилитацией или
хотя бы амнистией загнанных в тень частников, а напротив, требованиями
усиления против них государственных репрессий. Как разъяснил мне по
телефону
один из кремлевских чиновников: "Мы в стране капитализм строим, в Америке
таким, как ваши, по 40 лет дают, а вы об их освобождении тут говорите..."
Только позже пришло осознание, что в эти годы бывшие коммунистические и
комсомольские чиновники просто перестраивали свои технологии властвования
над людьми и прежде всего над людьми дела, успешно меняя коммунистическую
фразеологию на демократические заклинания, на умения манипулировать
выборными процедурами и запугивать общественность мафией и уголовниками.
Впрочем, сила последних и вправду росла, но главным образом благодаря
прямому сращиванию их с самой властью.
К сожалению, сопротивление этим процессам было незначительным и не
могло их остановить. И все же в целом наша работа была небесполезной, хотя
оценки ей можно давать самые разные - от положительных до глубоко
пессимистичных. С одной стороны, мы смогли помочь многим сотням осужденных
хозяйственников на территории не только России, но и иных бывших советских
республик. Из семисот с лишних дел подзащитных, ныне находящихся в нашем
архиве, более половины тех, по которым удалось добиться снижение наказания
или, гораздо реже, реабилитации. Еще более значительным успехом можно
считать очищение Уголовного кодекса от многих антипредпринимательских
статей
и частичную экономическую амнистию 1994 года. Эти законодательные акты,
которых мы добивались долгие годы, помогли обрести свободу еще большему
числу людей.
Однако, с другой стороны, нам (и гражданам в целом) не удалось главное:
изменить характер идущих в России процессов и существенно уменьшить
парализующее бизнес своекорыстное давление власти. Декларированная
Конституцией РФ 1993 г. свобода экономической деятельности на практике
остается скорее фразой, чем реальной гарантией. И в этом основная причина
сегодняшних бед: люди свободного дела не могут и не имеют возможности
эффективно работать на рынок, обогащая себя и страну. Большинство из них до
сих пор вынуждено оставаться в тени от удушающих налогов и учета, вне
официального закона и право защитной поддержки, надеясь лишь на сделки с
коррумпированной властью.
У нас в России эта неудача проявилась очень ярко, но думаю, подобное
может случиться и в других странах, где, получив гласность и иные
политические права, правозащитники и демократы не умеют или даже не сознают
необходимость защиты свободы дела для миллионов людей "третьего сословия".
Почему так происходит?
Отсутствие традиции опоры на естественное право.
Если говорить в целом, то корни лежат, на мой взгляд, в глубоких
этических предрассудках людей, в их вечном желании опереться на помощь и
силу государства - и не только в переживших тоталитаризм, но и в странах с
давними демократическими традициями. Ведь любое, даже либеральное
государство стремится из слуги народа стать его опекуном.
Применительно к правозащитному движению России эта черта ярко
проявляется в стойкой традиции в своих обращениях прибегать не к аргументам
естественного (с опорой на мораль) права, а к авторитету государственного
закона или межгосударственных соглашений, т.е. к аргументам так называемого
позитивного права. Нетрудно понять, почему сложилась столь прочная
традиция.
В годы холодной войны и зарождения правозащитного движения, обращение к
нормам международных договоров типа Хельсинских соглашений, признанных
самой
властью и подкрепленных контролем со стороны независимых и противостоящих
ей
иностранных партнеров, были самым сильным и действенным средством во все 20
лет советской правозащиты. И здесь ни в какое сравнение не могли идти
попытки опоры на понятия обычной справедливости, на мнения простых людей,
тем более что они были сами во многом носителями советских предрассудков.
Ситуация изменилась коренным образом в годы перестройки, когда власть
сама стала клясться правами человека, международными договорами и сама
стала
"лучшим другом" западных правительств, а официальное право, утратив
риторику
"соцзаконности", на деле сохранило репрессивную судебную (и внесудебную)
практику. Все ссылки правозащиты на позитивное право теперь потеряли
прежнюю
силу и авторитет, а традиции обращения к аргументам обычной совести из-за
отсутствия суда присяжных так и не появились до сих пор.
Мы убеждены, что только обращение правозащитников к авторитету
естественного права, к мнениям присяжных, способных и обязанных
корректировать и даже устранять в конкретных делах несправедливость
бессовестных законов и иных властных установлений (от появления последних
никто и никогда не будет застрахован и в будущем). Только это соединит
правозащиту с народом и даст ей национальную почву.
Глубинное противоречие Декларации ООН 1948 г.
Другим важным фактором правозащитной слабости является, по-моему,
противоречивость нашей главной идейной опоры - Всеобщей Декларация прав
человека ООН 1948 года, которая несет на себе печать глубинного компромисса
либеральных и коммунистических стран - членов ООН, признаки очевидного
крена
в сторону обеспечения так называемых социальных и экономических прав при
практическом игнорировании защиты экономических свобод. Именно это
обстоятельство заслуживает сегодня самого серьезного обсуждения.
Ниже я буду опираться на доводы Мориса Крэнстона из его книги "Права
человека", опубликованной в 1975 году в Париже и частично перепечатанной в
нашем "самиздатском" сборнике 1979 года "ЗЭС-7". Вот вкратце эти аргументы.
Всеобщая Декларация прав человека ООН 1948 г. вобрала в себя основные
ценности, выработанные либералами эпохи Просвещения конца XVIII столетия,
деятелями американской и французской революций. Из 30 статей Декларации 21
статья как раз и формулирует традиционные естественные права человека в их
классическом выражении, включая знаменитые "свободу, равенство, братство",
а
именно, право на жизнь и семью, свободу передвижения, право владеть
имуществом, равенство перед законом, право на справедливый суд, на
неприкосновенность личности и жилища, свободу совести и убеждений, слова и
собраний, право политического убежища. И здесь все понятно.
Но вот в последней трети статей Декларации перечислены "новые" права
иной природы: право на социальное обеспечение, на всеобщее образование, на
равную оплату труда, на отдых и оплачиваемый отпуск, на "жизненный уровень,
который необходим для поддержания здоровья человека и его семьи", что
следует отождествить с бесплатным распределением государством жизненных
средств среди нуждающихся.
Уже сами составители Декларации отмечали разницу между новыми и
традиционными правами человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180