"... Я ничего
не понимал, но улыбался.
Заключение прокурора оказалось очень кратким. Его суть: приговор хорошо
обоснован. "Да, события очень жестоко прошлись по судьбам этих людей, -
добавила прокурор, - и в определенной степени их можно считать жертвами
ситуации, нашей общей расхлябанности, но оснований для отмены приговора не
имеется. Я надеюсь, что вы разделите мое мнение".
Не хочу думать, почему я так надеялся на иную позицию прокурора, как
будто не заметившей доводов защиты и сотен просьб об освобождении
капитанов.
Ведь она сама явно жалела и понимала абсурдность содержания их в ИТУ, но не
воспользовалась своим правом и долгом предложить суду хотя бы сделать
наказание лишением свободы условным.
Сразу после речи прокурора коллегия судей удалилась на совещание, а
прокурор ушла совсем, оставив нас в тяжелом молчании. Конечно, надежда еще
теплилась (ведь обвинитель - это еще не суд), но на деле НЕПОНЯТНОЕ МЕНЯ
УЖЕ
СИЛЬНО ТРЯХНУЛО, тем более, что жизнь показывала: у нас прокуратура и суд
чаще всего вместе. Молчание наше длилось недолго. Несколько минут спустя
вернулись судьи, и женщина-докладчик зачитала так называемую результативную
часть: "Приговор оставить без изменения, а все кассационные жалобы - без
удовлетворения"... Все!
Судьи снова скрылись. Воздуха мне не хватало. Адвокат спросил: "А вы
всерьез рассчитывали на что-то иное?" Я ответил: "Да!" У него вопросов
больше не было. Может, лишь хотелось покрутить пальцем у виска. Я лишь
судорожно комкал свои бумажки. НЕПОНЯТНОЕ ДАВИЛО. Они ведь понимающе
переписали доводы защиты, читали все просьбы капитанов и моряков, они
понимающе слушали доводы мои и адвоката, ни в чем не возразили, а в
результате решили, ЧТО ВСЕ ЭТО, ПО ИХ УМУ и СОВЕСТИ - НЕПРАВДА? Так в чем
же
тогда судейские ум и совесть? Мы обсуждали это дело с видными юристами, с
десятками присяжных. Я показывал судьям газеты и стенограммы, а им даже
неважно знать, как граждане смотрят на такое дело...
Моя растерянность длилась недолго. Вновь вышли трое судей со связками
камчатских томов в руках. Они уже закончили свое священнодействие и могли
считать себя просто интеллигентными людьми. Женщина-докладчик первой
обратилась ко мне: "Поверьте, нам очень жаль". Потом приостановился около
меня председательствующий: "Виктор Владимирович, это дело для нашего
Президиума... А кстати, мы вот тут думали (когда же успели?): а если
работники вот так же станут добывать неучтенное золото?
- Позвольте, это другое дело, по закону все золото в недрах является
собственностью государства... О рыбе в океане вы так не скажете.
-Почему же? И потом, тогда и автомобили неучтенно собирать станут.
- Интересный вопрос. Главное, откуда комплектующие..."
Но тут меня прервал невесть откуда появившийся (как черт из табакерки)
незнакомец, громко провозгласивший, что ловить рыбу в океане нельзя без
лицензии. Он шустро торопился всех нас выпроводить: судей в другой зал,
нас - к выходу... ОН КАК БЫ ВОПЛОТИЛ В СЕБЕ НЕПОНЯТНОЕ, чтоб ПРЕРВАТЬ
НЕНУЖНЫЙ ЕМУ РАЗГОВОР И ПОСТАВИТЬ В НЕМ ТОЧКУ.
На Ильинку я вышел полностью разбитым. Этого решения ждут сотни людей
на Камчатке... И ведь такая очевидная всем несправедливость и жестокость. А
вопрос решали такие милые и дружелюбные люди... И я откликался на их
дружелюбие и значит, сам им уподоблялся... Даже сейчас, когда они только
что
приняли решение...
Чудовищны и суть этого решения, и способ его принятия.
Дело не только в том, что на годы несвободы обречены 7 хороших людей и
их семьи. И не только в том, что эта несправедливость почти неисправима. А
в
том, что, во-первых, на деле это решение не судей, а во-вторых, оно
касается
всей страны, ибо подтверждает наше рабское положение в экономике.
Мы живем при экономической контрреформе
Вспомним романтические времена начала перестройки, надежды на
инициативу коллективов вплоть до выборности ими директоров и "борьбы" с
бюрократизмом главков. А потом вдруг началась эра свободных кооперативов и
прочих разных фирм - внутри и вне окостеневших государственных предприятий,
когда казалось: вот оно, свободное преображение и воскрешение экономики,
реальное вхождение ее в рыночные отношения. Любая инициативная группа на
любом подразделении госпредприятия, опираясь на его возможности, могла
организовать самостоятельное или арендное предприятие и выходить со своими
задумками или продуктами на рынок отечественный и международный.
Рождавшиеся
в тени социализма частнопредпринимательские "цеха", казалось, теперь
приобретут легальность, простор для развития и поглощения изживших себя и
фактически обанкротившихся государственных монстров. Кстати, в терминологии
процедуры банкротства это называется "санацией", т.е. оздоровлением через
разукрупнение. Такая судьба ожидала подавляющее большинство советских
предприятий и их так называемых производственных объединений. Но она не
сулила ничего хорошего для их руководителей. Любая санация начинается с
отстранения руководства, при котором предприятие обанкротилось и назначения
на его место временного управителя, основной целью которого является
передача производства в руки тех, кто приведет его в конкурентоспособное
состояние, т.е. в руки инициативных предпринимателей.
И вот на корыстном противодействии номенклатуры реформа споткнулась.
Естественной возможностью легализации "цеховиков", т.е. здоровой части
"теневой" экономики, Россия так и не воспользовалась. Открывавшийся тогда
ясный и логичный путь санации госпредприятий был прерван встречным
процессом
экономической контрреформы.
Думаю, откат обозначился еще в 1989 г. объявлением войны с так
называемой "организованной преступностью" и в 1990 г. - войны с
"экономическим саботажем" свободных кооперативов и частных фирм. Публичные
уголовные процессы, налоговый и лицензионный зажимы - и порыв первых
энтузиастов предпринимательства стал съеживаться и гаснуть.
Следующий накат контрреформы - приватизация промышленности 1993 г., в
ходе которой большинство прежних директоров из подчиненных КПСС
хозяйственников стали вдруг руководителями акционированных предприятий, а
их
коллективы вместе с нарождающимся отечественным бизнесом, напротив, вдруг
превратились в бесправных и смешных владельцев "ваучеров" (по оценке
прошлого и нынешнего рынка - пустых бумажек) и утратили реальные шансы на
инициативу и перестройку родных производств.
Но лишь единицы из старых директоров способны обеспечить успех
предприятия в условиях жесткой конкуренции свободного рынка. Большинство
обречено на неудачу, если они даже будут стараться, ибо несут в себе старые
привычки и нерыночные подходы. Зато перед ними распахнулись двери к личному
обогащению, т.к. в их бесконтрольное распоряжение попали громадные
богатства: здания, запасы, у многих - налаженные производства. Способов
перевода этих богатств на личные счета хватает. Одни директора изо всех сил
сокращают производство и людей, чтобы освободившиеся площади сдавать в
полуофициальную аренду. Другие, у кого предприятия еще выпускают
востребованную рынком продукцию, продают ее через своих друзей и
родственников в подставные посреднические фирмы, присваивая основную часть
прибыли, а коллективы оставляя даже без зарплаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
не понимал, но улыбался.
Заключение прокурора оказалось очень кратким. Его суть: приговор хорошо
обоснован. "Да, события очень жестоко прошлись по судьбам этих людей, -
добавила прокурор, - и в определенной степени их можно считать жертвами
ситуации, нашей общей расхлябанности, но оснований для отмены приговора не
имеется. Я надеюсь, что вы разделите мое мнение".
Не хочу думать, почему я так надеялся на иную позицию прокурора, как
будто не заметившей доводов защиты и сотен просьб об освобождении
капитанов.
Ведь она сама явно жалела и понимала абсурдность содержания их в ИТУ, но не
воспользовалась своим правом и долгом предложить суду хотя бы сделать
наказание лишением свободы условным.
Сразу после речи прокурора коллегия судей удалилась на совещание, а
прокурор ушла совсем, оставив нас в тяжелом молчании. Конечно, надежда еще
теплилась (ведь обвинитель - это еще не суд), но на деле НЕПОНЯТНОЕ МЕНЯ
УЖЕ
СИЛЬНО ТРЯХНУЛО, тем более, что жизнь показывала: у нас прокуратура и суд
чаще всего вместе. Молчание наше длилось недолго. Несколько минут спустя
вернулись судьи, и женщина-докладчик зачитала так называемую результативную
часть: "Приговор оставить без изменения, а все кассационные жалобы - без
удовлетворения"... Все!
Судьи снова скрылись. Воздуха мне не хватало. Адвокат спросил: "А вы
всерьез рассчитывали на что-то иное?" Я ответил: "Да!" У него вопросов
больше не было. Может, лишь хотелось покрутить пальцем у виска. Я лишь
судорожно комкал свои бумажки. НЕПОНЯТНОЕ ДАВИЛО. Они ведь понимающе
переписали доводы защиты, читали все просьбы капитанов и моряков, они
понимающе слушали доводы мои и адвоката, ни в чем не возразили, а в
результате решили, ЧТО ВСЕ ЭТО, ПО ИХ УМУ и СОВЕСТИ - НЕПРАВДА? Так в чем
же
тогда судейские ум и совесть? Мы обсуждали это дело с видными юристами, с
десятками присяжных. Я показывал судьям газеты и стенограммы, а им даже
неважно знать, как граждане смотрят на такое дело...
Моя растерянность длилась недолго. Вновь вышли трое судей со связками
камчатских томов в руках. Они уже закончили свое священнодействие и могли
считать себя просто интеллигентными людьми. Женщина-докладчик первой
обратилась ко мне: "Поверьте, нам очень жаль". Потом приостановился около
меня председательствующий: "Виктор Владимирович, это дело для нашего
Президиума... А кстати, мы вот тут думали (когда же успели?): а если
работники вот так же станут добывать неучтенное золото?
- Позвольте, это другое дело, по закону все золото в недрах является
собственностью государства... О рыбе в океане вы так не скажете.
-Почему же? И потом, тогда и автомобили неучтенно собирать станут.
- Интересный вопрос. Главное, откуда комплектующие..."
Но тут меня прервал невесть откуда появившийся (как черт из табакерки)
незнакомец, громко провозгласивший, что ловить рыбу в океане нельзя без
лицензии. Он шустро торопился всех нас выпроводить: судей в другой зал,
нас - к выходу... ОН КАК БЫ ВОПЛОТИЛ В СЕБЕ НЕПОНЯТНОЕ, чтоб ПРЕРВАТЬ
НЕНУЖНЫЙ ЕМУ РАЗГОВОР И ПОСТАВИТЬ В НЕМ ТОЧКУ.
На Ильинку я вышел полностью разбитым. Этого решения ждут сотни людей
на Камчатке... И ведь такая очевидная всем несправедливость и жестокость. А
вопрос решали такие милые и дружелюбные люди... И я откликался на их
дружелюбие и значит, сам им уподоблялся... Даже сейчас, когда они только
что
приняли решение...
Чудовищны и суть этого решения, и способ его принятия.
Дело не только в том, что на годы несвободы обречены 7 хороших людей и
их семьи. И не только в том, что эта несправедливость почти неисправима. А
в
том, что, во-первых, на деле это решение не судей, а во-вторых, оно
касается
всей страны, ибо подтверждает наше рабское положение в экономике.
Мы живем при экономической контрреформе
Вспомним романтические времена начала перестройки, надежды на
инициативу коллективов вплоть до выборности ими директоров и "борьбы" с
бюрократизмом главков. А потом вдруг началась эра свободных кооперативов и
прочих разных фирм - внутри и вне окостеневших государственных предприятий,
когда казалось: вот оно, свободное преображение и воскрешение экономики,
реальное вхождение ее в рыночные отношения. Любая инициативная группа на
любом подразделении госпредприятия, опираясь на его возможности, могла
организовать самостоятельное или арендное предприятие и выходить со своими
задумками или продуктами на рынок отечественный и международный.
Рождавшиеся
в тени социализма частнопредпринимательские "цеха", казалось, теперь
приобретут легальность, простор для развития и поглощения изживших себя и
фактически обанкротившихся государственных монстров. Кстати, в терминологии
процедуры банкротства это называется "санацией", т.е. оздоровлением через
разукрупнение. Такая судьба ожидала подавляющее большинство советских
предприятий и их так называемых производственных объединений. Но она не
сулила ничего хорошего для их руководителей. Любая санация начинается с
отстранения руководства, при котором предприятие обанкротилось и назначения
на его место временного управителя, основной целью которого является
передача производства в руки тех, кто приведет его в конкурентоспособное
состояние, т.е. в руки инициативных предпринимателей.
И вот на корыстном противодействии номенклатуры реформа споткнулась.
Естественной возможностью легализации "цеховиков", т.е. здоровой части
"теневой" экономики, Россия так и не воспользовалась. Открывавшийся тогда
ясный и логичный путь санации госпредприятий был прерван встречным
процессом
экономической контрреформы.
Думаю, откат обозначился еще в 1989 г. объявлением войны с так
называемой "организованной преступностью" и в 1990 г. - войны с
"экономическим саботажем" свободных кооперативов и частных фирм. Публичные
уголовные процессы, налоговый и лицензионный зажимы - и порыв первых
энтузиастов предпринимательства стал съеживаться и гаснуть.
Следующий накат контрреформы - приватизация промышленности 1993 г., в
ходе которой большинство прежних директоров из подчиненных КПСС
хозяйственников стали вдруг руководителями акционированных предприятий, а
их
коллективы вместе с нарождающимся отечественным бизнесом, напротив, вдруг
превратились в бесправных и смешных владельцев "ваучеров" (по оценке
прошлого и нынешнего рынка - пустых бумажек) и утратили реальные шансы на
инициативу и перестройку родных производств.
Но лишь единицы из старых директоров способны обеспечить успех
предприятия в условиях жесткой конкуренции свободного рынка. Большинство
обречено на неудачу, если они даже будут стараться, ибо несут в себе старые
привычки и нерыночные подходы. Зато перед ними распахнулись двери к личному
обогащению, т.к. в их бесконтрольное распоряжение попали громадные
богатства: здания, запасы, у многих - налаженные производства. Способов
перевода этих богатств на личные счета хватает. Одни директора изо всех сил
сокращают производство и людей, чтобы освободившиеся площади сдавать в
полуофициальную аренду. Другие, у кого предприятия еще выпускают
востребованную рынком продукцию, продают ее через своих друзей и
родственников в подставные посреднические фирмы, присваивая основную часть
прибыли, а коллективы оставляя даже без зарплаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180