Небось слышали вы, какие
странные разговоры мы вели?
-- Слышала, -- дрожащим голосом пролепетала бабка.
-- Эти речи, бабушка, мы вели только к тому, чтобы он нам
доверился и признался. И нам это удалось. Мы вытянули из него
все. Сцапали голубчика.
Вахмистр прервал свою речь, чтобы поправить фитили на
свечках, и продолжал торжественным тоном, строго глядя на бабку
Пейзлерку:
-- Вы, бабушка, присутствовали при сем, таким образом,
посвящены в эту тайну. Эта тайна государственная, вы о ней и
заикнуться никому не смеете. Даже на смертном одре не должны об
этом говорить, иначе вас нельзя будет на кладбище похоронить.
-- Иисус Мария, Иосиф! -- заголосила Пейзлерка. -- Занесла
меня сюда нелегкая!
-- Не реветь! Встаньте, подойдите к святому распятию,
сложите два пальца и подымите руку. Будете сей час присягать
мне. Повторяйте за мной...
Бабка Пейзлерка заковыляла к столу, причитая:
-- Пресвятая богородица! Мария Скочицкая! И за чем только
я этот порог переступила!
С креста глядело на нее измученное лицо Христа, свечки
коптили, а бабке все это казалось страшным и неземным. Она
совсем растерялась, коленки у нее дрожали, руки тряслись. Она
подняла руку со сложенными пальцами, и жандармский вахмистр
торжественно, с выражением, произнес слова присяги, которые
бабка повторяла за ним.
-- Клянусь богу всемогущему и вам, господин вахмистр, что
ничего о том, что здесь видела и слышала, никому до смерти
своей не скажу ни слова, даже если меня будут спрашивать. Да
поможет мне в этом господь бог!
-- Теперь поцелуйте крест,-- приказал вахмистр после того,
как бабка Пейзлерка, громко всхлипывая, повторила присягу и
набожно перекрестилась.-- Так, а теперь отнесите распятие туда,
где его взяли, и скажите там, что оно понадобилось мне для
допроса.
Ошеломленная Пейзлерка на цыпочках вышла с распятием из
комнаты, и через окно видно было, как она шла по дороге,
поминутно оглядываясь на жандармское отделение, будто желая
убедиться, что это был не сон и она действительно только что
пережила одну из самых страшных минут в своей жизни.
Вахмистр между тем переписывал свой рапорт, который он
ночью дополнил кляксами, размазав их по тексту, словно
мармелад.
Он все переделал заново и вспомнил, что позабыл допросить
Швейка еще об одной вещи. Он велел привести Швейка и спросил
его:
-- Умеете фотографировать?
-- Умею.
-- А почему не носите с собой аппарата?
-- Потому что его у меня нет,-- чистосердечно признался
Швейк.
-- А если бы аппарат у вас был, вы бы фотографировали? --
спросил вахмистр.
-- Если бы да кабы, то во рту росли бобы,-- простодушно
ответил Швейк, встречая спокойным взглядом испытующий взгляд
вахмистра.
У вахмистра в этот момент опять так разболелась голова,
что он не мог придумать другого вопроса, кроме как:
-- Трудно ли фотографировать вокзалы?
-- Легче, чем что другое,-- ответил Швейк.-- Во-первых,
вокзал не двигается, а стоит на одном месте, а во-вторых, ему
не нужно говорить: "Сделайте приятную улыбку".
Теперь вахмистр мог дополнить свой рапорт. "Zu dem Bericht
No 2172 melde ich..." /В дополнение к моему сообщению No 2172
докладываю... (нем.)/ В этом дополнении вахмистр дал волю
своему вдохновению:
"При перекрестном допросе арестованный, между прочим,
показал, что умеет фотографировать и охотнее всего делает
снимки вокзалов. Хотя при обыске фотографического аппарата у
него не было обнаружено, но имеется подозрение, что таковой у
него где-нибудь спрятан и не носит он его с собой, чтоб не
возбуждать подозрений; это подтверждается и его собственным
признанием о том, что он делал бы снимки, если б имел при себе
аппарат..."
С похмелья вахмистр в своем донесении о фотографировании
все больше и больше запутывался. Он писал:
"Из показаний арестованного совершенно ясно вытекает, что
только неимение при себе аппарата помешало ему сфотографировать
железнодорожные строения и вообще места, имеющие стратегическое
значение. Не подлежит сомнению, что свои намерения он привел бы
в исполнение, если б вышеупомянутый фотографический аппарат,
который он спрятал, был у него под рукой. Только благодаря тому
обстоятельству, что аппарата при нем не оказалось, никаких
снимков обнаружено у него не было".
Вахмистр был очень доволен своим произведением и с
гордостью прочел его ефрейтору.
-- Недурно получилось,-- сказал он.-- Видите, вот как
составляются доклады. Здесь все должно быть. Следствие,
милейший, не такая уж простая штука, и главное -- умело
изложить все в докладе, чтобы в высшей инстанции только рот
разинули. Приведите-ка его ко мне. Пора с этим делом покончить.
-- Итак, господин ефрейтор отведет вас в окружное
жандармское управление в Писек,-- важно сказал вахмистр
Швейку.-- Согласно предписанию, полагается отправить вас в
ручных кандалах, но, ввиду того что вы, по моему мнению,
человек порядочный, кандалов мы на вас не наденем. Я уверен,
что и по дороге вы не предпримете попытки к бегству.--
Вахмистр, видно, тронутый добродушием, написанным на
швейковской физиономии, прибавил: -- И не поминайте меня лихом.
Отведите его, господин ефрейтор, вот вам мое донесение.
-- Счастливо оставаться,-- мягко сказал Швейк. -- Спасибо
вам, господин вахмистр, за все, что вы для меня сделали. При
случае черкну вам письмецо. Если попаду в ваши края,
обязательно зайду к вам в гости.
Швейк с ефрейтором вышли на шоссе, и каждый встречный,
видя, как они увлечены дружеской беседой, решил бы, что это
старые знакомые, которых свел случай, и теперь они вместе идут
в город, скажем, в костел.
-- Никогда не думал,-- говорил Швейк,-- что дорога в
Будейовицы окажется такой трудной. Это напоминает мне случай с
мясником Хаурой из Кобылис. Очутился он раз у памятника
Палацкому на Морани и ходил вокруг него до самого утра, думая,
что идет вдоль стены, а стене этой ни конца ни краю. Он пришел
в отчаянье. К утру он совершенно выбился из сил и закричал
"караул!", а когда прибежали полицейские, он их спросил, как
ему пройти домой в Кобылисы, потому что, говорит, иду я вдоль
какой-то стены уже пять часов, а ей конца не видать.
Полицейские его забрали, а он там в участке все расколотил.
Ефрейтор не сказал ни слова и подумал: "На кой ты мне все
это рассказываешь? Опять начал заправлять арапа насчет
Будейовиц". Они проходили мимо пруда, и Швейк поинтересовался,
много ли в их районе рыболовов, которые без разрешения ловят
рыбу..
-- Здесь одни браконьеры,-- ответил ефрейтор.-- Прежнего
вахмистра утопить хотели. Сторож у пруда стреляет им в задницу
нарезанной щетиной, но ничего не помогает-- у них в штанах
жесть.
И ефрейтор слегка коснулся темы о прогрессе, о том, до
чего люди дошли и как один другого обставляет, и затем развил
новую теорию о том, что война -- великое благо для всего
человечества, потому что заодно с порядочными людьми
перестреляют многих негодяев и мошенников.
-- И так на свете слишком много народу,-- произнес он
глубокомысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
странные разговоры мы вели?
-- Слышала, -- дрожащим голосом пролепетала бабка.
-- Эти речи, бабушка, мы вели только к тому, чтобы он нам
доверился и признался. И нам это удалось. Мы вытянули из него
все. Сцапали голубчика.
Вахмистр прервал свою речь, чтобы поправить фитили на
свечках, и продолжал торжественным тоном, строго глядя на бабку
Пейзлерку:
-- Вы, бабушка, присутствовали при сем, таким образом,
посвящены в эту тайну. Эта тайна государственная, вы о ней и
заикнуться никому не смеете. Даже на смертном одре не должны об
этом говорить, иначе вас нельзя будет на кладбище похоронить.
-- Иисус Мария, Иосиф! -- заголосила Пейзлерка. -- Занесла
меня сюда нелегкая!
-- Не реветь! Встаньте, подойдите к святому распятию,
сложите два пальца и подымите руку. Будете сей час присягать
мне. Повторяйте за мной...
Бабка Пейзлерка заковыляла к столу, причитая:
-- Пресвятая богородица! Мария Скочицкая! И за чем только
я этот порог переступила!
С креста глядело на нее измученное лицо Христа, свечки
коптили, а бабке все это казалось страшным и неземным. Она
совсем растерялась, коленки у нее дрожали, руки тряслись. Она
подняла руку со сложенными пальцами, и жандармский вахмистр
торжественно, с выражением, произнес слова присяги, которые
бабка повторяла за ним.
-- Клянусь богу всемогущему и вам, господин вахмистр, что
ничего о том, что здесь видела и слышала, никому до смерти
своей не скажу ни слова, даже если меня будут спрашивать. Да
поможет мне в этом господь бог!
-- Теперь поцелуйте крест,-- приказал вахмистр после того,
как бабка Пейзлерка, громко всхлипывая, повторила присягу и
набожно перекрестилась.-- Так, а теперь отнесите распятие туда,
где его взяли, и скажите там, что оно понадобилось мне для
допроса.
Ошеломленная Пейзлерка на цыпочках вышла с распятием из
комнаты, и через окно видно было, как она шла по дороге,
поминутно оглядываясь на жандармское отделение, будто желая
убедиться, что это был не сон и она действительно только что
пережила одну из самых страшных минут в своей жизни.
Вахмистр между тем переписывал свой рапорт, который он
ночью дополнил кляксами, размазав их по тексту, словно
мармелад.
Он все переделал заново и вспомнил, что позабыл допросить
Швейка еще об одной вещи. Он велел привести Швейка и спросил
его:
-- Умеете фотографировать?
-- Умею.
-- А почему не носите с собой аппарата?
-- Потому что его у меня нет,-- чистосердечно признался
Швейк.
-- А если бы аппарат у вас был, вы бы фотографировали? --
спросил вахмистр.
-- Если бы да кабы, то во рту росли бобы,-- простодушно
ответил Швейк, встречая спокойным взглядом испытующий взгляд
вахмистра.
У вахмистра в этот момент опять так разболелась голова,
что он не мог придумать другого вопроса, кроме как:
-- Трудно ли фотографировать вокзалы?
-- Легче, чем что другое,-- ответил Швейк.-- Во-первых,
вокзал не двигается, а стоит на одном месте, а во-вторых, ему
не нужно говорить: "Сделайте приятную улыбку".
Теперь вахмистр мог дополнить свой рапорт. "Zu dem Bericht
No 2172 melde ich..." /В дополнение к моему сообщению No 2172
докладываю... (нем.)/ В этом дополнении вахмистр дал волю
своему вдохновению:
"При перекрестном допросе арестованный, между прочим,
показал, что умеет фотографировать и охотнее всего делает
снимки вокзалов. Хотя при обыске фотографического аппарата у
него не было обнаружено, но имеется подозрение, что таковой у
него где-нибудь спрятан и не носит он его с собой, чтоб не
возбуждать подозрений; это подтверждается и его собственным
признанием о том, что он делал бы снимки, если б имел при себе
аппарат..."
С похмелья вахмистр в своем донесении о фотографировании
все больше и больше запутывался. Он писал:
"Из показаний арестованного совершенно ясно вытекает, что
только неимение при себе аппарата помешало ему сфотографировать
железнодорожные строения и вообще места, имеющие стратегическое
значение. Не подлежит сомнению, что свои намерения он привел бы
в исполнение, если б вышеупомянутый фотографический аппарат,
который он спрятал, был у него под рукой. Только благодаря тому
обстоятельству, что аппарата при нем не оказалось, никаких
снимков обнаружено у него не было".
Вахмистр был очень доволен своим произведением и с
гордостью прочел его ефрейтору.
-- Недурно получилось,-- сказал он.-- Видите, вот как
составляются доклады. Здесь все должно быть. Следствие,
милейший, не такая уж простая штука, и главное -- умело
изложить все в докладе, чтобы в высшей инстанции только рот
разинули. Приведите-ка его ко мне. Пора с этим делом покончить.
-- Итак, господин ефрейтор отведет вас в окружное
жандармское управление в Писек,-- важно сказал вахмистр
Швейку.-- Согласно предписанию, полагается отправить вас в
ручных кандалах, но, ввиду того что вы, по моему мнению,
человек порядочный, кандалов мы на вас не наденем. Я уверен,
что и по дороге вы не предпримете попытки к бегству.--
Вахмистр, видно, тронутый добродушием, написанным на
швейковской физиономии, прибавил: -- И не поминайте меня лихом.
Отведите его, господин ефрейтор, вот вам мое донесение.
-- Счастливо оставаться,-- мягко сказал Швейк. -- Спасибо
вам, господин вахмистр, за все, что вы для меня сделали. При
случае черкну вам письмецо. Если попаду в ваши края,
обязательно зайду к вам в гости.
Швейк с ефрейтором вышли на шоссе, и каждый встречный,
видя, как они увлечены дружеской беседой, решил бы, что это
старые знакомые, которых свел случай, и теперь они вместе идут
в город, скажем, в костел.
-- Никогда не думал,-- говорил Швейк,-- что дорога в
Будейовицы окажется такой трудной. Это напоминает мне случай с
мясником Хаурой из Кобылис. Очутился он раз у памятника
Палацкому на Морани и ходил вокруг него до самого утра, думая,
что идет вдоль стены, а стене этой ни конца ни краю. Он пришел
в отчаянье. К утру он совершенно выбился из сил и закричал
"караул!", а когда прибежали полицейские, он их спросил, как
ему пройти домой в Кобылисы, потому что, говорит, иду я вдоль
какой-то стены уже пять часов, а ей конца не видать.
Полицейские его забрали, а он там в участке все расколотил.
Ефрейтор не сказал ни слова и подумал: "На кой ты мне все
это рассказываешь? Опять начал заправлять арапа насчет
Будейовиц". Они проходили мимо пруда, и Швейк поинтересовался,
много ли в их районе рыболовов, которые без разрешения ловят
рыбу..
-- Здесь одни браконьеры,-- ответил ефрейтор.-- Прежнего
вахмистра утопить хотели. Сторож у пруда стреляет им в задницу
нарезанной щетиной, но ничего не помогает-- у них в штанах
жесть.
И ефрейтор слегка коснулся темы о прогрессе, о том, до
чего люди дошли и как один другого обставляет, и затем развил
новую теорию о том, что война -- великое благо для всего
человечества, потому что заодно с порядочными людьми
перестреляют многих негодяев и мошенников.
-- И так на свете слишком много народу,-- произнес он
глубокомысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196