Он вызвал ефрейтора и приказал отвести Швейка, а
сам приписал в своем рапорте:
"План его был таков: проникнув в ряды Девяносто первого
пехотного полка, просить немедленно отправить его на фронт; там
он при первой возможности перебежал бы в Россию, ибо видел, что
возвращение туда иным путем благодаря бдительности наших
органов невозможно. Вполне вероятно, что он мог бы с успехом
провести в жизнь свои намерения, так как, согласно его
показаниям, полученным путем продолжительного перекрестного
допроса, он еще в 1910 году участвовал в качестве рядового в
императорских маневрах в окрестностях Писека, из чего видно,
что у него большой опыт в этой области. Позволю себе
подчеркнуть, что собранный мною обвинительный материал является
результатом моей системы перекрестного допроса".
В дверях появился ефрейтор.
-- Господин вахмистр! Он просится в нужник.
-- Bajonett auf!/ Примкнуть штык! (нем.)/-- скомандовал
вахмистр.-- Или нет, приведите его сюда.
-- Вам нужно в уборную?-- любезно спросил Швейка
вахмистр.-- Уж не кроется ли в этом что-нибудь большее?
-- Совершенно верно. Мне нужно "по-большому", господин
вахмистр,-- ответил Швейк.
-- Смотрите, чтобы не случилось чего другого,--
многозначительно сказал вахмистр, пристегивая кобуру с
револьвером.-- Я пойду с вами.
-- У меня хороший револьвер,-- сообщил он Швейку по
дороге,-- семизарядный, абсолютно точно бьет в цель.
Однако, раньше чем выйти во двор, вахмистр позвал
ефрейтора и тихо сказал ему:
-- Примкните штык и, когда он войдет внутрь, станьте
позади уборной. Как бы он не сделал подкопа через выгребную
яму.
Уборная представляла собой обыкновенную маленькую
деревянную будку, которая уныло торчала посреди двора
неподалеку от навозной кучи. Это был старый ветеран, там
отправляли естественные потребности целые поколения. Теперь тут
сидел Швейк и придерживал одной рукой веревочку от двери, между
тем как через заднее окошечко ефрейтор смотрел ему в задницу,
следя, как бы он не сделал подкопа.
Ястребиные очи жандармского вахмистра впились в дверь;
вахмистр обдумывал, в какую ногу ему стрелять, если Швейк
предпримет попытку к бегству.
Но дверь тихонько отворилась, и из уборной вышел
удовлетворенный Швейк. Он осведомился у вахмистра:
-- Не слишком ли долго я там пробыл? Не задержал ли я вас?
-- О, нисколько, нисколько,-- ответил вахмистр и подумал:
"Как они все-таки деликатны, вежливы. Знает ведь, что его ждет,
но остается любезным. Надо отдать справедливость -- вежлив до
последней минуты. Кто из наших мог бы так себя держать?!"
Вахмистр остался в караульном помещении и сел рядом со
Швейком на пустой постели жандарма Рампы, который стоял в
наряде и должен был до утра обходить окрестные села. В
настоящее время он уже сидел в Противине, в трактире "У
вороного коня" и играл с сапожником в "марьяж", в перерывах
доказывая, что Австрия должна победить.
Вахмистр закурил, дал набить трубку и Швейку, ефрейтор
подкинул дров в печку, и жандармское отделение превратилось в
самый уютный уголок на земном шаре, в теплое гнездышко.
Спустились зимние сумерки. Наступила ночь, время дружных
задушевных бесед.
Все молчали. Вахмистр долго что-то обдумывал и наконец
обратился к помощнику:
-- По-моему, вешать шпионов неправильно. Человек, который
жертвует собой во имя долга, за свою, так сказать, родину,
заслуживает почетной смерти от пули. Как по-вашему, господин
ефрейтор?
-- Конечно, лучше расстрелять его, а не вешать,--
согласился ефрейтор.-- Послали бы, скажем, нас и сказали бы:
"Вы должны выяснить, сколько у русских пулеметов в их
пулеметном отделении". Что же, мы переоделись бы и пошли. И за
это меня вешать, как бандита?
Ефрейтор так разошелся, что встал и провозгласил:
-- Я требую, чтобы меня расстреляли и похоронили с
воинскими почестями!
-- Вот тут-то и заковыка,-- сказал Швейк.-- Если парень не
дурак -- попробуй-ка уличи его. Никогда ничего не докажут.
-- Нет, докажут! -- загорячился вахмистр.-- Ведь они тоже
не дураки, и у них есть своя особая система. Вы сами в этом
убедитесь. Убедитесь,-- повторил он уже более спокойно,
сопровождая свои слова приветливой улыбкой.-- Сколько ни
вертись -- у нас никакие увертки не помогут. Верно я говорю,
господин ефрейтор?
Ефрейтор кивнул головой в знак согласия и сказал, что есть
некоторые, у которых дело уже давным-давно проиграно и они
могут прикидываться вполне спокойными, сколько им влезет, но
это им не поможет: чем спокойнее человек выглядит, тем больше
это его выдает.
-- У вас моя школа, ефрейтор! -- с гордостью провозгласил
вахмистр.-- Спокойствие -- мыльный пузырь, но деланное
спокойствие -- это corpus delicti /Состав преступления
(лат.)/.-- И, прервав изложение своей теории, он обратился к
ефрейтору: -- Что бы такое придумать на ужин?
-- А в трактир вы нынче не пойдете, господин вахмистр?
Тут перед вахмистром встала во весь рост новая сложная
проблема, требующая немедленного разрешения.
Что, если арестованный, воспользовавшись его ночным
отсутствием, сбежит? Ефрейтор, правда, человек надежный и
осторожный, но однажды у него сбежали двое бродяг. (Фактически
дело обстояло так: ефрейтору не хотелось тащиться с ними до
Писека по морозу, и он отпустил их в поле около Ражиц, для
проформы выпалив разок в воздух из винтовки.)
-- Пошлем нашу бабку за ужином. А пиво она нам будет
таскать в жбане,-- разрешил наконец вахмистр эту сложную
проблему.-- Пусть бабка побегает -- разомнет кости.
И бабка Пейзлерка, которая им прислуживала, действительно
порядочно набегалась за этот вечер. После ужина сообщение на
линии жандармское отделение -- трактир "У кота" не прерывалось.
Бесчисленные следы больших тяжелых сапог бабки
свидетельствовали о том, что. вахмистр решил в полной мере
вознаградить себя за отсутствие в трактире "У кота".
Когда же -- в несчетный раз -- бабка Пейзлерка появилась в
трактире и передала, что господин вахмистр кланяется и просит
прислать ему бутылку контушовки, терпение любопытного
трактирщика лопнуло.
-- Кто там у них?
-- Да подозрительный какой-то,-- ответила на его вопрос
бабка.-- Я сейчас оттуда -- сидят с ним оба в обнимку, а
господин вахмистр гладит его по голове и приговаривает:
"Золотце ты мое, головушка ты моя славянская, шпиончик ты мой
ненаглядный!.."
Глубокой ночью жандармское отделение являло собой такую
картину: ефрейтор спал, громко храпя; он растянулся поперек
постели, как был -- в полной форме; напротив сидел вахмистр с
остатками контушовки на дне бутылки и обнимал Швейка за шею,
слезы текли по его загорелому лицу, усы слиплись от контушовки.
Он бормотал:
-- Ну, признайся -- в России такой хорошей контушовки не
найти. Скажи, чтобы я мог спокойно заснуть. Признайся, будь
мужчиной!
-- Не найти.
Вахмистр навалился на Швейка:
-- Утешил ты меня, признался. Так-то вот нужно
признаваться на допросе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
сам приписал в своем рапорте:
"План его был таков: проникнув в ряды Девяносто первого
пехотного полка, просить немедленно отправить его на фронт; там
он при первой возможности перебежал бы в Россию, ибо видел, что
возвращение туда иным путем благодаря бдительности наших
органов невозможно. Вполне вероятно, что он мог бы с успехом
провести в жизнь свои намерения, так как, согласно его
показаниям, полученным путем продолжительного перекрестного
допроса, он еще в 1910 году участвовал в качестве рядового в
императорских маневрах в окрестностях Писека, из чего видно,
что у него большой опыт в этой области. Позволю себе
подчеркнуть, что собранный мною обвинительный материал является
результатом моей системы перекрестного допроса".
В дверях появился ефрейтор.
-- Господин вахмистр! Он просится в нужник.
-- Bajonett auf!/ Примкнуть штык! (нем.)/-- скомандовал
вахмистр.-- Или нет, приведите его сюда.
-- Вам нужно в уборную?-- любезно спросил Швейка
вахмистр.-- Уж не кроется ли в этом что-нибудь большее?
-- Совершенно верно. Мне нужно "по-большому", господин
вахмистр,-- ответил Швейк.
-- Смотрите, чтобы не случилось чего другого,--
многозначительно сказал вахмистр, пристегивая кобуру с
револьвером.-- Я пойду с вами.
-- У меня хороший револьвер,-- сообщил он Швейку по
дороге,-- семизарядный, абсолютно точно бьет в цель.
Однако, раньше чем выйти во двор, вахмистр позвал
ефрейтора и тихо сказал ему:
-- Примкните штык и, когда он войдет внутрь, станьте
позади уборной. Как бы он не сделал подкопа через выгребную
яму.
Уборная представляла собой обыкновенную маленькую
деревянную будку, которая уныло торчала посреди двора
неподалеку от навозной кучи. Это был старый ветеран, там
отправляли естественные потребности целые поколения. Теперь тут
сидел Швейк и придерживал одной рукой веревочку от двери, между
тем как через заднее окошечко ефрейтор смотрел ему в задницу,
следя, как бы он не сделал подкопа.
Ястребиные очи жандармского вахмистра впились в дверь;
вахмистр обдумывал, в какую ногу ему стрелять, если Швейк
предпримет попытку к бегству.
Но дверь тихонько отворилась, и из уборной вышел
удовлетворенный Швейк. Он осведомился у вахмистра:
-- Не слишком ли долго я там пробыл? Не задержал ли я вас?
-- О, нисколько, нисколько,-- ответил вахмистр и подумал:
"Как они все-таки деликатны, вежливы. Знает ведь, что его ждет,
но остается любезным. Надо отдать справедливость -- вежлив до
последней минуты. Кто из наших мог бы так себя держать?!"
Вахмистр остался в караульном помещении и сел рядом со
Швейком на пустой постели жандарма Рампы, который стоял в
наряде и должен был до утра обходить окрестные села. В
настоящее время он уже сидел в Противине, в трактире "У
вороного коня" и играл с сапожником в "марьяж", в перерывах
доказывая, что Австрия должна победить.
Вахмистр закурил, дал набить трубку и Швейку, ефрейтор
подкинул дров в печку, и жандармское отделение превратилось в
самый уютный уголок на земном шаре, в теплое гнездышко.
Спустились зимние сумерки. Наступила ночь, время дружных
задушевных бесед.
Все молчали. Вахмистр долго что-то обдумывал и наконец
обратился к помощнику:
-- По-моему, вешать шпионов неправильно. Человек, который
жертвует собой во имя долга, за свою, так сказать, родину,
заслуживает почетной смерти от пули. Как по-вашему, господин
ефрейтор?
-- Конечно, лучше расстрелять его, а не вешать,--
согласился ефрейтор.-- Послали бы, скажем, нас и сказали бы:
"Вы должны выяснить, сколько у русских пулеметов в их
пулеметном отделении". Что же, мы переоделись бы и пошли. И за
это меня вешать, как бандита?
Ефрейтор так разошелся, что встал и провозгласил:
-- Я требую, чтобы меня расстреляли и похоронили с
воинскими почестями!
-- Вот тут-то и заковыка,-- сказал Швейк.-- Если парень не
дурак -- попробуй-ка уличи его. Никогда ничего не докажут.
-- Нет, докажут! -- загорячился вахмистр.-- Ведь они тоже
не дураки, и у них есть своя особая система. Вы сами в этом
убедитесь. Убедитесь,-- повторил он уже более спокойно,
сопровождая свои слова приветливой улыбкой.-- Сколько ни
вертись -- у нас никакие увертки не помогут. Верно я говорю,
господин ефрейтор?
Ефрейтор кивнул головой в знак согласия и сказал, что есть
некоторые, у которых дело уже давным-давно проиграно и они
могут прикидываться вполне спокойными, сколько им влезет, но
это им не поможет: чем спокойнее человек выглядит, тем больше
это его выдает.
-- У вас моя школа, ефрейтор! -- с гордостью провозгласил
вахмистр.-- Спокойствие -- мыльный пузырь, но деланное
спокойствие -- это corpus delicti /Состав преступления
(лат.)/.-- И, прервав изложение своей теории, он обратился к
ефрейтору: -- Что бы такое придумать на ужин?
-- А в трактир вы нынче не пойдете, господин вахмистр?
Тут перед вахмистром встала во весь рост новая сложная
проблема, требующая немедленного разрешения.
Что, если арестованный, воспользовавшись его ночным
отсутствием, сбежит? Ефрейтор, правда, человек надежный и
осторожный, но однажды у него сбежали двое бродяг. (Фактически
дело обстояло так: ефрейтору не хотелось тащиться с ними до
Писека по морозу, и он отпустил их в поле около Ражиц, для
проформы выпалив разок в воздух из винтовки.)
-- Пошлем нашу бабку за ужином. А пиво она нам будет
таскать в жбане,-- разрешил наконец вахмистр эту сложную
проблему.-- Пусть бабка побегает -- разомнет кости.
И бабка Пейзлерка, которая им прислуживала, действительно
порядочно набегалась за этот вечер. После ужина сообщение на
линии жандармское отделение -- трактир "У кота" не прерывалось.
Бесчисленные следы больших тяжелых сапог бабки
свидетельствовали о том, что. вахмистр решил в полной мере
вознаградить себя за отсутствие в трактире "У кота".
Когда же -- в несчетный раз -- бабка Пейзлерка появилась в
трактире и передала, что господин вахмистр кланяется и просит
прислать ему бутылку контушовки, терпение любопытного
трактирщика лопнуло.
-- Кто там у них?
-- Да подозрительный какой-то,-- ответила на его вопрос
бабка.-- Я сейчас оттуда -- сидят с ним оба в обнимку, а
господин вахмистр гладит его по голове и приговаривает:
"Золотце ты мое, головушка ты моя славянская, шпиончик ты мой
ненаглядный!.."
Глубокой ночью жандармское отделение являло собой такую
картину: ефрейтор спал, громко храпя; он растянулся поперек
постели, как был -- в полной форме; напротив сидел вахмистр с
остатками контушовки на дне бутылки и обнимал Швейка за шею,
слезы текли по его загорелому лицу, усы слиплись от контушовки.
Он бормотал:
-- Ну, признайся -- в России такой хорошей контушовки не
найти. Скажи, чтобы я мог спокойно заснуть. Признайся, будь
мужчиной!
-- Не найти.
Вахмистр навалился на Швейка:
-- Утешил ты меня, признался. Так-то вот нужно
признаваться на допросе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196