Бутылку прикончил шедший первым по алфавиту Ходоунский,
проводив грозным взглядом Ванека, который высчитал, что ему
достанется на один глоток больше, так как по алфавиту он самый
последний. Но это оказалось грубым математическим просчетом,
так как всего вышел двадцать один глоток.
Потом стали играть в "простой цвик" из трех карт.
Выяснилось, что, взяв козыря, вольноопределяющийся всякий раз
цитировал отдельные места из Священного писания. Так, забрав
козырного валета, он возгласил:
-- Господи, остави ми валета и се лето дондеже окопаю и
осыплю гноем, и аще убо сотворит плод...
Когда его упрекнули в том, что он отважился взять даже
козырную восьмерку, он гласом велиим возопил:
-- Или коя жена имущи десять драхм, аще погубит драхму
едину, не возжигает ли светильника, и пометет храмину, и ищет
прилежно, дондеже обрящет; и обретши созывает другини и соседы
глаголюще: радуйтеся со мною, ибо взяла я восьмерку и прикупила
козырного короля и туза... Давайте сюда карты, вы все сели.
Вольноопределяющемуся Мареку действительно здорово везло.
В то время как остальные били друг друга козырями, он неизменно
перебивал их козыри старшим козырем, так что его партнеры
проигрывали один за другим, а он брал взятку за взяткой, взывая
к пораженным:
-- И настанет трус великий в градех, глад и мор по всей
земли, и будут знамения велия на небе.
Наконец карты надоели, и они бросили играть, после того
как Ходоунский просадил свое жалованье за полгода вперед. Он
был страшно удручен этим, а вольноопределяющийся неотступно
требовал с него расписку в том, что при выплате жалованья
старший писарь Ванек должен выдать жалованье Ходоунского ему,
Мареку.
-- Не трусь, Ходоунский,-- подбодрил несчастного Швейк.--
Тебе еще повезет. Если тебя убьют при первой схватке, Марек
утрет себе морду твоей распиской. Подпиши!
Это замечание задело Ходоунского за живое, и он с
уверенностью заявил:
-- Я не могу быть убитым: я телефонист, а телефонисты все
время находятся в блиндаже, а провода натягивают или ищут
повреждения после боя.
В ответ на это вольноопределяющийся возразил, что как раз
наоборот -- телефонисты подвергаются колоссальной опасности и
что неприятельская артиллерия точит зуб главным образом против
телефонистов. Ни один телефонист не застрахован в своем
блиндаже от опасности. Заройся телефонист в землю хоть на
десять метров, и там его найдет неприятельская артиллерия.
Телефонисты тают, как летний град под дождем. Лучшим
доказательством этого является то, что в Бруке, когда он
покидал его, был объявлен двадцать восьмой набор на курсы
телефонистов.
Ходоунскому стало очень жаль себя. Он готов был заплакать.
Это побудило Швейка сказать ему несколько теплых слов в
утешение:
-- Здорово тебя объегорили!
Ходоунский приветливо отозвался:
-- Цыц, тетенька!
-- Посмотрим в заметках по истории батальона на букву "X".
Ходоунский... гм... Ходоунский... ага, здесь: "Телефонист
Ходоунский засыпан при взрыве фугаса. Он телефонирует из своей
могилы в штаб: "Умираю. Поздравляю наш батальон с победой!"
-- Этого с тебя достаточно? -- спросил Швейк.-- А может,
ты хочешь что-нибудь прибавить? Помнишь того телефониста на
"Титанике"? Тот, когда корабль уже шел ко дну, еще
телефонировал вниз, в затопленную кухню: "Когда же будет обед?"
-- Это мне нетрудно,-- уверил вольноопределяющийся.-- Если
угодно, предсмертные слова Ходоунского можно дополнить. Под
конец он прокричит у меня в телефон: "Передайте мой привет
нашей железной бригаде!"
Глава IV. ШАГОМ МАРШ!
Оказалось, что в вагоне, где помещалась полевая кухня
одиннадцатой маршевой роты и где, наевшись до отвала, с шумом
пускал ветры Балоун, были правы, когда утверждали, что в Саноке
батальон получит ужин и паек хлеба за все голодные дни.
Выяснилось также, что как раз в Саноке находится штаб "железной
бригады", к которой, согласно своему метрическому
свидетельству, принадлежал батальон Девяносто первого полка.
Так как железнодорожное сообщение отсюда до Львова и севернее,
до Великих Мостов, не было прервано, то оставалось загадкой,
почему штаб восточного участка составил такую диспозицию, по
которой "железная бригада" сосредоточивала маршевые батальоны в
ста пятидесяти километрах от линии фронта, проходившей в то
время от города Броды до реки Буг и вдоль нее на север к
Сокалю.
Этот в высшей степени интересный стратегический вопрос был
весьма просто разрешен, когда капитан Сагнер отправился в штаб
бригады с докладом о прибытии маршевого батальона в Санок.
Дежурным был адъютант бригады капитан Тайрле.
-- Меня очень удивляет,-- сказал капитан Тайрле,-- что вы
не получили точных сведений. Маршрут вполне определенный.
График своего продвижения вы должны были, понятно, сообщить
заранее. Вопреки диспозиции главного штаба ваш батальон прибыл
на два дня раньше.
Капитан Сагнер слегка покраснел, но не догадался повторить
все те шифрованные телеграммы, которые он получал во время
пути.
-- Вы меня удивляете,-- сказал капитан Тайрле.
-- Насколько я знаю,-- успел вставить капитан Сагнер,--
все мы, офицеры, между собой на "ты".
-- Идет,-- сказал капитан Тайрле.-- Скажи, кадровый ты или
штатский? Кадровый? Это совсем другое дело... Ведь на лбу у
тебя не написано! Сколько здесь перебывало этих балбесов--
лейтенантов запаса! Когда мы отступали от Лимановой и Красника,
все эти "тоже лейтенанты" теряли голову, завидев казачий
патруль. Мы в штабе не жалуем этих паразитов. Какой-нибудь
идиот, выдержав "интеллигентку", в конце концов становится
кадровым. А то еще штатским сдаст офицерский экзамен, да так и
останется в штатских дурак дураком; а случись война, из него
выйдет не лейтенант, а засранец.
Капитан Тайрле сплюнул и дружески похлопал капитана
Сагнера по плечу:
-- Задержитесь тут денька на два. Я вам все покажу.
Потанцуем. Есть смазливые девочки, "Engeihuren" / Ангельские
шлюхи (нем.)/. Здесь сейчас дочь одного генерала которая раньше
предавалась лесбийской любви. Мы все переоденемся в женские
платья, и ты увидишь, какие номера она выкидывает. По виду
тощая, стерва, никогда не подумаешь! Но свое дело знает,
товарищ. Это, брат, такая сволочь! Ну да сам увидишь...
Пардон,-- смущенно извинился он,-- пойду блевать, сегодня уже в
третий раз.
Чтоб лишний раз доказать капитану Сагнеру, как весело им
живется, он, возвратившись, сообщил, что рвота -- последствие
вчерашней вечеринки, в которой приняли участие также и
офицеры-саперы.
С командиром саперного подразделения, тоже капитаном,
Сагнер очень скоро познакомился. В канцелярию влетел дылда в
офицерской форме, с тремя золотыми звездочками, и, словно в
тумане, не замечая присутствия незнакомого капитана, фамильярно
обратился к Тайрле:
-- Что поделываешь, поросенок? Недурно ты вчера обработал
нашу графиню! -- Он уселся в кресло и, похлопывая себя стеком
по голени, громко захохотал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196