-- Ох, не могу, когда вспомню, как
ты ей в колени наблевал.
-- Да,-- причмокнув от удовольствия, согласился Тайрле,--
здорово весело было вчера.
Только теперь он догадался познакомить капитана Сагнера с
тыквы. Потом налил им вина и сказал:
направились в кафе, под которое спешно была переоборудована
пивная.
Когда они проходили через канцелярию, капитан Тайрле взял
у командира саперного подразделения стек и ударил им по
длинному столу, вокруг которого по этой команде встали во фронт
двенадцать военных писарей. Это были одетые в экстра-форму
приверженцы спокойной, безопасной работы в тылу армии, с
большими гладкими брюшками.
Желая показать себя перед Сагнером и вторым капитаном,
капитан Тайрле обратился к этим двенадцати толстым апостолам
"отлынивания от фронта" со словами:
-- Не думайте, что я держу вас здесь на откорме, свиньи!
Меньше жрать и пьянствовать -- больше бегать! Теперь я вам
покажу еще один номер,-- объявил Тайрле своим компаньонам. Он
снова ударил стеком по столу и спросил у двенадцати: -- Когда
лопнете, поросята?
Все двенадцать в один голос ответили.
-- Когда прикажете, господин капитан.
Смеясь над собственной глупостью и идиотизмом, капитан
Тайрле вышел из канцелярии.
Когда они втроем расположились в кафе, Тайрле велел
принести бутылку рябиновки и позвать незанятых барышень.
Оказалось, что кафе не что иное, как публичный дом. Свободных
барышень не оказалось, и это крайне разозлило капитана Тайрле.
Он грубо обругал "мадам" в передней и закричал:
-- Кто у мадемуазель Эллы?
Получив ответ, что она занята с каким-то подпоручиком,
капитан стал ругаться еще непристойнее.
Мадемуазель Элла была занята с подпоручиком Дубом. После
того как маршевый батальон расквартировали в здании гимназии,
подпоручик Дуб собрал всех солдат и в длинной речи предупредил
их, что русские, отступая, повсюду открывали публичные дома и
оставляли в них персонал, зараженный венерическими болезнями,
чтобы нанести таким образом австрийской армии большой урон. Он
предостерегал солдат от посещения подобных заведений. Он-де сам
обойдет эти дома, чтобы убедиться, не ослушался ли кто его
приказа. Ввиду того что они во фронтовой полосе, всякий,
застигнутый в таком доме, будет предан полевому суду.
Подпоручик Дуб лично пошел убедиться, не нарушил ли
кто-нибудь его приказа, и поэтому, вероятно, исходным пунктом
своей ревизии избрал диван в комнатке Эллы на втором этаже так
называемого "городского кафе" и очень мило развлекался на этом
диване.
Между тем капитан Сагнер вернулся в свой батальон.
Компания Тайрле распалась: капитана Тайрле вызвали в бригаду,
так как бригадный командир уже больше часа искал своего
адъютанта.
Из дивизии пришли новые приказы, и необходимо было
окончательно определить маршрут прибывшего Девяносто первого
полка, так как, согласно новой диспозиции, по первоначальному
маршруту теперь отправлялся маршевый батальон Сто второго
полка.
Все страшно перепуталось. Русские поспешно отступали из
северо-восточной Галиции, и некоторые австрийские части здесь
перемешались. Кое-где в расположение австрийских войск клином
врезались части германской армии. Хаос увеличивали новые
маршевые батальоны и другие воинские части, прибывавшие на
фронт. То же самое происходило в прифронтовой полосе, например,
здесь, в Саноке, куда внезапно нагрянул резерв германской
ганноверской дивизии под командованием полковника с таким
отвратительным взглядом, что бригадный командир пришел в полное
замешательство. Полковник резерва ганноверской дивизии
предъявил диспозицию своего штаба, по которой его солдат
следовало разместить в гимназии, где только что был
расквартирован маршевый батальон Девяносто первого полка. Для
размещения своего штаба он требовал очистить здание Краковского
банка, в котором помещался штаб бригады.
Бригадный командир связался с дивизией, изложил точно
ситуацию, а затем с дивизией говорил ганноверец с
отвратительным взглядом. В результате этих разговоров бригада
получила приказ: "Бригаде оставить город в шесть часов вечера и
идти по направлению Турова-Волска -- Лисковец -- Старая Соль --
Самбор, где ждать дальнейших распоряжений. Вместе с ней сняться
маршевому батальону Девяносто первого полка, образующему
прикрытие. Порядок выступления выработан бригадой по следующей
схеме: авангард выступает в полшестого на Турову, между южным и
северным фланговыми прикрытиями расстояние три с половиной
километра. Прикрывающий арьергард выступает в четверть
седьмого".
В гимназии началась суматоха. На совещании офицеров
батальона отсутствовал только подпоручик Дуб, отыскать которого
было поручено Швейку.
-- Надеюсь,-- сказал Швейку подпоручик Лукаш,-- вы найдете
его без всяких затруднений, у вас ведь вечно друг с другом
какие-то трения.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, прошу дать
письменный приказ от роты именно потому, что у нас вечно друг с
другом какие-то трения.
Пока поручик Лукаш писал на листке блокнота приказ
подпоручику Дубу: немедленно явиться в гимназию на совещание,--
Швейк уверял его:
-- Так точно, господин обер-лейтенант, теперь вы, как
всегда, можете быть спокойны. Я его найду. Так как солдатам
запрещено ходить в бордели, то он безусловно в одном из них.
Ему же надо быть уверенным, что никто из его взвода не хочет
попасть под полевой суд, которым он обыкновенно угрожает. Он
сам объявил солдатам, что обойдет все бордели и что они узнают
его с плохой стороны. Впрочем, я знаю, где он. Вот тут, как раз
напротив, в этом кафе. Все его солдаты следили, куда он сперва
пойдет.
"Объединенное увеселительное заведение и городское кафе",
о котором упомянул Швейк, было разделено на две части. Кто не
желал идти через кафе, шел черным ходом, где на солнце грелась
старая дама, произносившая по-немецки, по-польски и
по-венгерски приблизительно следующее приветствие: "Заходите,
заходите, солдатик, у нас хорошенькие барышни!"
Когда солдатик входил, она отводила его в нечто похожее на
приемную и звала одну из барышень, которая тут же прибегала в
одной рубашке; прежде всего барышня требовала денег; пока
солдатик отмыкал штык, деньги тут же на месте забирала "мадам".
Офицерство проникало через кафе. Эта дорога была более
трудной, так как вилась по коридору через задние комнаты, где
жили барышни, предназначенные для офицерства. Здесь красоток
наряжали в кружевные рубашечки, здесь пили вино и ликеры. Но в
этих помещениях "мадам" ничего не допускала,-- все происходило
наверху, в комнатках.
В таком раю, полном клопов, на диване, в одних кальсонах
валялся подпоручик Дуб. Мадемуазель Элла рассказывала ему
вымышленную, как это всегда бывает в таких случаях, трагедию
своей жизни: отец ее был фабрикантом, она -- учительницей
гимназии в Будапеште и вот из-за несчастной любви пошла по этой
дорожке.
Совсем близко от подпоручика Дуба, на расстоянии вытянутой
руки, на столике стояла бутылка рябиновки и рюмки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
ты ей в колени наблевал.
-- Да,-- причмокнув от удовольствия, согласился Тайрле,--
здорово весело было вчера.
Только теперь он догадался познакомить капитана Сагнера с
тыквы. Потом налил им вина и сказал:
направились в кафе, под которое спешно была переоборудована
пивная.
Когда они проходили через канцелярию, капитан Тайрле взял
у командира саперного подразделения стек и ударил им по
длинному столу, вокруг которого по этой команде встали во фронт
двенадцать военных писарей. Это были одетые в экстра-форму
приверженцы спокойной, безопасной работы в тылу армии, с
большими гладкими брюшками.
Желая показать себя перед Сагнером и вторым капитаном,
капитан Тайрле обратился к этим двенадцати толстым апостолам
"отлынивания от фронта" со словами:
-- Не думайте, что я держу вас здесь на откорме, свиньи!
Меньше жрать и пьянствовать -- больше бегать! Теперь я вам
покажу еще один номер,-- объявил Тайрле своим компаньонам. Он
снова ударил стеком по столу и спросил у двенадцати: -- Когда
лопнете, поросята?
Все двенадцать в один голос ответили.
-- Когда прикажете, господин капитан.
Смеясь над собственной глупостью и идиотизмом, капитан
Тайрле вышел из канцелярии.
Когда они втроем расположились в кафе, Тайрле велел
принести бутылку рябиновки и позвать незанятых барышень.
Оказалось, что кафе не что иное, как публичный дом. Свободных
барышень не оказалось, и это крайне разозлило капитана Тайрле.
Он грубо обругал "мадам" в передней и закричал:
-- Кто у мадемуазель Эллы?
Получив ответ, что она занята с каким-то подпоручиком,
капитан стал ругаться еще непристойнее.
Мадемуазель Элла была занята с подпоручиком Дубом. После
того как маршевый батальон расквартировали в здании гимназии,
подпоручик Дуб собрал всех солдат и в длинной речи предупредил
их, что русские, отступая, повсюду открывали публичные дома и
оставляли в них персонал, зараженный венерическими болезнями,
чтобы нанести таким образом австрийской армии большой урон. Он
предостерегал солдат от посещения подобных заведений. Он-де сам
обойдет эти дома, чтобы убедиться, не ослушался ли кто его
приказа. Ввиду того что они во фронтовой полосе, всякий,
застигнутый в таком доме, будет предан полевому суду.
Подпоручик Дуб лично пошел убедиться, не нарушил ли
кто-нибудь его приказа, и поэтому, вероятно, исходным пунктом
своей ревизии избрал диван в комнатке Эллы на втором этаже так
называемого "городского кафе" и очень мило развлекался на этом
диване.
Между тем капитан Сагнер вернулся в свой батальон.
Компания Тайрле распалась: капитана Тайрле вызвали в бригаду,
так как бригадный командир уже больше часа искал своего
адъютанта.
Из дивизии пришли новые приказы, и необходимо было
окончательно определить маршрут прибывшего Девяносто первого
полка, так как, согласно новой диспозиции, по первоначальному
маршруту теперь отправлялся маршевый батальон Сто второго
полка.
Все страшно перепуталось. Русские поспешно отступали из
северо-восточной Галиции, и некоторые австрийские части здесь
перемешались. Кое-где в расположение австрийских войск клином
врезались части германской армии. Хаос увеличивали новые
маршевые батальоны и другие воинские части, прибывавшие на
фронт. То же самое происходило в прифронтовой полосе, например,
здесь, в Саноке, куда внезапно нагрянул резерв германской
ганноверской дивизии под командованием полковника с таким
отвратительным взглядом, что бригадный командир пришел в полное
замешательство. Полковник резерва ганноверской дивизии
предъявил диспозицию своего штаба, по которой его солдат
следовало разместить в гимназии, где только что был
расквартирован маршевый батальон Девяносто первого полка. Для
размещения своего штаба он требовал очистить здание Краковского
банка, в котором помещался штаб бригады.
Бригадный командир связался с дивизией, изложил точно
ситуацию, а затем с дивизией говорил ганноверец с
отвратительным взглядом. В результате этих разговоров бригада
получила приказ: "Бригаде оставить город в шесть часов вечера и
идти по направлению Турова-Волска -- Лисковец -- Старая Соль --
Самбор, где ждать дальнейших распоряжений. Вместе с ней сняться
маршевому батальону Девяносто первого полка, образующему
прикрытие. Порядок выступления выработан бригадой по следующей
схеме: авангард выступает в полшестого на Турову, между южным и
северным фланговыми прикрытиями расстояние три с половиной
километра. Прикрывающий арьергард выступает в четверть
седьмого".
В гимназии началась суматоха. На совещании офицеров
батальона отсутствовал только подпоручик Дуб, отыскать которого
было поручено Швейку.
-- Надеюсь,-- сказал Швейку подпоручик Лукаш,-- вы найдете
его без всяких затруднений, у вас ведь вечно друг с другом
какие-то трения.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, прошу дать
письменный приказ от роты именно потому, что у нас вечно друг с
другом какие-то трения.
Пока поручик Лукаш писал на листке блокнота приказ
подпоручику Дубу: немедленно явиться в гимназию на совещание,--
Швейк уверял его:
-- Так точно, господин обер-лейтенант, теперь вы, как
всегда, можете быть спокойны. Я его найду. Так как солдатам
запрещено ходить в бордели, то он безусловно в одном из них.
Ему же надо быть уверенным, что никто из его взвода не хочет
попасть под полевой суд, которым он обыкновенно угрожает. Он
сам объявил солдатам, что обойдет все бордели и что они узнают
его с плохой стороны. Впрочем, я знаю, где он. Вот тут, как раз
напротив, в этом кафе. Все его солдаты следили, куда он сперва
пойдет.
"Объединенное увеселительное заведение и городское кафе",
о котором упомянул Швейк, было разделено на две части. Кто не
желал идти через кафе, шел черным ходом, где на солнце грелась
старая дама, произносившая по-немецки, по-польски и
по-венгерски приблизительно следующее приветствие: "Заходите,
заходите, солдатик, у нас хорошенькие барышни!"
Когда солдатик входил, она отводила его в нечто похожее на
приемную и звала одну из барышень, которая тут же прибегала в
одной рубашке; прежде всего барышня требовала денег; пока
солдатик отмыкал штык, деньги тут же на месте забирала "мадам".
Офицерство проникало через кафе. Эта дорога была более
трудной, так как вилась по коридору через задние комнаты, где
жили барышни, предназначенные для офицерства. Здесь красоток
наряжали в кружевные рубашечки, здесь пили вино и ликеры. Но в
этих помещениях "мадам" ничего не допускала,-- все происходило
наверху, в комнатках.
В таком раю, полном клопов, на диване, в одних кальсонах
валялся подпоручик Дуб. Мадемуазель Элла рассказывала ему
вымышленную, как это всегда бывает в таких случаях, трагедию
своей жизни: отец ее был фабрикантом, она -- учительницей
гимназии в Будапеште и вот из-за несчастной любви пошла по этой
дорожке.
Совсем близко от подпоручика Дуба, на расстоянии вытянутой
руки, на столике стояла бутылка рябиновки и рюмки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196