-- Правильно сказано,-- заявил Швейк.-- Никогда не забуду,
как посадили рекрута Пеха. Ротным командиром был у нас
лейтенант Моц. Вот собрал он рекрутов и спрашивает: кто откуда?
"Перво-наперво, желторотые,-- обратился он к ним,-- вы должны
научиться отвечать коротко и ясно, точно кнутом щелкнуть. Итак,
начнем. Откуда вы, Пех?" Пех был интеллигентный малый и ответил
так: "Нижний Боусов, Unter Bautzen, двести шестьдесят семь
домов, тысяча девятьсот тридцать шесть чешских обывателей,
округ Ичин, волость Соботка, бывшая вотчина Кост, приходская
церковь святой Екатерины, построенная в четырнадцатом столетии
и реставрированная графом Вацлавом Вратиславом Нетолицким,
школа, почта, телеграф, станция чешской товарной линии,
сахарный завод, мельница, лесопилка, хутор Вальха, шесть
ярмарок в году..."
Лейтенант Моц кинулся на него и стал бить его по морде,
приговаривая: "Вот тебе первая ярмарка, вот тебе другая,
третья, четвертая, пятая, шестая..." А Пех, хоть и был рекрут,
потребовал, чтобы его допустили на батальонный рапорт. В
канцелярии была тогда развеселая шатия. Ну, и написали они там,
что он направляется на батальонный рапорт по поводу ежегодных
ярмарок в Нижнем Боусове. Командиром батальона был тогда майор
Рогелль. "Also, was gibts?" / Итак, в чем дело? (нем.)/ --
спросил он Пеха, а тот выпалил: "Осмелюсь доложить, господин
майор, в Нижнем Боусове шесть ярмарок в году". Ну, здесь майор
Рогелль на него заорал, затопал ногами и немедленно приказал
отвести в военный госпиталь в отделение для сумасшедших. С той
поры стал из Пеха самый что ни на есть последний солдат,-- не
солдат, а одно наказание.
-- Солдата воспитать дело нелегкое,-- сказал, зевая,
старший писарь Ванек.-- Солдат, который ни разу не был наказан
на военной службе, не солдат. Это, может, в мирное время так
было, что солдат, отбывший свою службу без единого наказания,
потом имел всякие преимущества на гражданке. Теперь как раз
наоборот: самые плохие солдаты, которые в мирное время не
выходили из-под ареста, на войне оказались самыми лучшими.
Помню я рядового из восьмой маршевой роты Сильвануса. У того,
бывало, что ни день -- то наказание. Да какие наказания! Не
стыдился украсть у товарища последний крейцер. А когда попал в
бой, так первый перерезал проволочные заграждения, трех взял в
плен и одного тут же по дороге застрелил,-- дескать, он не
внушал мне доверия. Он получил большую серебряную медалп,
нашили ему две звездочки, и, если бы потом его не повесили у
Дукельского перевала, он давно бы уже ходил во взводных. А не
повесить его после боя никак нельзя было. Раз вызвался он идти
на рекогносцировку, а патруль другого полка застиг его за
обшариванием трупов. Нашли у него часов штук восемь и много
колец. Повесили у штаба бригады.
-- Из этого видно,-- глубокомысленно заметил Швейк,-- что
каждый солдат сам должен завоевывать себе положение.
Раздался телефонный звонок. Старший писарь подошел к
телефону. Можно было разобрать голос поручика Лукаша, который
спрашивал, что с консервами. Было слышно, как он давал нагоняй.
-- Правда же, их нет, господин обер-лейтенант! -- кричал в
телефон Ванек.-- Откуда им там взяться, это только фантазия
интендантства. Совсем напрасно было посылать туда людей. Я
хотел вам телефонировать. Я был в кантине? Кто сказал?
Повар-оккультист из офицерской кухни? Действительно, я позволил
себе туда зайти. Знаете, господин обер-лейтенант, как назвал
этот самый оккультист всю панику с консервами? "Ужас
нерожденного". Никак нет, господин обер-лейтенант, я совершенно
трезв. Что делает Швейк? Он здесь. Прикажете его позвать?..
Швейк, к телефону! -- крикнул старший писарь и шепотом добавил:
-- Если вас спросят, в каком виде я вернулся, скажите, что в
полном порядке.
Швейк у телефона:
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, у телефона
Швейк.
-- Послушайте, Швейк, как обстоит дело с консервами? Все в
порядке?
-- Нет их, господин обер-лейтенант. Ни слуху ни духу.
-- Я хотел бы, Швейк, чтобы вы, пока мы в лагере, по утрам
всегда являлись ко мне с рапортом. А когда поедем,-- неотлучно
будете находиться при мне. Что вы делали ночью?
-- Неотлучно сидел у телефона.
-- Были какие-нибудь новости?
-- Были, господин обер-лейтенант.
-- Швейк, не валяйте опять дурака. Сообщали что-нибудь
важное, срочное?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, но только к девяти
часам.
-- Что же вы сразу мне об этом не доложили?
-- Не хотел вас беспокоить, господин обер-лейтенант, не
смел об этом и помыслить.
-- Так говорите же,-- черт вас дери! -- что предстоит в
девять часов?!
-- Телефонограмма, господин обер-лейтенант.
-- Я вас не понимаю.
-- Я это записал, господин обер-лейтенант. Примите
телефонограмму. Кто у телефона?.. Есть? Читай... Или еще что-то
в этом роде...
-- Черт вас побери, Швейк! Мука мне с вами... Передайте
мне содержание, или я вас так тресну, что... Ну?!
-- Опять какое-то совещание, господин обер-лейтенант,
сегодня в девять часов утра у господина полковника. Хотел вас
разбудить ночью, но потом раздумал.
-- Еще бы вы осмелились будить меня ночью из-за всякой
ерунды, на это и утром времени достаточно. Wieder eine
Besprechung, der Teufel soll das alles buserieren! / Опять
совещание, черт их дери всех! (нем.)/ Опустите трубку, позовите
к телефону Ванека.
-- Старший писарь Ванек у телефона. Rechnugsfeldwebl
Vanek, Herr Oberleutnant / Старший писарь фельдфебель Ванек,
господин обер-лейте-нант (нем.)/.
-- Ванек, немедленно найдите мне другого денщика. Этот
подлец Балоун за ночь сожрал у меня весь шоколад. Привязать?
Нет, отдадим его в санитары. Детина, косая сажень в плечах,--
пусть таскает раненых с поля сражения. Сейчас же и пошлю его к
вам. Устройте все это в полковой канцелярии немедленно и тотчас
же возвращайтесь в роту. Как по-вашему, скоро мы тронемся?
-- Торопиться некуда, господин обер-лейтенант. Когда мы
отправлялись с девятой маршевой ротой, нас целых четыре дня
водили за нос. С восьмой то же самое. Только с десятой дела
обстояли лучше. Мы были в полной боевой готовности, в
двенадцать часов получили приказ, а вечером уже ехали, но зато
потом нас гоняли по всей Венгрии и не знали, какую дыру на
каком фронте заткнуть нами.
С тех пор как поручик Лукаш стал командиром одиннадцатой
маршевой роты, он находился в состоянии, называемом
синкретизмом,-- по имени той философской системы, которая
старалась примирить противоречия понятий путем компромисса,
доходящего до смешения противоположных взглядов. А поэтому он
ответил:
-- Да, может быть, это и так. По-вашему, мы сегодня не
тронемся? В девять часов совещание у полковника. Да, кстати,
знаете о том, что вы дежурный? Я только так. Составьте мне...
Подождите, что бишь должны вы мне составить? Список
унтер-офицеров с указанием, с какого времени каждый из них
служит... Потом провиант для роты. Национальность? Да, да, и
национальность... А главное, пришлите мне нового денщика. Что
сегодня прапорщику Плешнеру делать с командой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196