Но на военной службе
подобная небрежность по отношению к своей внешности влечет за
собой взыскание. А почему? Дело не в том, что у вас не хватает
пуговицы, а в том, чтобы приучить вас к порядку. Сегодня вы не
пришьете пуговицу и, значит, начнете лодырничать. Завтра вам
уже покажется трудным разобрать и вычистить винтовку,
послезавтра вы забудете в каком-нибудь трактире свой штык и,
наконец, заснете на посту-- и все из-за того, что с той
несчастной пуговицы вы начали вести жизнь лодыря. Так-то,
голубчик! Я наказываю вас для того, чтобы уберечь от наказания
более тяжелого за те провинности, которые вы могли бы совершить
в будущем, медленно, но верно забывая свои обязанности. Я вас
сажаю на пять дней и искренне желаю, чтобы на хлебе и воде вы
пораздумали над тем, что взыскание не есть месть, а только
средство воспитания, преследующее определенную цель --
исправление наказуемого солдата.
Лукашу уже давно следовало бы быть капитаном, но ему не
помогла даже осторожность в национальном вопросе, так как он
отличался слишком большой прямотой по отношению к своему
начальству и ни к кому не подлизывался.
Он родился в деревне среди темных лесов и озер южной Чехии
и сохранил черты характера крестьян этой местности.
Но если к солдатам Лукаш был справедлив и никогда к ним не
придирался, то по отношению к денщикам он был совсем иным: он
ненавидел своих денщиков, потому что денщики ему попадались
всегда самые негодные и подлые.
Он не считал их за солдат, бил их по морде, давал
подзатыльники, пытался воспитывать их и словом и делом. Он
безрезультатно боролся с ними много лет, то и дело менял и
всегда приходил к заключению: "Опять попалась подлая скотина!"
Своих денщиков он считал существами низшего порядка.
Животных Лукаш любил чрезвычайно. У него была гарцкая
канарейка, ангорская кощка и пинчер. Денщики, которых он часто
менял, обращались с этими животными не лучше, чем поручик с
ними самими, когда они учиняли ему какую-нибудь пакость.
Они морили голодом канарейку, один из денщиков выбил
ангорской кошке глаз, пинчера стегали, как только он попадался
под руку, и, наконец, один из предшественников Швейка отвел
бедного пса к живодеру на Панкрац, чтобы его там уничтожили, не
пожалев на это дело из своего кармана десять крон. А поручику
он доложил, что пес сбежал на прогулке. На следующий день этот
денщик уже маршировал с ротой на плацу.
Когда Швейк явился к Лукашу и заявил, что приступает к
своим обязанностям, поручик провел его к себе в комнату и
сказал:
-- Вас рекомендовал мне господин фельдкурат Кац. Надеюсь,
вы не осрамите его рекомендацию. У меня была уже дюжина
денщиков, и ни один из них не удержался. Предупреждаю, я строг
и беспощадно наказываю за каждую подлость и ложь. Я требую,
чтобы вы всегда говорили только правду и беспрекословно
исполняли все мои приказания. Если я скажу: "Прыгайте в огонь",
то вы должны прыгнуть в огонь, даже если бы вам этого не
хотелось. Куда вы смотрите?
Швейк с интересом смотрел в сторону, на стену, где висела
клетка с канарейкой. Услышав вопрос поручика, он устремил на
него свои добрые глаза и ответил милым, добродушным тоном:
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- это
гарцкая канарейка.
Прервав таким образом речь поручика, Швейк вытянулся во
фронт и не моргнув глазом уставился на поручика.
Поручик хотел было сказать резкость, но, видя невинное
выражение лица Швейка, произнес только:
-- Господин фельдкурат аттестовал вас как редкого болвана.
Думаю, он не ошибся.
-- Осмелюсь доложить, господин фельдкурат взаправду не
ошибся. Когда я был на действительной, меня освободили от
военной службы из-за идиотизма, общепризнанного идиотизма. По
этой причине отпустили из полка двоих: меня и еще одного,
капитана фон Кауница. Тот, господин поручик, идя по улице,
одновременно, извините за выражение, ковырял пальцем левой руки
в левой ноздре, а пальцем правой руки -- в правой. На учении он
каждый раз строил нас, как для церемониального марша, и
говорил: "Солдаты... э-э... имейте в виду... э-э... что
сегодня... среда, потому что... завтра будет четверг... э-э..."
Поручик Лукаш пожал плечами, не находя слов, и зашагал от
двери к окну мимо Швейка и обратно. При этом Швейк делал
"равнение направо" и "равнение налево",-- смотря по тому, где
находился поручик,-- с таким невинным видом, что поручик
потупил глаза и, глядя на ковер, сказал без всякой связи со
швейковскими замечаниями о глупом капитане:
-- Да-с! Чтобы всегда у меня был порядок и чистота и не
сметь лгать. Я люблю честность. Ненавижу ложь и наказываю за
нее немилосердно. Вы меня поняли?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, понял. Нет ничего
хуже, когда человек лжет. Если уж начал кто завираться -- знай,
что он погиб. В деревне около Пелгржимова был учитель по
фамилии Марек. Этот учитель бегал за дочерью лесника Шперы.
Лесник велел ему передать, что если он будет встречаться с его
дочкой, то он, лесник, как, значит, застанет их, всадит ему из
ружья в задницу заряд нарезанной щетины с солью. А учитель
велел передать леснику, что все это враки. Но однажды, когда он
поджидал свою барышню, лесник его застал и уже хотел было
проделать с ним эту самую операцию, да учитель отговорился: он,
дескать, только цветочки собирает. В другой раз учитель сказал
леснику, что ловит жуков для коллекции. Так он и врал -- чем
дальше, тем больше. Наконец со страху он присягнул, что хотел
только силки для зайцев расставить. Тут наш лесник его сгреб и
доставил жандармам, а оттуда дело перешло в суд, и учитель чуть
было не попал в тюрьму. А скажи он голую правду, получил бы
порцию щетины с солью всего-навсего; я держусь того мнения, что
лучше признаться, а если уж что натворил,-- прийти и сказать:
дескать, осмелюсь доложить, натворил то-то и то-то. А если
говорить насчет честности, то это, конечно, вещь прекрасная, с
нею человек далеко пойдет. Ну, все равно как при состязании в
ходьбе: как только начнешь мошенничать и бежать, так
моментально сходишь с дистанции. Вот, к примеру, мой двоюродный
брат. Честный человек, всюду его уважают, сам собой доволен и
чувствует себя как новорожденный, когда, ложась спать, может
сказать: "Сегодня я опять был честным".
В течение всей этой пространной речи поручик сидел в
кресле и, уставившись иа сапоги Швейка, думал: "Боже мой, ведь
я сам часто несу такую же дичь. Разница только в форме, в какой
я это преподношу".
Тем не менее, не желея ронять своего авторитета, он
сказал, когда Швейк закончил:
-- Вы должны ходить в чищеных сапогах, держать мундир в
порядке и чтобы все пуговицы были пришиты. Вы должны
производить впечатление солдата, а не штатского босяка. Это
поразительно, до чего никто из вас не умеет держаться
по-военному. Из всех моих денщиков только у одного был бравый
вид, да и тот в конце концов украл у меня парадный мундир и
продал его в еврейском квартале.
Поручик умолк, но вскоре заговорил снова и перечислил
Швейку все его обязанности, особенно напирая на то, что Швейк
должен быть верным слугой и нигде не болтать о том, что
делается дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
подобная небрежность по отношению к своей внешности влечет за
собой взыскание. А почему? Дело не в том, что у вас не хватает
пуговицы, а в том, чтобы приучить вас к порядку. Сегодня вы не
пришьете пуговицу и, значит, начнете лодырничать. Завтра вам
уже покажется трудным разобрать и вычистить винтовку,
послезавтра вы забудете в каком-нибудь трактире свой штык и,
наконец, заснете на посту-- и все из-за того, что с той
несчастной пуговицы вы начали вести жизнь лодыря. Так-то,
голубчик! Я наказываю вас для того, чтобы уберечь от наказания
более тяжелого за те провинности, которые вы могли бы совершить
в будущем, медленно, но верно забывая свои обязанности. Я вас
сажаю на пять дней и искренне желаю, чтобы на хлебе и воде вы
пораздумали над тем, что взыскание не есть месть, а только
средство воспитания, преследующее определенную цель --
исправление наказуемого солдата.
Лукашу уже давно следовало бы быть капитаном, но ему не
помогла даже осторожность в национальном вопросе, так как он
отличался слишком большой прямотой по отношению к своему
начальству и ни к кому не подлизывался.
Он родился в деревне среди темных лесов и озер южной Чехии
и сохранил черты характера крестьян этой местности.
Но если к солдатам Лукаш был справедлив и никогда к ним не
придирался, то по отношению к денщикам он был совсем иным: он
ненавидел своих денщиков, потому что денщики ему попадались
всегда самые негодные и подлые.
Он не считал их за солдат, бил их по морде, давал
подзатыльники, пытался воспитывать их и словом и делом. Он
безрезультатно боролся с ними много лет, то и дело менял и
всегда приходил к заключению: "Опять попалась подлая скотина!"
Своих денщиков он считал существами низшего порядка.
Животных Лукаш любил чрезвычайно. У него была гарцкая
канарейка, ангорская кощка и пинчер. Денщики, которых он часто
менял, обращались с этими животными не лучше, чем поручик с
ними самими, когда они учиняли ему какую-нибудь пакость.
Они морили голодом канарейку, один из денщиков выбил
ангорской кошке глаз, пинчера стегали, как только он попадался
под руку, и, наконец, один из предшественников Швейка отвел
бедного пса к живодеру на Панкрац, чтобы его там уничтожили, не
пожалев на это дело из своего кармана десять крон. А поручику
он доложил, что пес сбежал на прогулке. На следующий день этот
денщик уже маршировал с ротой на плацу.
Когда Швейк явился к Лукашу и заявил, что приступает к
своим обязанностям, поручик провел его к себе в комнату и
сказал:
-- Вас рекомендовал мне господин фельдкурат Кац. Надеюсь,
вы не осрамите его рекомендацию. У меня была уже дюжина
денщиков, и ни один из них не удержался. Предупреждаю, я строг
и беспощадно наказываю за каждую подлость и ложь. Я требую,
чтобы вы всегда говорили только правду и беспрекословно
исполняли все мои приказания. Если я скажу: "Прыгайте в огонь",
то вы должны прыгнуть в огонь, даже если бы вам этого не
хотелось. Куда вы смотрите?
Швейк с интересом смотрел в сторону, на стену, где висела
клетка с канарейкой. Услышав вопрос поручика, он устремил на
него свои добрые глаза и ответил милым, добродушным тоном:
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- это
гарцкая канарейка.
Прервав таким образом речь поручика, Швейк вытянулся во
фронт и не моргнув глазом уставился на поручика.
Поручик хотел было сказать резкость, но, видя невинное
выражение лица Швейка, произнес только:
-- Господин фельдкурат аттестовал вас как редкого болвана.
Думаю, он не ошибся.
-- Осмелюсь доложить, господин фельдкурат взаправду не
ошибся. Когда я был на действительной, меня освободили от
военной службы из-за идиотизма, общепризнанного идиотизма. По
этой причине отпустили из полка двоих: меня и еще одного,
капитана фон Кауница. Тот, господин поручик, идя по улице,
одновременно, извините за выражение, ковырял пальцем левой руки
в левой ноздре, а пальцем правой руки -- в правой. На учении он
каждый раз строил нас, как для церемониального марша, и
говорил: "Солдаты... э-э... имейте в виду... э-э... что
сегодня... среда, потому что... завтра будет четверг... э-э..."
Поручик Лукаш пожал плечами, не находя слов, и зашагал от
двери к окну мимо Швейка и обратно. При этом Швейк делал
"равнение направо" и "равнение налево",-- смотря по тому, где
находился поручик,-- с таким невинным видом, что поручик
потупил глаза и, глядя на ковер, сказал без всякой связи со
швейковскими замечаниями о глупом капитане:
-- Да-с! Чтобы всегда у меня был порядок и чистота и не
сметь лгать. Я люблю честность. Ненавижу ложь и наказываю за
нее немилосердно. Вы меня поняли?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, понял. Нет ничего
хуже, когда человек лжет. Если уж начал кто завираться -- знай,
что он погиб. В деревне около Пелгржимова был учитель по
фамилии Марек. Этот учитель бегал за дочерью лесника Шперы.
Лесник велел ему передать, что если он будет встречаться с его
дочкой, то он, лесник, как, значит, застанет их, всадит ему из
ружья в задницу заряд нарезанной щетины с солью. А учитель
велел передать леснику, что все это враки. Но однажды, когда он
поджидал свою барышню, лесник его застал и уже хотел было
проделать с ним эту самую операцию, да учитель отговорился: он,
дескать, только цветочки собирает. В другой раз учитель сказал
леснику, что ловит жуков для коллекции. Так он и врал -- чем
дальше, тем больше. Наконец со страху он присягнул, что хотел
только силки для зайцев расставить. Тут наш лесник его сгреб и
доставил жандармам, а оттуда дело перешло в суд, и учитель чуть
было не попал в тюрьму. А скажи он голую правду, получил бы
порцию щетины с солью всего-навсего; я держусь того мнения, что
лучше признаться, а если уж что натворил,-- прийти и сказать:
дескать, осмелюсь доложить, натворил то-то и то-то. А если
говорить насчет честности, то это, конечно, вещь прекрасная, с
нею человек далеко пойдет. Ну, все равно как при состязании в
ходьбе: как только начнешь мошенничать и бежать, так
моментально сходишь с дистанции. Вот, к примеру, мой двоюродный
брат. Честный человек, всюду его уважают, сам собой доволен и
чувствует себя как новорожденный, когда, ложась спать, может
сказать: "Сегодня я опять был честным".
В течение всей этой пространной речи поручик сидел в
кресле и, уставившись иа сапоги Швейка, думал: "Боже мой, ведь
я сам часто несу такую же дичь. Разница только в форме, в какой
я это преподношу".
Тем не менее, не желея ронять своего авторитета, он
сказал, когда Швейк закончил:
-- Вы должны ходить в чищеных сапогах, держать мундир в
порядке и чтобы все пуговицы были пришиты. Вы должны
производить впечатление солдата, а не штатского босяка. Это
поразительно, до чего никто из вас не умеет держаться
по-военному. Из всех моих денщиков только у одного был бравый
вид, да и тот в конце концов украл у меня парадный мундир и
продал его в еврейском квартале.
Поручик умолк, но вскоре заговорил снова и перечислил
Швейку все его обязанности, особенно напирая на то, что Швейк
должен быть верным слугой и нигде не болтать о том, что
делается дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196