-- Значит, ты боишься меня.-- обрадовался подпоручик
Дуб.-- Но как следует ты меня еще не узнал! Передо мной
тряслись и не такие, как ты, запомни это! Я укрощал и не таких
молодчиков!.. Молчи и иди позади. чтобы я тебя не видел!
Швейк отстал и присоединился к санитарам. Здесь он удобно
устроился в двуколке и ехал до самого привала, где наконец все
дождались супа и мяса злополучной коровы.
-- Эту корову должны были, по крайней мере, недели две
мариновать в уксусе, ну, если не корову, то хотя бы того, кто
ее покупал.-- заявил Швейк.
Из бригады прискакал ординарец с новым приказом
одиннадцатой роте: маршрут изменяется на Фельдштейн; Вораличе и
Самбор оставить в стороне, так как в Самборе разместить роту
нельзя, ввиду того что там находятся два познанских полка.
Поручик Лукаш распорядился: старший писарь Ванек со
Швейком подыскивают для роты ночлег в Фельдштейне.
-- Только не выкиньте, Швейк. опять какой-нибудь штуки по
дороге.-- предупредил поручик Лукаш.-- Главное, повежливее
обращайтесь с местными жителями.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, --
постараюсь. Я на рассвете вздремнул немного, и приснился мне
скверный сон. Снилось мне корыто, из которого всю ночь текла
вода по коридору дома, где я жил, пока вся не вытекла. У
домовладельца промок потолок, и он мне тут же отказал от
квартиры. Такой же, господин обер-лейтенант, случай
действительно произошел однажды в Карлине за виадуком...
-- Оставьте нас в покое, Швейк, со своими глупыми
историями и посмотрите лучше с Ванеком по карте, куда вам
следует идти. Видите здесь эту деревню? Отсюда вы повернете
направо, к речке, и по течению реки доберетесь до ближайшей
деревни. От первого ручья, который впадает в реку (он будет у
вас по правую руку), пойдете проселочной дорогой в гору прямо
на север. Заблудиться тут нельзя. Вы попадете в Фельдштейн и
никуда больше. Запомнили?
Швейк со старшим писарем Ванеком отправились в путь
согласно маршруту.
Было за полдень. Парило. Земля тяжело дышала. Из плохо
засыпанных солдатских могил несло трупным запахом. Они пришли в
места, где происходили бои во время наступления на Перемышль.
Тут пулеметы скосили целые батальоны людей. Рощицы у речки
свидетельствовали об ураганном артиллерийском огне. Повсюду, на
широких равнинах и на склонах гор, из земли торчали какие-то
обрубки вместо деревьев, и вся эта пустыня была изрезана
траншеями.
-- Пейзаж тут не тот, что под Прагой,-- заметил Швейк,
лишь бы нарушить молчание.
-- У нас уже жатва прошла,-- вспомнил старший писарь
Ванек.-- В Кралупском районе жать начинают раньше всех.
-- После войны здесь хороший урожай уродится, после
небольшой паузы проговорил Швейк.-- Не надо будет покупать
костяной муки. Для крестьян очень выгодно, если на их полях
сгниет целый полк: короче говоря, это для них хлеб. Одно только
меня беспокоит, как бы эти крестьяне не дали себя одурачить и
не продали бы понапрасну эти солдатские кости сахарному заводу
на костяной уголь. Был в Карлинских казармах обер-лейтенант
Голуб. Такой был ученый, что в роте его считали дурачком,
потому что из-за своей учености он не научился ругать солдат и
обо всем рассуждал лишь с научной точки зрения. Однажды ему
доложили, что розданный солдатам хлеб жрать нельзя. Другого
офицера такая дерзость возмутила бы, а его нет, он остался
спокойным, никого не обозвал даже свиньей или, скажем, грязной
свиньей, никому не дал по морде. Только собрал всех солдат и
говорит им своим приятным голосом: "Солдаты, вы прежде всего
должны осознать, что казармы -- это не гастрономический
магазин, где вы можете выбирать маринованных угрей, сардинки и
бутерброды. Каждый солдат должен быть настолько умен, чтобы
безропотно сожрать все, что выдается, и должен быть настолько
дисциплинирован, чтобы не задумываться над качеством того, что
дают. Представьте себе, идет война. Земле, в которую нас
закопают после битвы, совершенно безразлично, какого хлеба вы
налопались перед смертью. Она -- мать сыра-земля -- разложит
вас и сожрет вместе с башмаками. В мире ничего не исчезает. Из
вас, солдаты, вырастут снова хлеба, которые пойдут на хлеб для
новых солдат. А они, может, так же как и вы, опять будут
недовольны, будут жаловаться и налетят на такого начальника,
который их арестует и упечет так, что им солоно придется, ибо
он имеет на это право. Теперь я вам, солдаты, все хорошо
объяснил и еще раз повторять не буду. Кто впредь вздумает
жаловаться, тому так достанется, что он вспомнит мои слова,
когда вновь появится на божий свет". "Хоть бы обложил нас
когда",-- говорили между собой солдаты, потому что деликатности
в лекциях господина обер-лейтенанта всем опротивели. Раз меня
выбрали представителем от всей роты. Я должен был ему сказать,
что все его любят, но военная служба не в службу, если тебя не
ругают. Я пошел к нему на квартиру и попросил не стесняться:
военная служба -- вещь суровая, солдаты привыкли к ежедневным
напоминаниям, что они свиньи и псы, иначе они теряют уважение к
начальству. Вначале он упирался, говорил что-то о своей
интеллигентности, о том, что теперь уже нельзя служить из-под
палки. В конце концов я его уговорил, он дал мне затрещину и,
чтобы поднять свой авторитет, выбросил меня за дверь. Когда я
сообщил о результатах своих переговоров, все очень
обрадовались, но он им эту радость испортил на следующий же
день. Подходит ко мне и в присутствии всех говорит: "Швейк, я
вчера поступил необдуманно, вот вам золотой, выпейте за мое
здоровье. С солдатами надо обходиться умеючи".
Швейк осмотрелся.
-- Мне кажется, мы идем не так. Ведь господин
обер-лейтенант так хорошо нам объяснил. Нам нужно идти в гору,
вниз, потом налево и направо, потом опять направо, потом
налево, а мы все время идем прямо. Или мы все это прошли и за
разговором не заметили... Я определенно вижу перед собой две
дороги в этот самый Фельдштейн. Я бы предложил теперь идти по
этой дороге, налево.
Как это обыкновенно бывает, когда двое очутятся на
перекрестке, старший писарь Ванек стал утверждать, что нужно
идти направо.
-- Моя дорога,-- сказал Швейк,-- удобнее вашей. Я пойду
вдоль ручья, где растут незабудки, а вы попрете по выжженной
земле. Я придерживаюсь того, что нам сказал господин
обер-лейтенант, а именно, что мы заблудиться не можем; а раз мы
не можем заблудиться, то чего ради я полезу куда-то на гору;
пойду-ка я спокойненько по лугам, воткну себе цветочек в
фуражку и нарву букет для господина обер-лейтенанта. Впрочем,
потом увидим, кто из нас прав, я надеюсь, мы расстанемся
добрыми товарищами. Здесь такая местность, что все дороги
должны вести в Фельдштейн.
-- Не сходите с ума, Швейк,-- уговаривал Швейка Ванек,--
по карте мы должны идти, как я сказал, именно направо.
-- Карта тоже может ошибаться,-- ответил Швейк, спускаясь
в долину.-- Однажды колбасник Крженек из Виноград возвращался
ночью, придерживаясь плана города Праги, от "Монтагов" на Малой
Стране домой на Винограды, а к утру пришел в Розделов у Кладна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196