Его муки на нашей планете можно
сравнить только со страданием слуг -- мальчишек в ресторанах в
старое время; у них чувство порядочности развивали
подзатыльниками и колотушками.
Бывают, впрочем, и такие случаи, когда денщик возвышается
до положения любимчика у своего офицера и становится грозой
роты и даже батальона. Все унтеры стараются его подкупить. От
него зависит отпуск. Он может походатайствовать, чтобы при
рапорте все сошло хорошо.
Во время войны эти фавориты часто награждались большими и
малыми серебряными медалями за доблесть и отвагу.
В Девяносто первом полку я знал несколько таких. Один
денщик получил большую серебряную за то, что умел восхитительно
жарить украденных им гусей. Другой был награжден малой
серебряной за то, что получал из дому чудесные
продовольственные посылки и его начальник во время самого
отчаянного голода обжирался так, что не мог ходить.
Подавая рапорт о представлении своего денщика к
награждению медалями, этот начальник выразился так:
"В награду за то, что в боях проявлял необычайную
доблесть и отвагу, пренебрегал своей жизнью и не отходил ни на
шаг от своего командира под сильным огнем наступающего
противника".
А тот в это время обчищал курятники в тылу. Война изменила
отношения между офицером и денщиком, и денщик стал самым
ненавистным существом среди солдат. У денщика была целая банка
консервов, в то время как в команде одна банка выдавалась на
пять человек. Его фляжка всегда была полна рому или коньяку.
Целый день эта тварь жевала шоколад, жрала сладкие офицерские
сухари, курила сигареты своего начальника, стряпала и жарила
целыми часами и носила гимнастерку, сшитую лично ей по мерке.
Денщик был в самых интимных отношениях с ординарцем,
уделял ему обильные объедки со своего стола и делился с ним
своими привилегиями. К триумвирату присоединялся обыкновенно и
старший писарь. Эта тройка, живя в непосредственной близости от
командира, знала о всех операциях и стратегических планах.
Отделение, начальник которого дружил с денщиком командира
роты, было лучше других информировано обо всем. Если денщик
говорил: "В два часа тридцать пять минут улепетнем", то
действительно ровно в два часа тридцать пять минут австрийские
солдаты начинали отходить от неприятеля.
Денщик находился в самых интимных отношениях с полевой
кухней и с удовольствием околачивался у котла, заказывая себе
разные блюда, словно он сидел в ресторане и держал в руках
меню.
-- Я люблю грудинку,-- говорил он повару,-- а вчера ты дал
мне хвост. Да положи-ка мне в суп кусок печенки, знаешь ведь,
что я селезенку не жру.
Денщик был большим мастером создавать панику. Во время
бомбардировки окопов душа у него уходила в пятки. В таких
случаях он оказывался вместе со своим и офицерским багажом в
самом безопасном блиндаже и прятал голову под одеяло, чтобы его
не нашла артиллерийская граната. В эти минуты он желал только
одного: чтобы его командир был ранен и он вместе с ним попал бы
в тыл, как можно подальше.
Своими "секретами" он увеличивал панику. "Кажется, уже
собирают телефон",-- сообщал он конфиденциально по отделениям и
был счастлив, если мог потом сказать: "Уже собрали".
Никто не отступал с таким удовольствием, как он. В эти
минуты он забывал, что над его головой свистят снаряды и
шрапнель; не чувствуя усталости, он пробирался с багажом к
штабу, где стоял обоз. Большую симпатию он испытывал к
австрийскому обозу и с огромным удовольствием с ним ездил. На
худой конец он удовлетворялся и санитарными двуколками. Если же
ему приходилось идти пешком, он производил впечатление
человека, совершенно изничтоженного. В таких случаях он бросал
багаж своего офицера в окопах и волок только свое собственное
имущество.
Если случалось, что офицер, чтобы не попасть в плен,
спасался бегством, а денщик попадал в плен, то последний
никогда не забывал захватить с собой и офицерские вещи, которые
отныне становились его собственностью и которые он берег как
зеницу ока.
Я знал одного пленного денщика, который вместе с другими
прошел пешком от Дубно до самой Дарницы под Киевом. Кроме
своего походного мешка и мешка офицера, избежавшего плена, он
тащил еще пять различных ручных чемоданов, да два одеяла и
подушку, не считая узла, который он тащил на голове. Он
жаловался мне, что два чемодана у него отняли казаки.
Мне не забыть этого человека, который так маялся со своим
багажом по всей Украине. Это была живая экспедиторская подвода.
Я до сих пор никак не могу понять, как смог он все это унести,
тащить несколько сот километров на себе, потом доехать с этим
до самого Ташкента, зорко охранять каждую вещь... и умереть на
своих чемоданах от сыпного тифа в лагере для военнопленных.
В настоящее время денщики рассеяны по всей нашей
республике и рассказывают о своих геройских подвигах. Они-де
штурмовали Сокаль, Дубно, Ниш, Пиаву. Каждый из них --
Наполеон. "Вот я и говорю нашему полковнику: пусть, мол,
позвонит в штаб, что можно начинать".
В большинстве случаев денщики были реакционерами, и
солдаты их ненавидели. Некоторые из денщиков были доносчиками и
с особым удовольствием смотрели, когда солдата вязали.
Они развились в особую касту. Их эгоизм не знал границ.
III
Поручик Лукаш был типичным кадровым офицером сильно
обветшавшей австрийской монархии. Кадетский корпус выработал из
него хамелеона: в обществе он говорил по-немецки, писал
по-немецки, но читал чешские книги, а когда преподавал в школе
для вольноопределяющихся, состоящей сплошь из чехов, то говорил
им конфиденциально: "Останемся чехами, но никто не должен об
этом знать. Я -- тоже чех..."
Он считал чешский народ своего рода тайной организацией,
от которой лучше всего держаться подальше.
Но в остальном он был человек славный: не боялся
начальства и на маневрах, как это и полагается, заботился о
своей роте, поудобнее расквартировывая ее по сараям, и, часто
платя из своего скромного жалованья, выставлял солдатам бочку
пива.
Лукаш любил, когда солдаты на марше пели песни. Они должны
были петь, идя на учение и с учения. Шагая рядом со своей
ротой, он подтягивал:
А как ноченька пришла,
Овес вылез из мешка,
Тумтария бум!
Он пользовадся расположением солдат, так как был на
редкость справедлив и не имел обыкновения придираться.
Унтеры дрожали перед ним. Из самого свирепого фельдфебеля
он в течение месяца делал агнца.
Накричать он мог, но никогда не ругался. Выбирал слова и
выражения.
-- Видите ли, голубчик, право же мне не хотелось бы вас
наказывать, но ничего не могу поделать, потому что от
дисциплины зависит боеспособность армии. Армия без дисциплины
-- "трость, ветром колеблемая". Если ваш мундир не в порядке, а
пуговицы плохо пришиты или их не хватает, то это значит, что вы
забываете свои обязанности по отношению к армии. Может быть,
вам кажется непонятным, почему вас сажают за то, что вчера при
осмотре у вас не хватало пуговицы на гимнастерке, за такую
мелочь, за такой пустяк, на который, не будь вы на военной
службе, никто бы и внимания не обратил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
сравнить только со страданием слуг -- мальчишек в ресторанах в
старое время; у них чувство порядочности развивали
подзатыльниками и колотушками.
Бывают, впрочем, и такие случаи, когда денщик возвышается
до положения любимчика у своего офицера и становится грозой
роты и даже батальона. Все унтеры стараются его подкупить. От
него зависит отпуск. Он может походатайствовать, чтобы при
рапорте все сошло хорошо.
Во время войны эти фавориты часто награждались большими и
малыми серебряными медалями за доблесть и отвагу.
В Девяносто первом полку я знал несколько таких. Один
денщик получил большую серебряную за то, что умел восхитительно
жарить украденных им гусей. Другой был награжден малой
серебряной за то, что получал из дому чудесные
продовольственные посылки и его начальник во время самого
отчаянного голода обжирался так, что не мог ходить.
Подавая рапорт о представлении своего денщика к
награждению медалями, этот начальник выразился так:
"В награду за то, что в боях проявлял необычайную
доблесть и отвагу, пренебрегал своей жизнью и не отходил ни на
шаг от своего командира под сильным огнем наступающего
противника".
А тот в это время обчищал курятники в тылу. Война изменила
отношения между офицером и денщиком, и денщик стал самым
ненавистным существом среди солдат. У денщика была целая банка
консервов, в то время как в команде одна банка выдавалась на
пять человек. Его фляжка всегда была полна рому или коньяку.
Целый день эта тварь жевала шоколад, жрала сладкие офицерские
сухари, курила сигареты своего начальника, стряпала и жарила
целыми часами и носила гимнастерку, сшитую лично ей по мерке.
Денщик был в самых интимных отношениях с ординарцем,
уделял ему обильные объедки со своего стола и делился с ним
своими привилегиями. К триумвирату присоединялся обыкновенно и
старший писарь. Эта тройка, живя в непосредственной близости от
командира, знала о всех операциях и стратегических планах.
Отделение, начальник которого дружил с денщиком командира
роты, было лучше других информировано обо всем. Если денщик
говорил: "В два часа тридцать пять минут улепетнем", то
действительно ровно в два часа тридцать пять минут австрийские
солдаты начинали отходить от неприятеля.
Денщик находился в самых интимных отношениях с полевой
кухней и с удовольствием околачивался у котла, заказывая себе
разные блюда, словно он сидел в ресторане и держал в руках
меню.
-- Я люблю грудинку,-- говорил он повару,-- а вчера ты дал
мне хвост. Да положи-ка мне в суп кусок печенки, знаешь ведь,
что я селезенку не жру.
Денщик был большим мастером создавать панику. Во время
бомбардировки окопов душа у него уходила в пятки. В таких
случаях он оказывался вместе со своим и офицерским багажом в
самом безопасном блиндаже и прятал голову под одеяло, чтобы его
не нашла артиллерийская граната. В эти минуты он желал только
одного: чтобы его командир был ранен и он вместе с ним попал бы
в тыл, как можно подальше.
Своими "секретами" он увеличивал панику. "Кажется, уже
собирают телефон",-- сообщал он конфиденциально по отделениям и
был счастлив, если мог потом сказать: "Уже собрали".
Никто не отступал с таким удовольствием, как он. В эти
минуты он забывал, что над его головой свистят снаряды и
шрапнель; не чувствуя усталости, он пробирался с багажом к
штабу, где стоял обоз. Большую симпатию он испытывал к
австрийскому обозу и с огромным удовольствием с ним ездил. На
худой конец он удовлетворялся и санитарными двуколками. Если же
ему приходилось идти пешком, он производил впечатление
человека, совершенно изничтоженного. В таких случаях он бросал
багаж своего офицера в окопах и волок только свое собственное
имущество.
Если случалось, что офицер, чтобы не попасть в плен,
спасался бегством, а денщик попадал в плен, то последний
никогда не забывал захватить с собой и офицерские вещи, которые
отныне становились его собственностью и которые он берег как
зеницу ока.
Я знал одного пленного денщика, который вместе с другими
прошел пешком от Дубно до самой Дарницы под Киевом. Кроме
своего походного мешка и мешка офицера, избежавшего плена, он
тащил еще пять различных ручных чемоданов, да два одеяла и
подушку, не считая узла, который он тащил на голове. Он
жаловался мне, что два чемодана у него отняли казаки.
Мне не забыть этого человека, который так маялся со своим
багажом по всей Украине. Это была живая экспедиторская подвода.
Я до сих пор никак не могу понять, как смог он все это унести,
тащить несколько сот километров на себе, потом доехать с этим
до самого Ташкента, зорко охранять каждую вещь... и умереть на
своих чемоданах от сыпного тифа в лагере для военнопленных.
В настоящее время денщики рассеяны по всей нашей
республике и рассказывают о своих геройских подвигах. Они-де
штурмовали Сокаль, Дубно, Ниш, Пиаву. Каждый из них --
Наполеон. "Вот я и говорю нашему полковнику: пусть, мол,
позвонит в штаб, что можно начинать".
В большинстве случаев денщики были реакционерами, и
солдаты их ненавидели. Некоторые из денщиков были доносчиками и
с особым удовольствием смотрели, когда солдата вязали.
Они развились в особую касту. Их эгоизм не знал границ.
III
Поручик Лукаш был типичным кадровым офицером сильно
обветшавшей австрийской монархии. Кадетский корпус выработал из
него хамелеона: в обществе он говорил по-немецки, писал
по-немецки, но читал чешские книги, а когда преподавал в школе
для вольноопределяющихся, состоящей сплошь из чехов, то говорил
им конфиденциально: "Останемся чехами, но никто не должен об
этом знать. Я -- тоже чех..."
Он считал чешский народ своего рода тайной организацией,
от которой лучше всего держаться подальше.
Но в остальном он был человек славный: не боялся
начальства и на маневрах, как это и полагается, заботился о
своей роте, поудобнее расквартировывая ее по сараям, и, часто
платя из своего скромного жалованья, выставлял солдатам бочку
пива.
Лукаш любил, когда солдаты на марше пели песни. Они должны
были петь, идя на учение и с учения. Шагая рядом со своей
ротой, он подтягивал:
А как ноченька пришла,
Овес вылез из мешка,
Тумтария бум!
Он пользовадся расположением солдат, так как был на
редкость справедлив и не имел обыкновения придираться.
Унтеры дрожали перед ним. Из самого свирепого фельдфебеля
он в течение месяца делал агнца.
Накричать он мог, но никогда не ругался. Выбирал слова и
выражения.
-- Видите ли, голубчик, право же мне не хотелось бы вас
наказывать, но ничего не могу поделать, потому что от
дисциплины зависит боеспособность армии. Армия без дисциплины
-- "трость, ветром колеблемая". Если ваш мундир не в порядке, а
пуговицы плохо пришиты или их не хватает, то это значит, что вы
забываете свои обязанности по отношению к армии. Может быть,
вам кажется непонятным, почему вас сажают за то, что вчера при
осмотре у вас не хватало пуговицы на гимнастерке, за такую
мелочь, за такой пустяк, на который, не будь вы на военной
службе, никто бы и внимания не обратил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196