Высвободив стакан из объятий Свода законов, он продолжал
перелистывать книгу, взятую в офицерском собрании.
Это была книга Фр.С. Краузе с многообещающим заглавием:
"Forschungen zur Entwicklungsgeschichte der geschlechtlichen
Moral" /"Исследование по истории эволюции половой морали"
(нем.)/.
Аудитор загляделся на репродукции с наивных рисунков
мужских и женских половых органов с соответствующими стихами,
которые открыл ученый Фр.-С. Краузе в уборных берлинского
Западного вокзала, и не заметил вошедших.
Он оторвался от репродукций только после того, как Водичка
кашлянул.
-- Was geht los? / В чем дело? (нем.)/ -- спросил он,
продолжая перелистывать книгу в поисках новых примитивных
рисунков, набросков и зарисовок.
-- Осмелюсь доложить, господин аудитор,-- ответил Швейк,
-- коллега Водичка простудился и кашляет.
Аудитор Руллер только теперь взглянул на Швейка и Водичку.
Он постарался придать своему лицу строгое выражение.
-- Наконец-то притащились,-- проворчал аудитор, роясь в
куче дел на столе.-- Я приказал вас позвать на девять часов, а
теперь без малого одиннадцать. Как ты стоишь, осел? --
обратился он к Водичке, осмелившемуся стать "вольно".-- Когда
скажу "вольно", можешь делать со своими ножищами, что хочешь.
-- Осмелюсь доложить, господин аудитор,-- отозвался
Швейк,-- он страдает ревматизмом.
-- Держи язык за зубами! -- разозлился аудитор Руллер.--
Ответишь, когда тебя спросят. Ты уже три раза был у меня на
допросе и всегда болтаешь больше, чем надо. Найду я это дело
наконец или не найду? Досталось мне с вами, негодяями, хлопот!
Ну, да это вам даром не пройдет, попусту заваливать суд
работой!
Так слушайте, байстрюки,-- прибавил он, вытаскивая из
груды бумаг большое дело, озаглавленное:
"Schwejk und Woditschka"
/ Швейк и Водичка (нем.)./
-- He думайте, что из-за какой-то дурацкой драки вы и
дальше будете валяться на боку в дивизионной тюрьме и
отделаетесь на время от фронта. Из-за вас, олухов, мне пришлось
телефонировать в суд при штабе армии.-- Аудитор вздохнул.-- Что
ты строишь такую серьезную рожу, Швейк? -- продолжал он.-- На
фронте у тебя пропадет охота драться с гонведами. Дело ваше
прекращается, каждый пойдет в свою часть, где будет наказан в
дисциплинарном порядке, а потом отправитесь со своей маршевой
ротой на фронт. Попадитесь мне еще раз, негодяи! Я вас так
проучу, не обрадуетесь! Вот вам ордер на освобождение и ведите
себя прилично. Отведите их во второй номер.
-- Осмелюсь доложить, господин аудитор,-- сказал Швейк,--
мы ваши слова запечатлеем в сердцах, премного благодарны за
вашу доброту. Случись это в гражданской жизни, я позволил бы
себе сказать, что вы золотой человек. Одновременно мы оба
должны еще и еще раз извиниться за то, что доставили вам
столько хлопот. По правде сказать, мы этого не заслужили.
-- Убирайтесь ко всем чертям! -- заорал на Швейка
аудитор.-- Не вступись за вас полковник Шредер, так не знаю,
чем бы все это дело кончилось.
Водичка почувствовал себя старым Водичкой только в
коридоре, когда они вместе с конвоем направлялись в канцелярию
No 2. Солдат, сопровождавший их, боялся опоздать к обеду.
-- Ну-ка, ребята, прибавьте маленько шагу. Тащитесь,
словно вши,-- сказал он.
В ответ на это Водичка заявил конвоиру, чтобы он не
особенно разорялся, пусть скажет спасибо, что он чех, а будь он
мадьяр, Водичка разделал бы его как селедку.
Так как военные писари ушли из канцелярии на обед,
конвоиру пришлось покамест отвести Швейка и Водичку обратно в
арестантское помещение при дивизионном суде. Это не обошлось
без проклятий с его стороны в адрес ненавистной расы военных
писарей.
-- Друзья-приятели опять снимут весь жир с моего супа,--
вопил он трагически,-- а вместо мяса оставят одни жилы. Вчера
вот я тоже конвоировал двоих в лагерь, а кто-то тем временем
сожрал полпайка, который получили за меня.
-- Вы тут, в дивизионном суде, кроме жратвы, ни о чем не
думаете,-- сказал совсем воспрявший духом Водичка.
Когда Швейк и Водичка рассказали вольноопределяющемуся,
чем кончилось дело, он воскликнул:
-- Так, значит, в маршевую роту, друзья! "Попутного
ветра",-- как пишут в журнале чешских туристов. Подготовка к
экскурсии уже закончена. Наше славное предусмотрительное
начальство обо всем позаботилось. Вы записаны как участники
экскурсии в Галицию. Отправляйтесь в путь-дорогу в веселом
настроении и с легким сердцем. Лелейте в душе великую любовь к
тому краю, где вас познакомят с окопами. Прекрасные и в высшей
степени интересные места. Вы почувствуете себя на далекой
чужбине, как дома, как в родном краю, почти как у домашнего
очага. С чувствами возвышенными отправляйтесь в те края, о
которых еще старый Гумбольдт сказал: "Во всем мире я не видел
ничего более великолепного, чем эта дурацкая Галиция!" Богатый
и ценный опыт, приобретенный нашей победоносной армией при
отступлении из Галиции в дни первого похода, несомненно явится
путеводной звездой при составлении программы второго похода.
Только вперед, прямехонько в Россию, и на радостях выпустите в
воздух все патроны!
После обеда, перед уходом Швейка и Водички, в канцелярии к
ним подошел злополучный учитель, сложивший стихотворение о
вшах, и, отведя обоих в сторону, таинственно сказал:
-- Не забудьте, когда будете на русской стороне, сразу же
сказать русским: "Здравствуйте, русские братья, мы братья-чехи,
мы нет австрийцы".
При выходе из барака Водичка, желая демонстративно
выразить свою ненависть к мадьярам и показать, что даже арест
не мог поколебать и сломить его убеждений, наступил мадьяру,
принципиально отвергающему военную службу, на ногу и заорал на
него:
-- Обуйся, прохвост!
-- Жалко,-- с неудовольствием вздохнул сапер Водичка
Швейку,-- что он ничего не ответил. Зря не ответил. Я бы его
мадьярскую харю разорвал от уха до уха. А он, дурачина, молчит
и позволяет наступать себе на ногу. Черт возьми, Швейк, злость
берет, что меня не осудили! Этак выходит, что над нами вроде
как насмехаются, что это дело с мадьярами гроша ломаного не
стоит. А ведь мы дрались, как львы. Это ты виноват, что нас не
осудили, а дали такое удостоверение, будто мы и драться
по-настоящему не умеем. Собственно, за кого они нас принимают?
Что ни говори, это был вполне приличный конфликт.
-- Милый мой,-- добродушно сказал Швейк,-- я что-то не
понимаю, отчего тебя не радует, что дивизионный суд официально
признал нас абсолютно приличными людьми, против которых он
ничего не имеет. Правда, я при допросе всячески вывертывался,
но ведь "так полагается", как говорит адвокат Басе своим
клиентам. Когда меня аудитор спросил, зачем мы ворвались в
квартиру господина Каконя, я ему на это ответил просто: "Я
полагал, что мы ближе всего познакомимся с господином Каконем,
если будем ходить к нему в гости". После этого аудитор больше
ни о чем меня не спрашивал, этого ему оказалось вполне
достаточно.
-- Запомни раз навсегда,-- продолжал Швейк свои
рассуждения,-- перед военными судьями признаваться нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196