Здесь ему и
пришел капут. Русские увидели огонь да дернули по майору и по
его котелку восемнадцатисантиметровкой. Потом мы пошли туда
посмотреть, но разобрать, где говяжья печенка, а где печенка
господина майора, было уже невозможно.
x x x
Пришло сообщение, что эшелон отправится не раньше, чем
через четыре часа. Путь на Хатван занят поездами с ранеными.
Ходили слухи, что у Эгера столкнулись санитарный поезд с
поездом, везшим артиллерию. Из Будапешта отправлены туда
поезда, чтоб оказать помощь.
Фантазия батальона разыгралась. Толковали о двух сотнях
убитых и раненых, о том, что эта катастрофа подстроена: нужно
же было замести следы мошенничества при снабжении раненых.
Это дало повод к острой критике снабжения батальона и к
разговорам о воровстве на складах и в канцеляриях.
Большинство придерживалось того мнения, что старший
батальонный писарь Баутанцель всем делится с офицерами.
В штабном вагоне капитан Сагнер заявил, что, согласно
маршруту, они, собственно, должны бы уже быть на галицийской
границе. В Эгере им обязаны выдать для всей команды на три дня
хлеба и консервов, но до Эгера еще десять часов езды, а кроме
того, в связи с наступлением за Львовом, там скопилось столько
поездов с ранеными, что, если верить телеграфным сообщениям, ни
одной буханки солдатского хлеба, ни одной банки консервов
достать невозможно. Капитан Сагнер получил приказ: вместо хлеба
и консервов выплатить каждому солдату по шесть крон семьдесят
геллеров. Эти деньги выдадут при уплате жалованья за девять
дней, если капитан Сагнер к этому времени получит их из
бригады. В кассе сейчас только двенадцать с чем-то тысяч крон.
-- Это свинство со стороны полка,-- не выдержал поручик
Лукаш,-- отправить нас без гроша.
Прапорщик Вольф и поручик Коларж начали шептаться о том,
что полковник Шредер за последние три недели положил на свой
личный счет в Венский банк шестнадцать тысяч крон.
Поручик Коларж потом объяснял, как накапливают капитал.
Сопрут, например, в полку шесть тысяч и сунут их в собственный
карман, а по всем кухням совершенно логично отдается приказ:
порцию гороха на каждого человека сократить в день на три
грамма. В месяц это составит девяносто граммов на человека. В
каждой ротной кухне накапливается гороха не менее шестнадцати
кило. Ну, а в отчете повар укажет, что горох израсходован весь.
Поручик Коларж в общих чертах рассказал Вольфу и о других
достоверных случаях, которые он лично наблюдал.
Такими фактами переполнена была деятельность всей военной
администрации, начиная от старшего писаря в какой-нибудь
несчастной роте и кончая хомяком в генеральских эполетах,
который делал себе запасы на послевоенную зиму.
Война требовала храбрости и в краже.
Интенданты бросали любвеобильные взгляды друг на друга,
как бы желая сказать: "Мы единое тело и единая душа; крадем,
товарищи, мошенничаем, братцы, но ничего не поделаешь, против
течения не поплывешь! Если ты не возьмешь -- возьмет другой, да
еще скажет о тебе, что ты не крадешь потому, что уж вдоволь
награбил!"
В вагон вошел господин с красно-золотыми лампасами. Это
был один из инспектирующих генералов, разъезжающих по всем
железным дорогам.
-- Садитесь, господа,-- любезно пригласил он, радуясь, что
накрыл какой-то эшелон, даже не подозревая о его пребывании
здесь.
Капитан Сагнер хотел отрапортовать, но генерал отмахнулся.
-- В вашем эшелоне непорядок, в вашем эшелоне еще не спят.
В вашем эшелоне уже должны спать. В эшелонах, когда они стоят
на вокзале, следует ложиться спать, как в казармах,-- в девять
часов,-- отрывисто пролаял он.-- Около девяти часов вывести
солдат в отхожие места за вокзалом, а потом идти спать. Иначе
команда ночью загрязнит полотно железной дороги. Вы понимаете,
господин капитан? Повторите! Или нет, не повторяйте, а сделайте
так, как я желаю. Трубить сигнал, погнать команду в отхожие
места, играть зорю и спать. Проверить и, кто не спит --
наказывать! Да-с! Все? Ужин раздать в шесть часов.
Потом он заговорил о давно минувших делах, о том, чего
вообще никогда не было, что было где-то, так сказать, в
тридевятом царстве, в тридесятом государстве. Он стоял как
призрак из царства четвертого измерения.
-- Ужин раздать в шесть часов,-- продолжал он, глядя на
часы, на которых было десять минут двенадцатого ночи.-- Um halb
neune Alarm, LatrinenscheiBen, dann schlafen gehen! / В
половине девятого тревога, испражняться и спать! (нем.)/ На
ужин в шесть часов гуляш с картофелем вместо ста пятидесяти
граммов швейцарского сыра.
Потом последовал приказ -- проверить боевую готовность.
Капитан Сагнер опять приказал трубить тревогу, а
генерал-инспектор, следя, как строится батальон, расхаживал с
офицерами и неустанно повторял одно и то же, как будто все были
идиотами и не могли понять его сразу. При этом он постоянно
показывал на стрелки часов.
-- Also, sehen Sie. Um halb neune scheifien und nach einer
halben Stunde schlafen. Das genugt vollkommen / Итак, извольте
видеть, в половине девятого испражняться, а через полчаса
спать. Этого вполне достаточно (нем.)/ В это переходное время у
солдат и без того редкий стул. Главное, подчеркиваю, это сон:
сон укрепляет для дальнейших походов. Пока солдаты в поезде,
они должны отдохнуть. Если в вагонах недостаточно места,
солдаты спят поочередно. Одна треть солдат удобно располагается
в вагоне и спит от девяти до полуночи, а остальные стоят и
смотрят на них. Затем, после того как первые выспались, они
уступают место второй трети, которая спит от полуночи до трех
часов. Третья партия спит от трех до шести, потом побудка, и
команда идет умываться. На ходу из вагонов не вы-ска-ки-вать!
Расставить патрули, чтобы солдаты на ходу не со-ска-ки-вали!
Если солдату переломит ногу неприятель...-- генерал похлопал
себя по ноге,-- ...это достойно похвалы, но калечить себя
соскакиванием с вагонов на полном ходу -- наказуемо. Так, стало
быть, это ваш батальон,-- обратился он к капитану Сагнеру,
рассматривая заспанные лица солдат. Многие не могли удержаться
и, внезапно разбуженные, зевали на свежем ночном воздухе.
-- Это, господин капитан, батальон зевак. Солдаты в девять
часов должны спать.
Генерал остановился перед одиннадцатой ротой, на левом
фланге которой стоял и зевал во весь рот Швейк. Из приличия он
прикрывал рот рукой, но из-под нее раздавалось такое мычание,
что поручик Лукаш дрожал от страха, как бы генерал не обратил
внимания на Швейка. Ему показалось, что Швейк зевает нарочно.
Генерал, словно прочитав мысли Лукаша, обернулся к Швейку
и подошел к нему:
-- Bohm oder Deutscher? / Чеx или немец? (нем.) /
-- Bohm, melde gehorsam, Herr Generalmajor / Чех, осмелюсь
доложить, господин генерал-майор (нем.)/.
-- Добже,-- сказал генерал по-чешски. Он был поляк,
знавший немного по-чешски.-- Ты ржевешь, как корова на сено.
Молчи, заткни глотку! Не мычи! Ты уже был в отхожем месте?
-- Никак нет, не был, господин генерал-майор.
-- Отчего ты не пошел с другими солдатами?
-- Осмелюсь доложить, господин генерал-майор, на маневрах
в Писеке господин полковник Вахтль сказал, когда весь полк во
время отдыха полез в рожь, что солдат должен думать не только о
сортире, солдат должен думать и о сражении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
пришел капут. Русские увидели огонь да дернули по майору и по
его котелку восемнадцатисантиметровкой. Потом мы пошли туда
посмотреть, но разобрать, где говяжья печенка, а где печенка
господина майора, было уже невозможно.
x x x
Пришло сообщение, что эшелон отправится не раньше, чем
через четыре часа. Путь на Хатван занят поездами с ранеными.
Ходили слухи, что у Эгера столкнулись санитарный поезд с
поездом, везшим артиллерию. Из Будапешта отправлены туда
поезда, чтоб оказать помощь.
Фантазия батальона разыгралась. Толковали о двух сотнях
убитых и раненых, о том, что эта катастрофа подстроена: нужно
же было замести следы мошенничества при снабжении раненых.
Это дало повод к острой критике снабжения батальона и к
разговорам о воровстве на складах и в канцеляриях.
Большинство придерживалось того мнения, что старший
батальонный писарь Баутанцель всем делится с офицерами.
В штабном вагоне капитан Сагнер заявил, что, согласно
маршруту, они, собственно, должны бы уже быть на галицийской
границе. В Эгере им обязаны выдать для всей команды на три дня
хлеба и консервов, но до Эгера еще десять часов езды, а кроме
того, в связи с наступлением за Львовом, там скопилось столько
поездов с ранеными, что, если верить телеграфным сообщениям, ни
одной буханки солдатского хлеба, ни одной банки консервов
достать невозможно. Капитан Сагнер получил приказ: вместо хлеба
и консервов выплатить каждому солдату по шесть крон семьдесят
геллеров. Эти деньги выдадут при уплате жалованья за девять
дней, если капитан Сагнер к этому времени получит их из
бригады. В кассе сейчас только двенадцать с чем-то тысяч крон.
-- Это свинство со стороны полка,-- не выдержал поручик
Лукаш,-- отправить нас без гроша.
Прапорщик Вольф и поручик Коларж начали шептаться о том,
что полковник Шредер за последние три недели положил на свой
личный счет в Венский банк шестнадцать тысяч крон.
Поручик Коларж потом объяснял, как накапливают капитал.
Сопрут, например, в полку шесть тысяч и сунут их в собственный
карман, а по всем кухням совершенно логично отдается приказ:
порцию гороха на каждого человека сократить в день на три
грамма. В месяц это составит девяносто граммов на человека. В
каждой ротной кухне накапливается гороха не менее шестнадцати
кило. Ну, а в отчете повар укажет, что горох израсходован весь.
Поручик Коларж в общих чертах рассказал Вольфу и о других
достоверных случаях, которые он лично наблюдал.
Такими фактами переполнена была деятельность всей военной
администрации, начиная от старшего писаря в какой-нибудь
несчастной роте и кончая хомяком в генеральских эполетах,
который делал себе запасы на послевоенную зиму.
Война требовала храбрости и в краже.
Интенданты бросали любвеобильные взгляды друг на друга,
как бы желая сказать: "Мы единое тело и единая душа; крадем,
товарищи, мошенничаем, братцы, но ничего не поделаешь, против
течения не поплывешь! Если ты не возьмешь -- возьмет другой, да
еще скажет о тебе, что ты не крадешь потому, что уж вдоволь
награбил!"
В вагон вошел господин с красно-золотыми лампасами. Это
был один из инспектирующих генералов, разъезжающих по всем
железным дорогам.
-- Садитесь, господа,-- любезно пригласил он, радуясь, что
накрыл какой-то эшелон, даже не подозревая о его пребывании
здесь.
Капитан Сагнер хотел отрапортовать, но генерал отмахнулся.
-- В вашем эшелоне непорядок, в вашем эшелоне еще не спят.
В вашем эшелоне уже должны спать. В эшелонах, когда они стоят
на вокзале, следует ложиться спать, как в казармах,-- в девять
часов,-- отрывисто пролаял он.-- Около девяти часов вывести
солдат в отхожие места за вокзалом, а потом идти спать. Иначе
команда ночью загрязнит полотно железной дороги. Вы понимаете,
господин капитан? Повторите! Или нет, не повторяйте, а сделайте
так, как я желаю. Трубить сигнал, погнать команду в отхожие
места, играть зорю и спать. Проверить и, кто не спит --
наказывать! Да-с! Все? Ужин раздать в шесть часов.
Потом он заговорил о давно минувших делах, о том, чего
вообще никогда не было, что было где-то, так сказать, в
тридевятом царстве, в тридесятом государстве. Он стоял как
призрак из царства четвертого измерения.
-- Ужин раздать в шесть часов,-- продолжал он, глядя на
часы, на которых было десять минут двенадцатого ночи.-- Um halb
neune Alarm, LatrinenscheiBen, dann schlafen gehen! / В
половине девятого тревога, испражняться и спать! (нем.)/ На
ужин в шесть часов гуляш с картофелем вместо ста пятидесяти
граммов швейцарского сыра.
Потом последовал приказ -- проверить боевую готовность.
Капитан Сагнер опять приказал трубить тревогу, а
генерал-инспектор, следя, как строится батальон, расхаживал с
офицерами и неустанно повторял одно и то же, как будто все были
идиотами и не могли понять его сразу. При этом он постоянно
показывал на стрелки часов.
-- Also, sehen Sie. Um halb neune scheifien und nach einer
halben Stunde schlafen. Das genugt vollkommen / Итак, извольте
видеть, в половине девятого испражняться, а через полчаса
спать. Этого вполне достаточно (нем.)/ В это переходное время у
солдат и без того редкий стул. Главное, подчеркиваю, это сон:
сон укрепляет для дальнейших походов. Пока солдаты в поезде,
они должны отдохнуть. Если в вагонах недостаточно места,
солдаты спят поочередно. Одна треть солдат удобно располагается
в вагоне и спит от девяти до полуночи, а остальные стоят и
смотрят на них. Затем, после того как первые выспались, они
уступают место второй трети, которая спит от полуночи до трех
часов. Третья партия спит от трех до шести, потом побудка, и
команда идет умываться. На ходу из вагонов не вы-ска-ки-вать!
Расставить патрули, чтобы солдаты на ходу не со-ска-ки-вали!
Если солдату переломит ногу неприятель...-- генерал похлопал
себя по ноге,-- ...это достойно похвалы, но калечить себя
соскакиванием с вагонов на полном ходу -- наказуемо. Так, стало
быть, это ваш батальон,-- обратился он к капитану Сагнеру,
рассматривая заспанные лица солдат. Многие не могли удержаться
и, внезапно разбуженные, зевали на свежем ночном воздухе.
-- Это, господин капитан, батальон зевак. Солдаты в девять
часов должны спать.
Генерал остановился перед одиннадцатой ротой, на левом
фланге которой стоял и зевал во весь рот Швейк. Из приличия он
прикрывал рот рукой, но из-под нее раздавалось такое мычание,
что поручик Лукаш дрожал от страха, как бы генерал не обратил
внимания на Швейка. Ему показалось, что Швейк зевает нарочно.
Генерал, словно прочитав мысли Лукаша, обернулся к Швейку
и подошел к нему:
-- Bohm oder Deutscher? / Чеx или немец? (нем.) /
-- Bohm, melde gehorsam, Herr Generalmajor / Чех, осмелюсь
доложить, господин генерал-майор (нем.)/.
-- Добже,-- сказал генерал по-чешски. Он был поляк,
знавший немного по-чешски.-- Ты ржевешь, как корова на сено.
Молчи, заткни глотку! Не мычи! Ты уже был в отхожем месте?
-- Никак нет, не был, господин генерал-майор.
-- Отчего ты не пошел с другими солдатами?
-- Осмелюсь доложить, господин генерал-майор, на маневрах
в Писеке господин полковник Вахтль сказал, когда весь полк во
время отдыха полез в рожь, что солдат должен думать не только о
сортире, солдат должен думать и о сражении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196