В вещах, где не повелевает традиция, нет никакой
нравственности, и чем менее обусловлена жизнь традицией,
тем больше суживается круг нравственности. Свободный че-
ловек безнравствен. Поскольку он хочет во всем зависеть от
самого себя, а не от какой-либо традиции: во всех первоздан-
ных состояниях человечества <злое> совпадает с <индивиду-
альным>, <свободным>, <произвольным>, <необычным>, <не-
предусмотренным>, <не поддающимся исчислению>. Масштаб
таких состояний всегда оставался в силе: если поступок совер-
шался непотому, что так велела традиция, но из других моти-
вов (скажем, в личных корыстных целях), и даже из мотивов,
которые в свое время сами положили начало традиции, то он
назывался безнравственным и выглядел таковым даже для со-
вершившего его, ибо в основе его лежало отнюдь не послуша-
ние перед традицией. Что такое традиция? Высший авторитет,
которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, а
оттого, что он вообще велит. - Чем же отличается это чувст-
во, испытываемое перед традицией, от чувства страха вооб-
ще? Страх, наличествующий здесь, есть страх перед высшим
интеллектом, который здесь повелевает, - перед непонятной,
неопределенной силой, перед чем-то большим, чем просто лич-
ное, - таков момент суеверия в этом страхе. - Поначалу все
воспитание и попечение о здоровье, брак, врачевание, поле-
водство, война, речь и молчание, общение принадлежали со-
вокупно с богами области нравственного: последняя требова-
ла, чтобы соблюдали предписания, не думая о себе как
индивидах. Итак, поначалу все было нравами, и тот, кто хотел
возвыситься над ними, должен был стать законодателем и вра-
чевателем, некоего рода полубогом: это значит, он должен
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844- 1900 гг.)
был делать нравы - страшное, опасное для жизни занятие! -
Кто же оказывается наиболее нравственным? Во-первых, тот,
кто чаще всего исполняет закон, - стало быть, подобно бра-
минам, всегда и везде, ежемгновенно блюдет сознание закона,
постоянно изобретая ситуации, где можно было бы исполнять
его. Во-вторых, тот, кто исполняет его и в труднейших случа-
ях. Наиболее нравственным оказывается тот, кто приносит
больше всего жертв нравам: какие же жертвы суть величай-
шие? Сообразно ответу на этот вопрос возникают многие и
различные морали; но важнейшим различием остается все же
то, которое отделяет моральность чаще всего исполняемую от
моральности труднее всего исполняемой. Не будем обманы-
ваться на счет той морали, которая считает признаком нравст-
венности труднейшее исполнение нравов! Самопреодоление
стимулируется не сулимыми им индивиду полезными последст-
виями, но чтобы, вопреки всякой индивидуальной прихоти и
выгоде, вызвать к жизни господствующий нрав, традицию:
отдельная особь должна жертвовать собою - этого требует
нравственность нравов! - Напротив, моралисты, которые, идя
путем Сократи, рекомендуют индивиду мораль самооблада-
ния и воздержания, как его доподлиннейшую выгоду, как ин-
тимнейший ключ к личному счастью, составляют сами исклю-
чение - и если нам это предстает иначе, то оттого, что мы
воспитаны в атмосфере их затяжного воздействия: все они идут
новым путем, сопровождаемые чрезвычайным неодобрением
со стороны всех приверженцев нравственности нравов, они
отторгаются от общины, как безнравственные люди, и оказы-
ваются в глубочайшем смысле злыми. Таким представал доб-
родетельному римляну старого закала каждый христианин,
который <паки и паки пекся о своем собственном блаженст-
ве>, - именно злым. - Всюду, где существует община и, сле-
довательно, некая нравственность нравов, царит также мысль,
что кара за оскорбление нравов падает прежде всего на общи-
ну: та сверхъестественная кара, обнаружение и предел кото-
рой столь трудно поддаются пониманию и выведываются с
таким суеверным страхом. Община может побуждать отдель-
ного человека, чтобы он выправил ущерб, причиненный его
поступком кому-либо или самой общине, она может также отом-
стить отдельному человеку за то, что из-за него, как бы вслед-
ствие его поступка, над общиной сгустились тучи божествен-
ной ярости, - но при всем том она воспринимает вину
НИЦШЕ ФРИДЕИХ (1844-1900 гг.)
отдельного лица прежде всего как свою вину и несет за нее
наказание, как свое наказание: <нравы стали мягче, раз
возможны такие поступки>, - так сетует в душе своей каж-
дый. Всякое индивидуальное деяние, всякий индивидуаль-
ный образ мыслей вызывает трепет; не поддается никакому
исчислению, что именно должны были выстрадать через это
на протяжении всей истории более редкие, более изыскан-
ные, более самобытные умы, воспринимавшиеся всегда как
злые и опасные и даже сами воспринимавшие себя таковы-
ми. Под господством нравственности нравов оригиналь-
ность любого рода стяжала себе нечистую совесть; оттого и
поныне небо, простирающееся над лучшими из людей, бо-
лее мрачно, чем ему следовало быть.
Любовь. Тончайшая уловка, которою христианство превосхо-
дит прочие религии, заключается в одном слове: оно говорит о
любви. Так стало онолирическойрелягией (тогда как в обоих
своих других творениях семитизм подарил мир героически-
эпическими религиями). В слове <любовь> заключено нечто
столь многозначное, возбуждающее, напоминающее, обнаде-
живающее, что даже самый отставший в развитии интеллект и
ледяное сердце ощущает еще нечто от сверкания этого слова.
Умнейшая женщина и пошлейший мужчина думают при этом о
сравнительно бескорыстнейших мгновениях их совместной жиз-
ни, даже если Эрос в их случае и не взлетел особенно высоко; и
те бесчисленные люди, которые недосчитываются любви -
от родителей, детей или возлюбленных, - в особенности же
люди, обладающие сублимированной половой чувствительно-
стью, нашли в христианстве свою находку.
Зло. Исследуйте жизнь лучших и плодотворнейших людей и
народов и спросите себя, может ли дерево, которому суждено
гордо прорастать ввысь, избежать дурной погоды и бурь, и не
принадлежат ли неблагоприятное стечение обстоятельств и со-
противление извне, всякого рода ненависть, ревность, своеко-
рыстие, недоверие, суровость, алчность и насилие к благопри-
ятствующим обстоятельствам, без которых едва ли возможен
большой рост даже в добродетели? Яд, от которого гибнет
слабая натура, есть для сильного усиление - и он даже не
называет его ядом.
Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый
полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кри-
чал: <Я ищу Бога! Я ищу Бога!> - поскольку там собрались
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844-1900 гг.)
как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздал-
ся хохот. Он что, пропал? - сказал один. Он заблудился, как
ребенок, - сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас?
Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? - так кричали и
смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и
пронзил их своим взглядом. <Где Бог? - воскликнул он. - Я
хочу сказать вам это! Мы его убили - вы и я! Мы все его
убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море?
Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта?
Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
нравственности, и чем менее обусловлена жизнь традицией,
тем больше суживается круг нравственности. Свободный че-
ловек безнравствен. Поскольку он хочет во всем зависеть от
самого себя, а не от какой-либо традиции: во всех первоздан-
ных состояниях человечества <злое> совпадает с <индивиду-
альным>, <свободным>, <произвольным>, <необычным>, <не-
предусмотренным>, <не поддающимся исчислению>. Масштаб
таких состояний всегда оставался в силе: если поступок совер-
шался непотому, что так велела традиция, но из других моти-
вов (скажем, в личных корыстных целях), и даже из мотивов,
которые в свое время сами положили начало традиции, то он
назывался безнравственным и выглядел таковым даже для со-
вершившего его, ибо в основе его лежало отнюдь не послуша-
ние перед традицией. Что такое традиция? Высший авторитет,
которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, а
оттого, что он вообще велит. - Чем же отличается это чувст-
во, испытываемое перед традицией, от чувства страха вооб-
ще? Страх, наличествующий здесь, есть страх перед высшим
интеллектом, который здесь повелевает, - перед непонятной,
неопределенной силой, перед чем-то большим, чем просто лич-
ное, - таков момент суеверия в этом страхе. - Поначалу все
воспитание и попечение о здоровье, брак, врачевание, поле-
водство, война, речь и молчание, общение принадлежали со-
вокупно с богами области нравственного: последняя требова-
ла, чтобы соблюдали предписания, не думая о себе как
индивидах. Итак, поначалу все было нравами, и тот, кто хотел
возвыситься над ними, должен был стать законодателем и вра-
чевателем, некоего рода полубогом: это значит, он должен
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844- 1900 гг.)
был делать нравы - страшное, опасное для жизни занятие! -
Кто же оказывается наиболее нравственным? Во-первых, тот,
кто чаще всего исполняет закон, - стало быть, подобно бра-
минам, всегда и везде, ежемгновенно блюдет сознание закона,
постоянно изобретая ситуации, где можно было бы исполнять
его. Во-вторых, тот, кто исполняет его и в труднейших случа-
ях. Наиболее нравственным оказывается тот, кто приносит
больше всего жертв нравам: какие же жертвы суть величай-
шие? Сообразно ответу на этот вопрос возникают многие и
различные морали; но важнейшим различием остается все же
то, которое отделяет моральность чаще всего исполняемую от
моральности труднее всего исполняемой. Не будем обманы-
ваться на счет той морали, которая считает признаком нравст-
венности труднейшее исполнение нравов! Самопреодоление
стимулируется не сулимыми им индивиду полезными последст-
виями, но чтобы, вопреки всякой индивидуальной прихоти и
выгоде, вызвать к жизни господствующий нрав, традицию:
отдельная особь должна жертвовать собою - этого требует
нравственность нравов! - Напротив, моралисты, которые, идя
путем Сократи, рекомендуют индивиду мораль самооблада-
ния и воздержания, как его доподлиннейшую выгоду, как ин-
тимнейший ключ к личному счастью, составляют сами исклю-
чение - и если нам это предстает иначе, то оттого, что мы
воспитаны в атмосфере их затяжного воздействия: все они идут
новым путем, сопровождаемые чрезвычайным неодобрением
со стороны всех приверженцев нравственности нравов, они
отторгаются от общины, как безнравственные люди, и оказы-
ваются в глубочайшем смысле злыми. Таким представал доб-
родетельному римляну старого закала каждый христианин,
который <паки и паки пекся о своем собственном блаженст-
ве>, - именно злым. - Всюду, где существует община и, сле-
довательно, некая нравственность нравов, царит также мысль,
что кара за оскорбление нравов падает прежде всего на общи-
ну: та сверхъестественная кара, обнаружение и предел кото-
рой столь трудно поддаются пониманию и выведываются с
таким суеверным страхом. Община может побуждать отдель-
ного человека, чтобы он выправил ущерб, причиненный его
поступком кому-либо или самой общине, она может также отом-
стить отдельному человеку за то, что из-за него, как бы вслед-
ствие его поступка, над общиной сгустились тучи божествен-
ной ярости, - но при всем том она воспринимает вину
НИЦШЕ ФРИДЕИХ (1844-1900 гг.)
отдельного лица прежде всего как свою вину и несет за нее
наказание, как свое наказание: <нравы стали мягче, раз
возможны такие поступки>, - так сетует в душе своей каж-
дый. Всякое индивидуальное деяние, всякий индивидуаль-
ный образ мыслей вызывает трепет; не поддается никакому
исчислению, что именно должны были выстрадать через это
на протяжении всей истории более редкие, более изыскан-
ные, более самобытные умы, воспринимавшиеся всегда как
злые и опасные и даже сами воспринимавшие себя таковы-
ми. Под господством нравственности нравов оригиналь-
ность любого рода стяжала себе нечистую совесть; оттого и
поныне небо, простирающееся над лучшими из людей, бо-
лее мрачно, чем ему следовало быть.
Любовь. Тончайшая уловка, которою христианство превосхо-
дит прочие религии, заключается в одном слове: оно говорит о
любви. Так стало онолирическойрелягией (тогда как в обоих
своих других творениях семитизм подарил мир героически-
эпическими религиями). В слове <любовь> заключено нечто
столь многозначное, возбуждающее, напоминающее, обнаде-
живающее, что даже самый отставший в развитии интеллект и
ледяное сердце ощущает еще нечто от сверкания этого слова.
Умнейшая женщина и пошлейший мужчина думают при этом о
сравнительно бескорыстнейших мгновениях их совместной жиз-
ни, даже если Эрос в их случае и не взлетел особенно высоко; и
те бесчисленные люди, которые недосчитываются любви -
от родителей, детей или возлюбленных, - в особенности же
люди, обладающие сублимированной половой чувствительно-
стью, нашли в христианстве свою находку.
Зло. Исследуйте жизнь лучших и плодотворнейших людей и
народов и спросите себя, может ли дерево, которому суждено
гордо прорастать ввысь, избежать дурной погоды и бурь, и не
принадлежат ли неблагоприятное стечение обстоятельств и со-
противление извне, всякого рода ненависть, ревность, своеко-
рыстие, недоверие, суровость, алчность и насилие к благопри-
ятствующим обстоятельствам, без которых едва ли возможен
большой рост даже в добродетели? Яд, от которого гибнет
слабая натура, есть для сильного усиление - и он даже не
называет его ядом.
Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый
полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кри-
чал: <Я ищу Бога! Я ищу Бога!> - поскольку там собрались
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844-1900 гг.)
как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздал-
ся хохот. Он что, пропал? - сказал один. Он заблудился, как
ребенок, - сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас?
Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? - так кричали и
смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и
пронзил их своим взглядом. <Где Бог? - воскликнул он. - Я
хочу сказать вам это! Мы его убили - вы и я! Мы все его
убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море?
Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта?
Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168