- Номер оказался тот же, что был у меня когда-то в школьной
раздевалке: тридцать первый. Вот он и застрял у меня в голове.
- Великолепно, Уотсон! У него самого, стало быть, место
было либо тридцатое, либо тридцать второе?
- Ну, конечно, - чуть озадаченно подтвердил я. - В ряду
"Б.
- Просто прекрасно. Что еще он вам говорил?
- Он показал мне свою, как он выразился, кладовую.
Кладовая сама настоящая, как в банке. Железная дверь, железная
штора на окне, никаком взломщику не забраться, как он
утверждает. Но у жены оказался второй ключ, и она вместе со
своим возлюбленным унесла оттуда не много и мало - тысяч семь
фунтов в ассигнациях и ценных бумагах.
- Ценных бумагах? Как же они смогут обратить их в деньги:
- Эмберли сказал, что оставил в полиции опись этих бумаг
надеется, что продать их не удастся. В тот день он вернулся из
театра около двенадцати ночи и увидел, что кладовая ограблена,
дверь и окно открыты, а беглецов и след простыл. Никакого
письма, никакой записки - и ни слуху ни духу с тех пор. Он
сразу же дал знать в полицию.
Холмс на несколько минут погрузился в раздумье.
- Вы говорите, он что-то красил в доме. Что именно?
- При мне он красил коридор. А дверь и деревянные части
комнаты, о которой я говорил, уже закончил.
- Вам не кажется, что для человека в подобной ситуации
это несколько необычное занятие?
- "Надо же чем-то занять себя, чтобы сердце не так
саднило" - это его собственное объяснение. Разумеется, это
странный способ отвлечься, так ведь на то он и вообще человек
со странностями. При мне разорвал фотографию своей жены -
разорвал яростно, в совершенном беспамятстве, с воплем: "Чтобы
глаза мои больше не видели ее мерзкое лицо".
- И это все, Уотсон?
- Нет, есть еще одна вещь, и она поразила меня больше
всего. Обратно я уезжал со станции Блэкхит. Сел в поезд, и
только он тронулся, как я увидел, что в соседний вагон вскочил
какой-то мужчина. Вы знаете, Холмс, какая у меня память на
лица. Так вот, это определенно был тот высокий брюнет, к
которому я обратился на улице. На Лондонском мосту я заметил
его снова, а потом он затерялся в толпе. Но я уверен, что он
меня выслеживал.
- Да-да! - сказал Холмс. - Конечно! Так вы говорите,
высокий брюнет с большими усами и в очках с дымчатыми стеклами?
- Холмс, вы чародей. Он действительно был в дымчатых
очках, но ведь я об этом не говорил!
- А в галстуке - масонская булавка?
- Холмс!
- Это так просто, милый Уотсон. Впрочем, перейдем к тому,
что имеет непосредственное отношение к делу. Должен вам
признаться: эта история, на первый взгляд до того простая, что
мне вряд ли стоило ею заниматься, с каждой минутой приобретает
совсем иной характер. Правда, во время вашей поездки все самое
важное осталось вами не замеченным, но даже то, что само
бросилось вам в глаза, наводит на серьезные размышления.
- Что осталось незамеченным?
- Не обижайтесь, дружище. Вы знаете, я совершенно
беспристрастен. Вы справились со своей задачей как нельзя
лучше. Многие и этого бы не сумели. Но кое-какие существенные
частности вы явно упустили. Что думают об этом Эмберли и его
жене соседи? Разве это не важно? Какой славой пользуется доктор
Эрнест? Что он, и впрямь такой отчаянный ловелас? При вашем
врожденном обаянии, Уотсон, каждая женщина вам сообщница и
друг. Почему я не слышу, что думает барышня на почте и супруга
зеленщика? Как естественно вообразить себе такую картину: вы
нашептываете комплименты молодой кельнерше из "Синего якоря", а
взамен получаете сухие факты. И все это пропало втуне.
- Это еще не поздно сделать.
- Это уже сделано. С помощью телефона и Скотленд-Ярда я
обычно имею возможность узнавать самое необходимое, не выходя
из этой комнаты. Кстати сказать, полученные мною сведения
подтверждают рассказ старика. В городишке он слывет скрягой, с
женой был требователен и строг. Что он держал в этой своей
кладовой крупную сумму денег - свэтая правда. Правда и то, что
доктор Эрнест, молодой холостяк, играл с Эмберди в шахматы, а с
его женой, вероятно, играл в любовь. Кажется, все яснее ясного,
и больше говорить не о чем, и все-таки... все-таки!..
- В чем же тут загвоздка?
- В моем воображении, быть может. Что ж, пусть она там и
останется, Уотсон. А мы с вами спасемся от серой повседневности
этого мира сквозь боковую дверцу - музыку. В Альберт-Холле
сегодня поет Карина. Мы как раз успеем переодеться, пообедать и
подадимся наслаждению.
Наутро я встал рано, но крошки от гренков и скорлупа от
пары яиц на столе свидетельствовали о том, что мой друг
поднялся еще раньше. Здесь же, на столе, я обнаружил второпях
нацарапанную записку:
"Милый Уотсон! Мне хотелось бы навести еще кое-какие
справки относительно мистера Джозии Эмберли. Когда я их получу,
мы со спокойной душой будем считать это дело законченным, а
быть может, и нет. Я только просил бы Вас быть поблизости часа
в три, так как не исключено, что Вы мне можете понадобиться.
Ш. Х.".
Полдня я не видел Холмса, но в назначенный час он
вернулся, серьезный, озабоченный, занятый своими мыслями. В
такие минуты лучше было к нему не подступаться.
- Эмберли еще не приходил?
- Нет.
- Значит, придет. Я его жду.
Ждать пришлось недолго: старик не замедлил явиться: на
хмуром лице его явственно обозначились тревога и недоумение.
- Я тут получил телеграмму, мистер Холмс, и что-то никак
не могу в ней разобраться.
Он протянул Холмсу телеграмму, и тот прочел ее вслух:
"Немедленно приезжайте. Располагаю сведениями вашей
недавней пропаже.
Элман. Дом священника".
- Отправлена в два десять из Малого Пэрлингтона, -
сказал Холмс. - Малый Пэрлингтон находится, если не ошибаюсь,
в Эссексе, недалеко от Фринтона. Что ж, надо ехать, не
откладывая. Пишет явно лицо ответственное, как-никак приходский
священник. Минуточку - где мой Крокфорд1? Ага, вот он: "Дж. К.
Элман, магистр искусств, объединенный приход Моссмур - Малый
Пэрлингтон". Посмотрите расписание поездов, Уотсон.
- Ближайший - в пять двадцать с Ливерпуль-стрит.
- Превосходно. Вам бы тоже лучше съездить с ним, Уотсон.
Ему может понадобиться помощь или совет. Ясно, что близится
решающий момент в этой истории.
Наш клиент, однако, не выказывал ни малейшей охоты
отправиться в путь.
- Но это же совершенная нелепость, мистер Холмс, -
сказал он. - Что может знать о случившемся этот человек?
Напрасная грата времени и денег.
- Если б ему не было что-то известно, он не стал бы
посылать вам телеграмму. Немедленно сообщите ему, что
выезжаете.
- Я, вероятно, все-таки не поеду.
Холмс принял самый суровый вид, на какой был способен.
- И у полиции и у меня, мистер Эмберли, создастся самое
неблагоприятное впечатление, если вы откажетесь воспользоваться
возможностью, которая сама идет к вам в руки. Нам может
показаться, что вы не слишком заинтересованы в успешном исходе
расследования.
Это предположение, видимо, привело нашего клиента в ужас.
- Господи, если вы так на это смотрите, я непременно
поеду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332
раздевалке: тридцать первый. Вот он и застрял у меня в голове.
- Великолепно, Уотсон! У него самого, стало быть, место
было либо тридцатое, либо тридцать второе?
- Ну, конечно, - чуть озадаченно подтвердил я. - В ряду
"Б.
- Просто прекрасно. Что еще он вам говорил?
- Он показал мне свою, как он выразился, кладовую.
Кладовая сама настоящая, как в банке. Железная дверь, железная
штора на окне, никаком взломщику не забраться, как он
утверждает. Но у жены оказался второй ключ, и она вместе со
своим возлюбленным унесла оттуда не много и мало - тысяч семь
фунтов в ассигнациях и ценных бумагах.
- Ценных бумагах? Как же они смогут обратить их в деньги:
- Эмберли сказал, что оставил в полиции опись этих бумаг
надеется, что продать их не удастся. В тот день он вернулся из
театра около двенадцати ночи и увидел, что кладовая ограблена,
дверь и окно открыты, а беглецов и след простыл. Никакого
письма, никакой записки - и ни слуху ни духу с тех пор. Он
сразу же дал знать в полицию.
Холмс на несколько минут погрузился в раздумье.
- Вы говорите, он что-то красил в доме. Что именно?
- При мне он красил коридор. А дверь и деревянные части
комнаты, о которой я говорил, уже закончил.
- Вам не кажется, что для человека в подобной ситуации
это несколько необычное занятие?
- "Надо же чем-то занять себя, чтобы сердце не так
саднило" - это его собственное объяснение. Разумеется, это
странный способ отвлечься, так ведь на то он и вообще человек
со странностями. При мне разорвал фотографию своей жены -
разорвал яростно, в совершенном беспамятстве, с воплем: "Чтобы
глаза мои больше не видели ее мерзкое лицо".
- И это все, Уотсон?
- Нет, есть еще одна вещь, и она поразила меня больше
всего. Обратно я уезжал со станции Блэкхит. Сел в поезд, и
только он тронулся, как я увидел, что в соседний вагон вскочил
какой-то мужчина. Вы знаете, Холмс, какая у меня память на
лица. Так вот, это определенно был тот высокий брюнет, к
которому я обратился на улице. На Лондонском мосту я заметил
его снова, а потом он затерялся в толпе. Но я уверен, что он
меня выслеживал.
- Да-да! - сказал Холмс. - Конечно! Так вы говорите,
высокий брюнет с большими усами и в очках с дымчатыми стеклами?
- Холмс, вы чародей. Он действительно был в дымчатых
очках, но ведь я об этом не говорил!
- А в галстуке - масонская булавка?
- Холмс!
- Это так просто, милый Уотсон. Впрочем, перейдем к тому,
что имеет непосредственное отношение к делу. Должен вам
признаться: эта история, на первый взгляд до того простая, что
мне вряд ли стоило ею заниматься, с каждой минутой приобретает
совсем иной характер. Правда, во время вашей поездки все самое
важное осталось вами не замеченным, но даже то, что само
бросилось вам в глаза, наводит на серьезные размышления.
- Что осталось незамеченным?
- Не обижайтесь, дружище. Вы знаете, я совершенно
беспристрастен. Вы справились со своей задачей как нельзя
лучше. Многие и этого бы не сумели. Но кое-какие существенные
частности вы явно упустили. Что думают об этом Эмберли и его
жене соседи? Разве это не важно? Какой славой пользуется доктор
Эрнест? Что он, и впрямь такой отчаянный ловелас? При вашем
врожденном обаянии, Уотсон, каждая женщина вам сообщница и
друг. Почему я не слышу, что думает барышня на почте и супруга
зеленщика? Как естественно вообразить себе такую картину: вы
нашептываете комплименты молодой кельнерше из "Синего якоря", а
взамен получаете сухие факты. И все это пропало втуне.
- Это еще не поздно сделать.
- Это уже сделано. С помощью телефона и Скотленд-Ярда я
обычно имею возможность узнавать самое необходимое, не выходя
из этой комнаты. Кстати сказать, полученные мною сведения
подтверждают рассказ старика. В городишке он слывет скрягой, с
женой был требователен и строг. Что он держал в этой своей
кладовой крупную сумму денег - свэтая правда. Правда и то, что
доктор Эрнест, молодой холостяк, играл с Эмберди в шахматы, а с
его женой, вероятно, играл в любовь. Кажется, все яснее ясного,
и больше говорить не о чем, и все-таки... все-таки!..
- В чем же тут загвоздка?
- В моем воображении, быть может. Что ж, пусть она там и
останется, Уотсон. А мы с вами спасемся от серой повседневности
этого мира сквозь боковую дверцу - музыку. В Альберт-Холле
сегодня поет Карина. Мы как раз успеем переодеться, пообедать и
подадимся наслаждению.
Наутро я встал рано, но крошки от гренков и скорлупа от
пары яиц на столе свидетельствовали о том, что мой друг
поднялся еще раньше. Здесь же, на столе, я обнаружил второпях
нацарапанную записку:
"Милый Уотсон! Мне хотелось бы навести еще кое-какие
справки относительно мистера Джозии Эмберли. Когда я их получу,
мы со спокойной душой будем считать это дело законченным, а
быть может, и нет. Я только просил бы Вас быть поблизости часа
в три, так как не исключено, что Вы мне можете понадобиться.
Ш. Х.".
Полдня я не видел Холмса, но в назначенный час он
вернулся, серьезный, озабоченный, занятый своими мыслями. В
такие минуты лучше было к нему не подступаться.
- Эмберли еще не приходил?
- Нет.
- Значит, придет. Я его жду.
Ждать пришлось недолго: старик не замедлил явиться: на
хмуром лице его явственно обозначились тревога и недоумение.
- Я тут получил телеграмму, мистер Холмс, и что-то никак
не могу в ней разобраться.
Он протянул Холмсу телеграмму, и тот прочел ее вслух:
"Немедленно приезжайте. Располагаю сведениями вашей
недавней пропаже.
Элман. Дом священника".
- Отправлена в два десять из Малого Пэрлингтона, -
сказал Холмс. - Малый Пэрлингтон находится, если не ошибаюсь,
в Эссексе, недалеко от Фринтона. Что ж, надо ехать, не
откладывая. Пишет явно лицо ответственное, как-никак приходский
священник. Минуточку - где мой Крокфорд1? Ага, вот он: "Дж. К.
Элман, магистр искусств, объединенный приход Моссмур - Малый
Пэрлингтон". Посмотрите расписание поездов, Уотсон.
- Ближайший - в пять двадцать с Ливерпуль-стрит.
- Превосходно. Вам бы тоже лучше съездить с ним, Уотсон.
Ему может понадобиться помощь или совет. Ясно, что близится
решающий момент в этой истории.
Наш клиент, однако, не выказывал ни малейшей охоты
отправиться в путь.
- Но это же совершенная нелепость, мистер Холмс, -
сказал он. - Что может знать о случившемся этот человек?
Напрасная грата времени и денег.
- Если б ему не было что-то известно, он не стал бы
посылать вам телеграмму. Немедленно сообщите ему, что
выезжаете.
- Я, вероятно, все-таки не поеду.
Холмс принял самый суровый вид, на какой был способен.
- И у полиции и у меня, мистер Эмберли, создастся самое
неблагоприятное впечатление, если вы откажетесь воспользоваться
возможностью, которая сама идет к вам в руки. Нам может
показаться, что вы не слишком заинтересованы в успешном исходе
расследования.
Это предположение, видимо, привело нашего клиента в ужас.
- Господи, если вы так на это смотрите, я непременно
поеду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332