Он стоял на пороге, чуть наклонясь вперед и свесив
перед собою руки, как и в прошлый раз.
Но вот он сошел с крыльца, и с ним произошла разительная
перемена. Он опустился на четвереньки и двинулся вперед, то и
дело подскакивая на ходу, словно от избытка сил и энергии,
прошел таким образом вдоль фасада и повернул за угол. Едва он
скрылся, как из двери выскользнул Беннет и, крадучись,
последовал за ним.
- Идем, Уотсон, скорее! - шепнул Холмс, и мы, стараясь
не шуметь, устремились сквозь кусты к тому месту, откуда видна
была боковая стена особняка, увитая плющом и залитая светом
молодой луны. Мы ясно разглядели скрюченную фигуру профессора и
вдруг увидели, как он начал с непостижимым проворством
карабкаться вверх по стене. Он перелетал с ветки на ветку,
уверенно переставляя ноги, цепко хватаясь руками, без всякой
видимой цели, просто радуясь переполнявшей его силе. Полы его
халата развевались в воздухе, и он был похож на гигантскую
летучую мышь, темным квадратом распластавшуюся по освещенной
луной стене его собственного дома. Вскоре эта забава наскучила
ему, он спустился вниз, перескакивая с ветки на ветку, опять
встал на четвереньки и все тем же странным способом направился
к конюшне.
Овчарка уже выскочила на улицу, захлебываясь бешеным лаем,
а завидев хозяина, и вовсе осатанела. Она рвалась с цепи, дрожа
от злобы и возбуждения. Профессор приблизился к ней и, присев
на корточки, совсем близко, но с таким расчетом, чтобы она не
могла его достать, принялся дразнить ее на все лады. Он собирал
камешки и полными горстями бросал их псу в морду, тыкал его
палкой, поднятой с земли, размахивал руками прямо у разинутой
собачьей пасти - короче говоря, всячески старался подстегнуть
и без того неудержимую ярость животного. За все наши похождения
я не припомню более дикого зрелища, чем эта бесстрастная и еще
не утратившая остатков достоинства фигура, по-лягушечьи
припавшая к земле перед беснующейся, разъяренной овчаркой и
обдуманно, с изощренной жестокостью старающаяся довести ее до
еще большего исступления.
И тут в мгновение ока - свершилось! Нет, не цепь лопнула:
соскочил ошейник, рассчитанный на мощную шею ньюфаундленда. Мы
услышали лязг упавшего металла, и в тот же миг собака и
человек, сплетенные в тесный клубок, покатились по земле,
первая - с яростным рыком, второй - с пронзительным,
неожиданно визгливым воплем ужаса. Профессор был буквально на
волосок от гибели. Рассвирепевшее животное вцепилось ему в
горло, глубоко вонзив в него клыки, и профессор потерял
сознание еще до того, как мы успели подбежать и разнять их. Это
могло бы оказаться опасной процедурой, но присутствия Беннета и
одного его окрика оказалось довольно, чтобы мгновенно унять
огромного пса. На шум из комнаты над конюшней выскочил
заспанный, перепуганный кучер.
- Ничего удивительного, - сказал он, качая головой. - Я
и раньше видел, что он тут вытворяет. Я так и знал, что рано
или поздно собака до него доберется.
Роя снова посадили на цепь, а профессора мы вчетвером
отнесли к нему в комнату, и Беннет, медик по образованию, помог
мне наложить повязку на его истерзанное горло. Рана оказалась
тяжелой: острые клыки едва не задели сонную артерию, и
профессор потерял много крови. Через полчаса непосредственная
опасность была устранена, я ввел пострадавшему морфий, и он
погрузился в глубокий сон.
Теперь, и только теперь, мы смогли взглянуть друг на друга
и обсудить обстановку.
- Я считаю, что его нужно показать первоклассному
хирургу, - сказал я.
- Боже избави! - воскликнул Беннет. - Пока об этой
скандальной истории знают только домашние, никто о ней не
проговорится. Стоит слухам просочиться за пределы этого дома, и
пересудам не будет конца. Нельзя забывать о положении, которое
профессор занимает в университете, о том, что он ученый с
европейским именем, о чувствах его дочери.
- Совершенно справедливо, - сказал Холмс. - И я думаю,
теперь, когда у нас не связаны руки, мы вполне можем найти
способ избежать огласки и в то же время предотвратить
возможность повторения чего-либо подобного. Снимите ключ с
цепочки, мистер Беннет. Макфейл посмотрит за больным и даст нам
знать, если что-нибудь случится. Поглядим, что же спрятано в
таинственной шкатулке профессора.
Оказалось, немногое, но и этого было достаточно: два
флакона, один пустой, другой едва початый, шприц да несколько
писем, нацарапанных неразборчивым почерком иностранца. По
крестикам на конвертах мы поняли, что это те самые, которые
запрещалось вскрывать секретарю; все были посланы с
Коммершл-роуд и подписаны "А. Дорак". В одних конвертах были
только сообщения о том, что профессору Пресбери отправлен
очередной флакон с препаратом, в других - расписки в получении
денег. Был здесь и еще один конверт - с австрийской маркой,
проштемпелеванный в Праге и надписанный более грамотой рукой.
- Вот то, что нам надо! - вскричал Холмс, выхватывая из
него письмо.
"Уважаемый коллега! - прочли мы. - После Вашего визита я
много думал о Вашем случае, и хотя в таких обстоятельствах, как
Ваши, имеются особо веские причины прибегнуть к моему средству,
я все же настоятельно рекомендовал бы Вам проявлять
осмотрительность, так как пришел к выводу, что оно не
безвредно.
Возможно, нам лучше было бы воспользоваться сывороткой
антропоида. Черноголовый хульман, как я уже объяснял Вам, был
избран мною лишь потому, что была возможность достать животное,
но ведь хульман передвигается на четырех конечностях и живет на
деревьях, меж тем как антропоиды принадлежат к двуногим и во
всех отношениях стоят ближе к человеку.
Умоляю Вас соблюдать все меры предосторожности, дабы
избежать преждевременной гласности. У меня есть еще один
пациент в Англии; наш посредник - тот же Дорак. Вы весьма
обяжете меня, присылая Ваши отчеты еженедельно.
С совершенным почтением, Ваш Г. Ловенштейн".
Ловенштейн! При этом имени мне вспомнилось коротенькое
газетное сообщение о каком-то безвестном ученом, который ставит
загадочные опыты с целью постичь тайну омолаживания и
изготовить эликсир жизни. Ловенштейн, ученый из Праги!
Ловенштейн, который открыл чудо-сыворотку, дарующую людям силу,
и которому другие ученые объявили бойкот за отказ поделиться с
ними секретом своего открытия!
В нескольких словах я рассказал, что запомнил. Беннет
достал с полки зоологический справочник.
- "Хульман, - прочел он. - Большая черноголовая
обезьяна, обитает на склонах Гималаев, самая крупная и близкая
к человеку из лазающих обезьян". Далее следуют многочисленные
подробности. Итак, мистер Холмс, сомнений нет: благодаря вам мы
все-таки обнаружили корень зла.
- Истинный корень зла, - сказал Холмс, - это,
разумеется, запоздалая страсть на склоне лет, внушившая нашему
пылкому профессору мысль, что он сможет добиться исполнения
своих желаний, лишь став моложе. Тому, кто пробует поставить
себя выше матери-Природы, нетрудно скатиться вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332
перед собою руки, как и в прошлый раз.
Но вот он сошел с крыльца, и с ним произошла разительная
перемена. Он опустился на четвереньки и двинулся вперед, то и
дело подскакивая на ходу, словно от избытка сил и энергии,
прошел таким образом вдоль фасада и повернул за угол. Едва он
скрылся, как из двери выскользнул Беннет и, крадучись,
последовал за ним.
- Идем, Уотсон, скорее! - шепнул Холмс, и мы, стараясь
не шуметь, устремились сквозь кусты к тому месту, откуда видна
была боковая стена особняка, увитая плющом и залитая светом
молодой луны. Мы ясно разглядели скрюченную фигуру профессора и
вдруг увидели, как он начал с непостижимым проворством
карабкаться вверх по стене. Он перелетал с ветки на ветку,
уверенно переставляя ноги, цепко хватаясь руками, без всякой
видимой цели, просто радуясь переполнявшей его силе. Полы его
халата развевались в воздухе, и он был похож на гигантскую
летучую мышь, темным квадратом распластавшуюся по освещенной
луной стене его собственного дома. Вскоре эта забава наскучила
ему, он спустился вниз, перескакивая с ветки на ветку, опять
встал на четвереньки и все тем же странным способом направился
к конюшне.
Овчарка уже выскочила на улицу, захлебываясь бешеным лаем,
а завидев хозяина, и вовсе осатанела. Она рвалась с цепи, дрожа
от злобы и возбуждения. Профессор приблизился к ней и, присев
на корточки, совсем близко, но с таким расчетом, чтобы она не
могла его достать, принялся дразнить ее на все лады. Он собирал
камешки и полными горстями бросал их псу в морду, тыкал его
палкой, поднятой с земли, размахивал руками прямо у разинутой
собачьей пасти - короче говоря, всячески старался подстегнуть
и без того неудержимую ярость животного. За все наши похождения
я не припомню более дикого зрелища, чем эта бесстрастная и еще
не утратившая остатков достоинства фигура, по-лягушечьи
припавшая к земле перед беснующейся, разъяренной овчаркой и
обдуманно, с изощренной жестокостью старающаяся довести ее до
еще большего исступления.
И тут в мгновение ока - свершилось! Нет, не цепь лопнула:
соскочил ошейник, рассчитанный на мощную шею ньюфаундленда. Мы
услышали лязг упавшего металла, и в тот же миг собака и
человек, сплетенные в тесный клубок, покатились по земле,
первая - с яростным рыком, второй - с пронзительным,
неожиданно визгливым воплем ужаса. Профессор был буквально на
волосок от гибели. Рассвирепевшее животное вцепилось ему в
горло, глубоко вонзив в него клыки, и профессор потерял
сознание еще до того, как мы успели подбежать и разнять их. Это
могло бы оказаться опасной процедурой, но присутствия Беннета и
одного его окрика оказалось довольно, чтобы мгновенно унять
огромного пса. На шум из комнаты над конюшней выскочил
заспанный, перепуганный кучер.
- Ничего удивительного, - сказал он, качая головой. - Я
и раньше видел, что он тут вытворяет. Я так и знал, что рано
или поздно собака до него доберется.
Роя снова посадили на цепь, а профессора мы вчетвером
отнесли к нему в комнату, и Беннет, медик по образованию, помог
мне наложить повязку на его истерзанное горло. Рана оказалась
тяжелой: острые клыки едва не задели сонную артерию, и
профессор потерял много крови. Через полчаса непосредственная
опасность была устранена, я ввел пострадавшему морфий, и он
погрузился в глубокий сон.
Теперь, и только теперь, мы смогли взглянуть друг на друга
и обсудить обстановку.
- Я считаю, что его нужно показать первоклассному
хирургу, - сказал я.
- Боже избави! - воскликнул Беннет. - Пока об этой
скандальной истории знают только домашние, никто о ней не
проговорится. Стоит слухам просочиться за пределы этого дома, и
пересудам не будет конца. Нельзя забывать о положении, которое
профессор занимает в университете, о том, что он ученый с
европейским именем, о чувствах его дочери.
- Совершенно справедливо, - сказал Холмс. - И я думаю,
теперь, когда у нас не связаны руки, мы вполне можем найти
способ избежать огласки и в то же время предотвратить
возможность повторения чего-либо подобного. Снимите ключ с
цепочки, мистер Беннет. Макфейл посмотрит за больным и даст нам
знать, если что-нибудь случится. Поглядим, что же спрятано в
таинственной шкатулке профессора.
Оказалось, немногое, но и этого было достаточно: два
флакона, один пустой, другой едва початый, шприц да несколько
писем, нацарапанных неразборчивым почерком иностранца. По
крестикам на конвертах мы поняли, что это те самые, которые
запрещалось вскрывать секретарю; все были посланы с
Коммершл-роуд и подписаны "А. Дорак". В одних конвертах были
только сообщения о том, что профессору Пресбери отправлен
очередной флакон с препаратом, в других - расписки в получении
денег. Был здесь и еще один конверт - с австрийской маркой,
проштемпелеванный в Праге и надписанный более грамотой рукой.
- Вот то, что нам надо! - вскричал Холмс, выхватывая из
него письмо.
"Уважаемый коллега! - прочли мы. - После Вашего визита я
много думал о Вашем случае, и хотя в таких обстоятельствах, как
Ваши, имеются особо веские причины прибегнуть к моему средству,
я все же настоятельно рекомендовал бы Вам проявлять
осмотрительность, так как пришел к выводу, что оно не
безвредно.
Возможно, нам лучше было бы воспользоваться сывороткой
антропоида. Черноголовый хульман, как я уже объяснял Вам, был
избран мною лишь потому, что была возможность достать животное,
но ведь хульман передвигается на четырех конечностях и живет на
деревьях, меж тем как антропоиды принадлежат к двуногим и во
всех отношениях стоят ближе к человеку.
Умоляю Вас соблюдать все меры предосторожности, дабы
избежать преждевременной гласности. У меня есть еще один
пациент в Англии; наш посредник - тот же Дорак. Вы весьма
обяжете меня, присылая Ваши отчеты еженедельно.
С совершенным почтением, Ваш Г. Ловенштейн".
Ловенштейн! При этом имени мне вспомнилось коротенькое
газетное сообщение о каком-то безвестном ученом, который ставит
загадочные опыты с целью постичь тайну омолаживания и
изготовить эликсир жизни. Ловенштейн, ученый из Праги!
Ловенштейн, который открыл чудо-сыворотку, дарующую людям силу,
и которому другие ученые объявили бойкот за отказ поделиться с
ними секретом своего открытия!
В нескольких словах я рассказал, что запомнил. Беннет
достал с полки зоологический справочник.
- "Хульман, - прочел он. - Большая черноголовая
обезьяна, обитает на склонах Гималаев, самая крупная и близкая
к человеку из лазающих обезьян". Далее следуют многочисленные
подробности. Итак, мистер Холмс, сомнений нет: благодаря вам мы
все-таки обнаружили корень зла.
- Истинный корень зла, - сказал Холмс, - это,
разумеется, запоздалая страсть на склоне лет, внушившая нашему
пылкому профессору мысль, что он сможет добиться исполнения
своих желаний, лишь став моложе. Тому, кто пробует поставить
себя выше матери-Природы, нетрудно скатиться вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332