- Тогда можете считать себя уволенным.
- Слушаю, сэр. Видно, ничего не поделаешь.
- Я выгоню вас с позором! Стыдитесь! Наши предки больше
ста лет жили вместе под одной кровлей, а вы замыслили какой-то
заговор против меня.
- Нет, нет, сэр! Не против вас!
Эти слова произнес женский голос, и, оглянувшись, мы
увидели в дверях насмерть перепуганную миссис Бэрримор, которая
своей бледностью могла поспоришь с мужем. Эта грузная женщина в
нижней юбке и в шали могла бы произвести весьма комическое
впечатление, если б не ужас, написанный у нее на лице.
- Нас рассчитали, Элиза. Вот чем все кончилось!.. Пойди
уложи вещи, - сказал Бэрримор.
- Джон, Джон! До чего же я тебя довела!.. Это все моя
вина, сэр Генри. Он только ради меня на это пошел... ради одной
меня!
- Так говорите же! В чем тут дело?
- Мой несчастный брат погибает от голода на болотах. Не
можем же мы допустить, чтобы он умер у самых наших дверей! Джон
подает ему знак, что еда приготовлена, а он показывает, куда ее
принести.
- Значит, ваш брат и есть тот...
- ...беглый каторжник, сэр... убийца Селден.
- Это все правда, сэр, - подтвердил Бэрримор. - Я вам
сказал, что не могу открыть чужую тайну, а теперь вы сами все
услышали, и теперь вы знаете, что против вас мы ничего не
замышляли.
Так вот как разъяснились эти загадочные ночные путешествия
со свечой! Мы с сэром Генри в изумлении смотрели на миссис
Бэрримор. Неужели эта флегматичная почтенная женщина - той же
крови, что и один из самых страшных преступников, которых знает
наша страна?
- Да, сэр, моя девичья фамилия Селден, он мой младший
брат. Мы избаловали его с детских лет, потакали ему во всем,
вот он и уверился, будто ему все дозволено, будто мир
существует только для его удовольствия. Потом подрос, попал в
дурную компанию, и словно бес вселился в нашего мальчика. Он
разбил материнское сердце и смешал наше имя с грязью. А чем
дальше, тем хуже и хуже - от одного преступления к другому.
Что его спасло от виселицы? Только милость божия. Но для меня,
сэр, он остается все тем же маленьким кудрявым мальчуганом, с
которым я играла, которого нянчила как старшая сестра. Поэтому
он и убежал из тюрьмы - знал, что я здесь и что мы не
откажемся помочь ему. Когда он приплелся сюда ночью, усталый,
голодный, а погоня - по пятам, что нам оставалось делать? Мы
впустили его, накормили, помогли всем, чем можно. Потом
приехали вы, сэр, и он решил, что лучше переждать на болотах,
пока суматоха не уляжется, и с тех пор скрывается там. А мы
проверяем через ночь, не ушел ли, светим ему в окно, и, если он
отвечает, мой муж носит на условленное место хлеб и мясо.
Каждый день надеемся - может, ушел, но пока он здесь, мы его
не бросим. Я женщина верующая, лгать вам не стану. Если тут
есть что дурное, так муж ни в чем не виноват: он пошел на это
только ради меня.
Она говорила с таким чувством, что ей нельзя было не
поверить.
- Это правда, Бэрримор?
-. Да, сэр Генри. Все до последнего слова правда.
- Ну что ж, я не стану вас осуждать за преданность жене.
Забудьте то, что я вам говорил. Идите оба к себе, а утром мы
обсудим все как следует.
Когда они ушли, мы снова посмотрели в окно. Сэр Генри
открыл его настежь, и в лицо нам пахнуло холодным ночным
ветром. Далеко в непроглядной тьме все еще мерцал крошечный
желтый огонек.
- Удивляюсь, как, он не боится! - сказал сэр Генри.
- Огонь, вероятно, только отсюда и видно.
- Может быть. Как по-вашему, где это?
- Где-нибудь около гранитных столбов.
- Мили две, не больше?
- И того не будет.
- Да, если Бэрримор носил туда еду, значит, недалеко. И
он ждет сейчас, что к нему придут на его огонек. Нет, Уотсон, я
пойду и поймаю этого изверга!
Та же самая мысль мелькнула и у меня. Ведь Бэрриморы не
сделали нас соучастниками - мы заставили их видать свою тайну.
Этот человек опасен для общества. Такого, как он, нельзя ни
жалеть, ни оправдывать. Мы должны воспользоваться
представившейся нам возможностью, чтобы вернуть его туда, где
он уже никому не повредит. В противном случае за нашу
оплошность поплатятся другие - например, Стэплтоны, на которых
он может напасть в любую ночь. Я думаю, что именно эта мысль
подбивала сэра Генри на такой смелый поступок.
- Я пойду с вами.
- Тогда возьмите револьвер и наденьте башмаки. Надо
торопиться, не то он потушит огонь и скроется.
Не прошло и пяти минут, как мы уже быстро шли по темной
аллее, прислушиваясь к монотонному вою осеннего ветра и шороху
осыпающихся листьев. В воздухе стоял пряный запах гнили и
сырости. Луна лишь изредка показывалась из-за туч, тянувшихся
по небу, а как только мы вышли на болото, заморосил мелкий
дождь. Желтый огонек по-прежнему мерцал впереди.
- А вы что-нибудь прихватили с собой? - спросил я.
- Да, хлыст.
- Давайте действовать быстро, чтобы не дать ему
опомниться и оказать сопротивление, - ведь он, говорят,
отчаянный. Захватим его врасплох.
- Слушайте, Уотсон! - вдруг заговорил баронет. - А что
бы сказал об этом Холмс? Помните? "Ночное время, когда силы зла
властвуют безраздельно..."
И, словно в ответ на его слова, где-то вдали, на мрачных
просторах болот, возник тот странный звук, который так поразил
меня несколько дней назад около Гримпенской трясины. Ветер
донес до нас сначала глухое ворчание, а потом рев, мало-помалу
перешедший в тоскливый вой. Эти дикие, грозные звуки
повторялись в той же последовательности раз за разом, наполняя
собой воздух. Баронет схватил меня за рукав, и я даже в темноте
разглядел, какой мертвенной бледностью покрылось его лицо.
- Боже мой, Уотсон, что это?
- Не знаю. Говорят, что такие звуки не редкость на
болотах. Я уже слышал их.
Вой снова замер, наступила полная тишина. Мы стояли,
напряженно прислушиваясь, но больше ничто не нарушало
окружающего нас безмолвия.
- Уотсон, - сказал баронет, - это выла собака.
Кровь похолодела у меня в жилах, ибо голос сэра Генри
дрогнул от ужаса.
- Как они объясняют этот звук? - спросил он.
- Кто?
- Здешние жители.
- Но ведь это совершенно невежественные люди! Не все ли
вам равно, как они его объясняют?
- Уотсон, скажите мне, что они говорят об этом?
Минуту я колебался, но вопрос был поставлен так, что
отмолчаться мне не удалось.
- Они говорят, что это воет собака Баскервилей.
Сэр Генри застонал.
- Да, так может выть только собака, - сказал он после
долгого молчания, - но она где-то далеко, в той стороне.
- Я не могу определить, откуда шел этот вой.
- Его принесло ветром. А где Гримпенская трясина? Вон
там?
- Да.
- Так оттуда он и шел. Бросьте, Уотсон! Вы же сами
думаете, что это выла собака. Я не ребенок. Не бойтесь сказать
мне правду.
- В тот раз со мной был Стэплтон. Он говорит, что так
кричат какие-то птицы.
- Нет, это собака. Боже мой! Неужели во всех этих
небылицах есть хоть доля правды? Неужели мне угрожает какая-то
неведомая опасность? Вы не верите в это, Уотсон?
- Нет, нет!
- А все-таки одно дело - смеяться над такими глупостями
в Лондоне и совсем другое - слышать этот вой, стоя в темноте
на болотах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332