Ведь не од-
ним ударом валит нас наземь, нет, каждый день отнимает что-нибудь и уно-
сит частицу наших сил". - Но есть ли исход лучше, чем незаметно
скользить к своему концу, между тем как природа развязывает все узы? Де-
ло не в том, что так уж плохо уйти из жизни сразу и вдруг, но этот мед-
ленный путь легче для нас. А я присматриваюсь к себе, словно близится
срок испытания и наступает день, который вынесет приговор всем моим
дням, и говорю про себя: "Все наши прежние слова и дела - ничто. Любое
из этих свидетельств мужества легковесно и обманчиво, и густо прикраше-
но. (5) Смерть покажет, чего я достиг, ей я и поверю. Без робости готов-
люсь я к тому дню, когда придется, отбросив уловки и стерев румяна, дер-
жать ответ перед самим собой: только ли слова мои были отважны или также
и чувства, не были ли притворством и лицедейством все мои непреклонные
речи против фортуны. (6) Отбрось людское мнение: оно всегда ненадежно и
двойственно. Отбрось науки, которыми ты занимался всю жизнь. Смерть вы-
несет тебе приговор. Вот что я утверждаю: сколько бы ни вел ты споров и
ученых бесед, сколько бы ни собирал назидательные изречения мудрецов,
как бы гладко ни говорил, - ничто не докажет силы твоего духа. Ведь на
словах и самый робкий храбр. Подоспеет конец - тогда и станет ясно, что
ты успел. Что ж, я принимаю это условие и не боюсь суда". - (7) Так я
говорю с собою, но можешь считать, что и с тобою. Ты моложе меня - что с
того? Ведь не по годам счет! Неизвестно, где тебя ожидает смерть, так
что лучше сам ожидай ее везде.
(8) Я хотел было кончить, и рука уже начала выводить прощальное при-
ветствие, - но обряд должен быть исполнен, надо и этому письму дать до-
рожные. Не думай, будто я говорю: у кого бы мне взять взаймы? Ты ведь
знаешь, в чей ларчик я запускаю руку. Подожди немного - и я буду распла-
чиваться своими, а покуда меня ссудит Эпикур, который говорит: "Размыш-
ляй о смерти, - что сподручнее: ей ли прийти к нам или нам пойти ей
навстречу". (9) Смысл тут ясен: ведь это прекрасно - научиться смерти!
Или, по-твоему, излишне учиться тому, что пригодится один только раз?
Нет, поэтому-то нам и нужно размышлять о ней! Где нельзя проверить свое
знание на опыте, там следует учиться постоянно.
(10) "Размышляй о смерти!" - Кто говорит так, тот велит нам размыш-
лять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше
всякой власти и уж наверное вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража,
и затворы? Выход ему всегда открыт! Есть лишь одна цепь, которая держит
нас на привязи, - любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства
избавиться, но убавить его силу нужно: тогда, если обстоятельства потре-
буют, нас ничего не удержит и не помешает нашей готовности немедля сде-
лать то, что когда-нибудь все равно придется сделать. Будь здоров.
Письмо XXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) "Ты поучаешь меня, - скажешь ты. - Не потому ли, что сам уже исп-
равился через собственные поучения и теперь тебе хватает времени искоре-
нять чужие пороки?" - Я не так бесчестен, чтобы, сам будучи нездоров,
лечить других. Просто я как будто хвораю в одной комнате с тобою и бесе-
дую о нашем общем недуге, советуя разные лекарства. Слушай же меня так,
словно я говорю с самим собой. Я впускаю тебя в мой тайник и, пользуясь
твоим присутствием, нападаю на самого себя. (2) Себе я кричу: "Сочти
свои годы - и постыдись желать того же, чего желал мальчишкой, и то же
самое запасать. Хоть одно сделай ради себя, пока не пришел смертный час:
пусть твои пороки умрут прежде тебя. Откажись от беспокойных наслажде-
ний, за которые приходится платить так дорого: ведь все они вредны - не
только будущие, но и минувшие. Как у злодеев, даже не пойманных с полич-
ным, и после преступления не проходит тревога, так после нечистых нас-
лаждений раскаяние остается и долго спустя. В них нет ни прочности, ни
верности: даже те, что не вредят, мимолетны. (3) Лучше поищи непреходя-
щее благо! А такого нет, кроме тех благ, которые душа обретает в самой
себе. Одна лишь добродетель дает нам радость долговечную и надежную:
все, что мешает ей, подобно облаку, которое проносится низко и не может
одолеть дневной свет". (4) Когда же удастся настигнуть эту радость? И
раньше в этом деле не мешкали, но нужно еще поспешить. Сделать остается
так много, что непременно нужны твое усердие и твои труды, если ты хо-
чешь чего-нибудь добиться. На других это дело не переложишь. (5) Чужая
помощь возможна в другой, не в этой науке.
Жил еще на нашей памяти богач Кальвизий Сабин1. И по богатству свое-
му, и по складу души это был настоящий вольноотпущенник. Никогда не ви-
дел я человека столь непристойного в своем блаженстве. Память у него бы-
ла такая плохая, что он то и дело забывал имена Улисса, либо Ахилла, ли-
бо Приама, которых мы знаем2 не хуже, чем рабов, приставленных к нам с
детства. Никакой старик-номенклатор, который вместо того, чтобы вспоми-
нать имена, выдумывает их, не приветствовал граждан до того невпопад,
как Сабин - троянцев и ахеян. А хотелось ему слыть знатоком. (6) И вот
какое средство он придумал: купив за большие деньги рабов, одного он
заставил заучить Гомера, второго - Гесиода, еще девятерых распределил он
по одному на каждого лирика3. Чему удивляться, если они дорого обошлись
ему? Ведь таких рабов не найти, их готовили для него на заказ. Собрав у
себя эту челядь, стал он донимать гостей за столом. В изножье у него
стояли слуги, у которых он спрашивал те стихи, что хотел прочесть, - и
все-таки запинался на полуслове. (7) Сателлий Квадрат, прихлебатель бо-
гатых глупцов, который перед ними пресмыкался и (ведь без того невозмож-
но!) над ними насмехался, посоветовал ему поставить грамматиков сборщи-
ками упавших объедков. А когда Сабин сказал, что каждый раб обошелся ему
в сто тысяч. Квадрат отвечал: "Столько же книжных ларей ты мог бы купить
дешевле!" Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домо-
чадцев - это его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина,
человека больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот
ответил: "Как же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов,
не смей так говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных ра-
бов?" Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно
и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато ни-
зость покупается ежедневно.
(9) Получи теперь то, что я должен, и прощай. "Бедность, живущая по
закону природы, - это богатство". Эпикур часто повторял эту мысль, всег-
да по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если этому сколько ни
учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим нужно его на-
вязывать. Будь здоров.
Письмо XXVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты полагаешь, будто ни с кем, кроме тебя, такого не бывало, и,
словно делу невиданному, удивляешься тому, что и долгое странствие, и
перемена мест не рассеяли твоей тоски и угнетенности духа. Но менять на-
до не небо, а душу! Пусть бы ты уехал за широкие моря, пусть бы, как го-
ворит наш Вергилий"Столько же книжных ларей ты мог бы купить дешевле!"
Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домочадцев - это
его знания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
ним ударом валит нас наземь, нет, каждый день отнимает что-нибудь и уно-
сит частицу наших сил". - Но есть ли исход лучше, чем незаметно
скользить к своему концу, между тем как природа развязывает все узы? Де-
ло не в том, что так уж плохо уйти из жизни сразу и вдруг, но этот мед-
ленный путь легче для нас. А я присматриваюсь к себе, словно близится
срок испытания и наступает день, который вынесет приговор всем моим
дням, и говорю про себя: "Все наши прежние слова и дела - ничто. Любое
из этих свидетельств мужества легковесно и обманчиво, и густо прикраше-
но. (5) Смерть покажет, чего я достиг, ей я и поверю. Без робости готов-
люсь я к тому дню, когда придется, отбросив уловки и стерев румяна, дер-
жать ответ перед самим собой: только ли слова мои были отважны или также
и чувства, не были ли притворством и лицедейством все мои непреклонные
речи против фортуны. (6) Отбрось людское мнение: оно всегда ненадежно и
двойственно. Отбрось науки, которыми ты занимался всю жизнь. Смерть вы-
несет тебе приговор. Вот что я утверждаю: сколько бы ни вел ты споров и
ученых бесед, сколько бы ни собирал назидательные изречения мудрецов,
как бы гладко ни говорил, - ничто не докажет силы твоего духа. Ведь на
словах и самый робкий храбр. Подоспеет конец - тогда и станет ясно, что
ты успел. Что ж, я принимаю это условие и не боюсь суда". - (7) Так я
говорю с собою, но можешь считать, что и с тобою. Ты моложе меня - что с
того? Ведь не по годам счет! Неизвестно, где тебя ожидает смерть, так
что лучше сам ожидай ее везде.
(8) Я хотел было кончить, и рука уже начала выводить прощальное при-
ветствие, - но обряд должен быть исполнен, надо и этому письму дать до-
рожные. Не думай, будто я говорю: у кого бы мне взять взаймы? Ты ведь
знаешь, в чей ларчик я запускаю руку. Подожди немного - и я буду распла-
чиваться своими, а покуда меня ссудит Эпикур, который говорит: "Размыш-
ляй о смерти, - что сподручнее: ей ли прийти к нам или нам пойти ей
навстречу". (9) Смысл тут ясен: ведь это прекрасно - научиться смерти!
Или, по-твоему, излишне учиться тому, что пригодится один только раз?
Нет, поэтому-то нам и нужно размышлять о ней! Где нельзя проверить свое
знание на опыте, там следует учиться постоянно.
(10) "Размышляй о смерти!" - Кто говорит так, тот велит нам размыш-
лять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше
всякой власти и уж наверное вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража,
и затворы? Выход ему всегда открыт! Есть лишь одна цепь, которая держит
нас на привязи, - любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства
избавиться, но убавить его силу нужно: тогда, если обстоятельства потре-
буют, нас ничего не удержит и не помешает нашей готовности немедля сде-
лать то, что когда-нибудь все равно придется сделать. Будь здоров.
Письмо XXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) "Ты поучаешь меня, - скажешь ты. - Не потому ли, что сам уже исп-
равился через собственные поучения и теперь тебе хватает времени искоре-
нять чужие пороки?" - Я не так бесчестен, чтобы, сам будучи нездоров,
лечить других. Просто я как будто хвораю в одной комнате с тобою и бесе-
дую о нашем общем недуге, советуя разные лекарства. Слушай же меня так,
словно я говорю с самим собой. Я впускаю тебя в мой тайник и, пользуясь
твоим присутствием, нападаю на самого себя. (2) Себе я кричу: "Сочти
свои годы - и постыдись желать того же, чего желал мальчишкой, и то же
самое запасать. Хоть одно сделай ради себя, пока не пришел смертный час:
пусть твои пороки умрут прежде тебя. Откажись от беспокойных наслажде-
ний, за которые приходится платить так дорого: ведь все они вредны - не
только будущие, но и минувшие. Как у злодеев, даже не пойманных с полич-
ным, и после преступления не проходит тревога, так после нечистых нас-
лаждений раскаяние остается и долго спустя. В них нет ни прочности, ни
верности: даже те, что не вредят, мимолетны. (3) Лучше поищи непреходя-
щее благо! А такого нет, кроме тех благ, которые душа обретает в самой
себе. Одна лишь добродетель дает нам радость долговечную и надежную:
все, что мешает ей, подобно облаку, которое проносится низко и не может
одолеть дневной свет". (4) Когда же удастся настигнуть эту радость? И
раньше в этом деле не мешкали, но нужно еще поспешить. Сделать остается
так много, что непременно нужны твое усердие и твои труды, если ты хо-
чешь чего-нибудь добиться. На других это дело не переложишь. (5) Чужая
помощь возможна в другой, не в этой науке.
Жил еще на нашей памяти богач Кальвизий Сабин1. И по богатству свое-
му, и по складу души это был настоящий вольноотпущенник. Никогда не ви-
дел я человека столь непристойного в своем блаженстве. Память у него бы-
ла такая плохая, что он то и дело забывал имена Улисса, либо Ахилла, ли-
бо Приама, которых мы знаем2 не хуже, чем рабов, приставленных к нам с
детства. Никакой старик-номенклатор, который вместо того, чтобы вспоми-
нать имена, выдумывает их, не приветствовал граждан до того невпопад,
как Сабин - троянцев и ахеян. А хотелось ему слыть знатоком. (6) И вот
какое средство он придумал: купив за большие деньги рабов, одного он
заставил заучить Гомера, второго - Гесиода, еще девятерых распределил он
по одному на каждого лирика3. Чему удивляться, если они дорого обошлись
ему? Ведь таких рабов не найти, их готовили для него на заказ. Собрав у
себя эту челядь, стал он донимать гостей за столом. В изножье у него
стояли слуги, у которых он спрашивал те стихи, что хотел прочесть, - и
все-таки запинался на полуслове. (7) Сателлий Квадрат, прихлебатель бо-
гатых глупцов, который перед ними пресмыкался и (ведь без того невозмож-
но!) над ними насмехался, посоветовал ему поставить грамматиков сборщи-
ками упавших объедков. А когда Сабин сказал, что каждый раб обошелся ему
в сто тысяч. Квадрат отвечал: "Столько же книжных ларей ты мог бы купить
дешевле!" Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домо-
чадцев - это его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина,
человека больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот
ответил: "Как же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов,
не смей так говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных ра-
бов?" Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно
и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато ни-
зость покупается ежедневно.
(9) Получи теперь то, что я должен, и прощай. "Бедность, живущая по
закону природы, - это богатство". Эпикур часто повторял эту мысль, всег-
да по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если этому сколько ни
учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим нужно его на-
вязывать. Будь здоров.
Письмо XXVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты полагаешь, будто ни с кем, кроме тебя, такого не бывало, и,
словно делу невиданному, удивляешься тому, что и долгое странствие, и
перемена мест не рассеяли твоей тоски и угнетенности духа. Но менять на-
до не небо, а душу! Пусть бы ты уехал за широкие моря, пусть бы, как го-
ворит наш Вергилий"Столько же книжных ларей ты мог бы купить дешевле!"
Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домочадцев - это
его знания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154