,
6, 4). Эта "государственная" терминология - не просто метафора. Еще в
трактате "О спокойствии души", в цитированной главе, говорилось о том,
что, выполняя обязанности человека, мы не запираемся в стенах одного го-
рода, но выходим на простор мира, и он становится нам отчизной (Сп. д.,
4, 4). Теперь эта стоическая идея становится жизненной опорой для самого
обреченного на досуг автора: "Два государства (res publicas) объемлем мы
душою: одно поистине общее (publica), вмещающее богов и людей, где мы не
глядим на тот или на этот угол, но ходом солнца измеряем пределы нашей
гражданской общины, и другое, к которому мы приписаны рождением... Этому
большему государству мы можем служить и на досуге, - впрочем, не знаю,
не лучше ли на досуге" (Дос., 4, 1 - 2. Та же мысль - п. LXVIII. 2)36.
Но что это за служение? Это - философия, она же созерцание величия
всего сотворенного богом. "Мы имеем обыкновение говорить: высшее благо -
жить согласно природе; но природа родила нас и для созерцания сущего, и
для деятельности" (Дос.. 4, 2). Отныне, ведя созерцательную жизнь, Сене-
ка по-прежнему служит сообществу людей - но уже не римской гражданской
общине, выродившейся в толпу рабов тирана, а вселенскому "сообществу бо-
гов и людей". Для его граждан он законодательствует, создавая обобщающие
философские труды: трактаты "Изыскания о природе", "О благодеяниях" и
книгу итогов - "Письма к Луцилию".
Но уход Сенеки в частную жизнь не обезопасил его от Нерона. Сенека
это понимал и прямо писал, что безопасности не может гарантировать даже
"досуг" (п. XIV, 15); он превосходно отдавал себе отчет в том, что
"казнь за научные занятия", которую Сенека-отец называл "делом новым и
невиданным", стала обычной. Но и Нерон ощущал, что сама личность учите-
ля, всегда воплощавшая для него норму и запрет и по традиции сопоставля-
емая всеми с новым (а вернее - истинным) обликом бывшего воспитанника,
есть некая преграда на его пути. По осторожно передаваемому Тацитом слу-
ху, Нерон пробует против Сенеки яд, доносчики пытаются связать имя Сене-
ки с аристократической оппозицией, возглавляемой Писоном. И когда раск-
рыт был заговор Писона - заговор, не имевший положительной программы,
составленный людьми, которых объединяли более всего личная ненависть к
принцепсу и страх перед ним, - Нерон, несмотря на почти доказанную неп-
ричастность Сенеки, не может упустить случая и приказывает своему нас-
тавнику умереть. Философ вскрыл себе вены вместе с женою, которую пытал-
ся сперва удержать от самоубийства. "У Сенеки, чье стариковское тело бы-
ло истощено скудной пищею, кровь шла медленным током, и он взрезал жилы
еще и на голенях, и под коленями. Обессилев от жестокой боли, он, чтобы
его страдания не сломили духа жены и чтобы самому при виде ее мук не по-
терять терпеливости, убедил ее перейти в другую комнату. И в последние
мгновения он призвал писцов и с неизменным красноречием поведал им мно-
гое, что издано для всех в его собственных словах и что я считаю лишним
искажать пересказом". Мы не знаем этих последних слов Сенеки. Он сам
уготовил себе гибель, когда, связав себя с Нероном, на пути уступок пы-
тался сохранить "любовь к чистой совести" (Бл. ж., 20, 5). Но оконча-
тельные выводы его философствования показали, что, не сумев на практике
примирить философию как нравственную норму и служение сообществу людей
как наличному государству, в теории Сенека нашел выход из этого противо-
речия и снял его.
3. Итоги
Итоговые труды Сенеки ("Изыскания о природе", "О благодеяниях" и
"Письма к Луцилию") отличаются от предшествующих трактатов прежде всего
размерами - и это не случайность: ведь в них философ решает уже не одну
проблему, с особой остротой поставленную перед ним жизнью, но стремится
дать свод этических правил, - свод законов для рода человеческого. С
этим намерением связано и то центральное место, которое занимает в них
этика. Даже свои естественнонаучные исследования Сенека подчиняет мора-
листической задаче; о чем бы ни писал он в "Изысканиях о природе" - о
молнии и громе, о землетрясениях, о водах и ветрах, - он желает одного:
через знание избавить человека от страха смерти. "Коль скоро причина
страха - незнанье, то не стоит ли нам познать, чтобы не бояться?"
(Изыск., VI, 3, 4).
В "Письмах к Луцилию" - "Нравственных письмах"! - Сенека почти пол-
ностью ограничивается областью этики. Он отвергает изощренную диалектику
и логику древней стой - все эти "греческие глупости" (п. LXXXII, 9): они
не помогут человеку найти верный путь в жизни и подменяют решение ее
вопросов мудрствованьем по их поводу (п. XXV, XXXII, XXXIII и др.). Не
увлекает Сенеку и материалистическая натурфилософия стоиков: он, правда,
ее не отбрасывает, кроме некоторых крайностей (таких, например, как
ученье об одушевленности добродетелей37 - п. CXIII), но если и излагает
где-нибудь ее положения, то как затверженный урок, без внутреннего учас-
тия (п. CXXI). Зато этика разработана Сенекой со скрупулезной полнотой.
Наверное, все вопросы, трактованные им раньше, вошли в "Письма" в том
или ином виде (иногда даже - почти в тех же выражениях, с теми же срав-
нениями - например, п. XCIV, 73 - Сп. д., 10, 5); и в конечном итоге из
мозаики писем слагается система стоической этики в истолковании Сенеки,
- логическая и стройная, вопреки кажущейся разорванности изложения.
Вместе с тем система эта разомкнута, открыта в жизнь. Любая житейская
мелочь становится отправной точкой для рассуждения, любой жизненный факт
- от походов Александра Великого до непристойной сплетни о неведомом нам
современнике - может служить примером. Жизненно конкретен и адресат пос-
ланий - заваленный делами прокуратор Сицилии, - и их отправитель, стра-
дающий от городского шума, путешествующий из усадьбы в усадьбу, превоз-
могающий болезнь, вспоминающий молодость... Вместе с тем текучее разно-
образие жизни входит в письма как некий негативный фон для незыблемой
нормы, т. е. философии, целительницы душ, "науки жизни", призванной су-
дить ее и дать ей законы. Сборник писем к другу становится сводом стои-
ческой морали.
Первое, что вычитывается из "Писем к Луцилию", - это программа
нравственного самоусовершенствования, равно предназначенная для адресата
и отправителя. Определяют ее - в полном согласии с письмом XCV - осново-
положения стоической доктрины. Цель се - "блаженная жизнь", то есть сос-
тояние полной независимости от внешних обстоятельств (все они, по учению
стоиков, суть "вещи безразличные"). Достигает "блаженной жизни" мудрец,
он же - "vir bonus"; но традиционный римский нравственный идеал переос-
мысляется у Сенеки в стоическом духе. Vir bonus - уже, пожалуй, не "доб-
лестный муж" старых времен, но скорее "человек добра". Точно так же и
добродетель - virtus, - если где и сохранила связь с мужеством, с воинс-
кой доблестью, то лишь в многочисленных сравнениях жизни с военной служ-
бой. Да и от гражданской доблести в сенековской "virtus" осталось ма-
ло38; хрестоматийные римские герои - Муций Сцевола, Деции, Регул, Фабри-
ций - выступают как носители стоических добродетелей: презрения к смерти
и боли, воздержности. Основное содержание их подвигов - служение Риму -
выпадает из поля зрения Сенеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
6, 4). Эта "государственная" терминология - не просто метафора. Еще в
трактате "О спокойствии души", в цитированной главе, говорилось о том,
что, выполняя обязанности человека, мы не запираемся в стенах одного го-
рода, но выходим на простор мира, и он становится нам отчизной (Сп. д.,
4, 4). Теперь эта стоическая идея становится жизненной опорой для самого
обреченного на досуг автора: "Два государства (res publicas) объемлем мы
душою: одно поистине общее (publica), вмещающее богов и людей, где мы не
глядим на тот или на этот угол, но ходом солнца измеряем пределы нашей
гражданской общины, и другое, к которому мы приписаны рождением... Этому
большему государству мы можем служить и на досуге, - впрочем, не знаю,
не лучше ли на досуге" (Дос., 4, 1 - 2. Та же мысль - п. LXVIII. 2)36.
Но что это за служение? Это - философия, она же созерцание величия
всего сотворенного богом. "Мы имеем обыкновение говорить: высшее благо -
жить согласно природе; но природа родила нас и для созерцания сущего, и
для деятельности" (Дос.. 4, 2). Отныне, ведя созерцательную жизнь, Сене-
ка по-прежнему служит сообществу людей - но уже не римской гражданской
общине, выродившейся в толпу рабов тирана, а вселенскому "сообществу бо-
гов и людей". Для его граждан он законодательствует, создавая обобщающие
философские труды: трактаты "Изыскания о природе", "О благодеяниях" и
книгу итогов - "Письма к Луцилию".
Но уход Сенеки в частную жизнь не обезопасил его от Нерона. Сенека
это понимал и прямо писал, что безопасности не может гарантировать даже
"досуг" (п. XIV, 15); он превосходно отдавал себе отчет в том, что
"казнь за научные занятия", которую Сенека-отец называл "делом новым и
невиданным", стала обычной. Но и Нерон ощущал, что сама личность учите-
ля, всегда воплощавшая для него норму и запрет и по традиции сопоставля-
емая всеми с новым (а вернее - истинным) обликом бывшего воспитанника,
есть некая преграда на его пути. По осторожно передаваемому Тацитом слу-
ху, Нерон пробует против Сенеки яд, доносчики пытаются связать имя Сене-
ки с аристократической оппозицией, возглавляемой Писоном. И когда раск-
рыт был заговор Писона - заговор, не имевший положительной программы,
составленный людьми, которых объединяли более всего личная ненависть к
принцепсу и страх перед ним, - Нерон, несмотря на почти доказанную неп-
ричастность Сенеки, не может упустить случая и приказывает своему нас-
тавнику умереть. Философ вскрыл себе вены вместе с женою, которую пытал-
ся сперва удержать от самоубийства. "У Сенеки, чье стариковское тело бы-
ло истощено скудной пищею, кровь шла медленным током, и он взрезал жилы
еще и на голенях, и под коленями. Обессилев от жестокой боли, он, чтобы
его страдания не сломили духа жены и чтобы самому при виде ее мук не по-
терять терпеливости, убедил ее перейти в другую комнату. И в последние
мгновения он призвал писцов и с неизменным красноречием поведал им мно-
гое, что издано для всех в его собственных словах и что я считаю лишним
искажать пересказом". Мы не знаем этих последних слов Сенеки. Он сам
уготовил себе гибель, когда, связав себя с Нероном, на пути уступок пы-
тался сохранить "любовь к чистой совести" (Бл. ж., 20, 5). Но оконча-
тельные выводы его философствования показали, что, не сумев на практике
примирить философию как нравственную норму и служение сообществу людей
как наличному государству, в теории Сенека нашел выход из этого противо-
речия и снял его.
3. Итоги
Итоговые труды Сенеки ("Изыскания о природе", "О благодеяниях" и
"Письма к Луцилию") отличаются от предшествующих трактатов прежде всего
размерами - и это не случайность: ведь в них философ решает уже не одну
проблему, с особой остротой поставленную перед ним жизнью, но стремится
дать свод этических правил, - свод законов для рода человеческого. С
этим намерением связано и то центральное место, которое занимает в них
этика. Даже свои естественнонаучные исследования Сенека подчиняет мора-
листической задаче; о чем бы ни писал он в "Изысканиях о природе" - о
молнии и громе, о землетрясениях, о водах и ветрах, - он желает одного:
через знание избавить человека от страха смерти. "Коль скоро причина
страха - незнанье, то не стоит ли нам познать, чтобы не бояться?"
(Изыск., VI, 3, 4).
В "Письмах к Луцилию" - "Нравственных письмах"! - Сенека почти пол-
ностью ограничивается областью этики. Он отвергает изощренную диалектику
и логику древней стой - все эти "греческие глупости" (п. LXXXII, 9): они
не помогут человеку найти верный путь в жизни и подменяют решение ее
вопросов мудрствованьем по их поводу (п. XXV, XXXII, XXXIII и др.). Не
увлекает Сенеку и материалистическая натурфилософия стоиков: он, правда,
ее не отбрасывает, кроме некоторых крайностей (таких, например, как
ученье об одушевленности добродетелей37 - п. CXIII), но если и излагает
где-нибудь ее положения, то как затверженный урок, без внутреннего учас-
тия (п. CXXI). Зато этика разработана Сенекой со скрупулезной полнотой.
Наверное, все вопросы, трактованные им раньше, вошли в "Письма" в том
или ином виде (иногда даже - почти в тех же выражениях, с теми же срав-
нениями - например, п. XCIV, 73 - Сп. д., 10, 5); и в конечном итоге из
мозаики писем слагается система стоической этики в истолковании Сенеки,
- логическая и стройная, вопреки кажущейся разорванности изложения.
Вместе с тем система эта разомкнута, открыта в жизнь. Любая житейская
мелочь становится отправной точкой для рассуждения, любой жизненный факт
- от походов Александра Великого до непристойной сплетни о неведомом нам
современнике - может служить примером. Жизненно конкретен и адресат пос-
ланий - заваленный делами прокуратор Сицилии, - и их отправитель, стра-
дающий от городского шума, путешествующий из усадьбы в усадьбу, превоз-
могающий болезнь, вспоминающий молодость... Вместе с тем текучее разно-
образие жизни входит в письма как некий негативный фон для незыблемой
нормы, т. е. философии, целительницы душ, "науки жизни", призванной су-
дить ее и дать ей законы. Сборник писем к другу становится сводом стои-
ческой морали.
Первое, что вычитывается из "Писем к Луцилию", - это программа
нравственного самоусовершенствования, равно предназначенная для адресата
и отправителя. Определяют ее - в полном согласии с письмом XCV - осново-
положения стоической доктрины. Цель се - "блаженная жизнь", то есть сос-
тояние полной независимости от внешних обстоятельств (все они, по учению
стоиков, суть "вещи безразличные"). Достигает "блаженной жизни" мудрец,
он же - "vir bonus"; но традиционный римский нравственный идеал переос-
мысляется у Сенеки в стоическом духе. Vir bonus - уже, пожалуй, не "доб-
лестный муж" старых времен, но скорее "человек добра". Точно так же и
добродетель - virtus, - если где и сохранила связь с мужеством, с воинс-
кой доблестью, то лишь в многочисленных сравнениях жизни с военной служ-
бой. Да и от гражданской доблести в сенековской "virtus" осталось ма-
ло38; хрестоматийные римские герои - Муций Сцевола, Деции, Регул, Фабри-
ций - выступают как носители стоических добродетелей: презрения к смерти
и боли, воздержности. Основное содержание их подвигов - служение Риму -
выпадает из поля зрения Сенеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154