Добродетель же есть
не что иное, как душа в известном состоянии; значит, и она одушевлена.
Далее: добродетель производит действие, а это невозможно для того, в чем
нет самодвиженья; если же самодвиженье, присущее только одушевленным
предметам, есть в ней, то и она одушевлена. - "Но если добродетель оду-
шевлена, то она обладает добродетелью". - А почему бы ей не обладать са-
мой собою? (3) Как мудрец все делает через добродетель, так и сама доб-
родетель. - "Стало быть, одушевлены и все искусства, и всё, что мы дума-
ем, всё, что наш дух объемлет собою, и в тесноте нашего сердца обитает
много тысяч одушевленных существ, а каждый из нас - это множество живых
существ, либо каждый содержит в себе множество их". - Ты спрашиваешь,
что отвечают в опроверженье этого? Каждый из названных предметов одушев-
лен, но вместе они множеством одушевленных существ не будут. - "Как
так?" - Я скажу тебе, если ты приложишь все свое вниманье и сообрази-
тельность. (4) Отдельный одушевленный предмет должен иметь отдельную
сущность, а у этих всех душа одна; значит, быть отдельными они могут,
быть множеством не могут. Ведь я - и человек, и живое существо, но ты не
скажешь, что нас двое. Почему? Потому что двое должны существовать по-
рознь, иначе говоря, должны быть отделены друг от друга, чтобы их было
двое. А что множественно внутри единого, то относится к одной природе и,
значит, существует как одно. (5) И душа моя одушевлена, и сам я - су-
щество одушевленное, однако нас не двое. Почему? Потому что душа есть
часть меня самого. Любой предмет может считаться отдельно, если он са-
мостоятелен, а где он - лишь член другого предмета, там его нельзя расс-
матривать как нечто особое. - "Почему?" - Я отвечу: все особое должно
принадлежать самому себе и быть завершенным в себе независимым целым.
(6) Я признавался тебе, что сам сужу об этом иначе. Ведь если с этим
согласиться, то не одни добродетели окажутся одушевленными существами,
но и противоположные им пороки и страсти, такие как гнев, скорбь, страх,
подозренье. Можно пойти еще дальше: одушевленными будут все наши мысли,
все сужденья, - а с этим уж никак нельзя согласиться. Ведь не все, что
исходит от человека, есть человек. - (7) "Что такое справедливость? Не-
кое состояние души. Значит, если душа одушевлена, то и справедливость
также". - Нет, она есть состояние души и некая ее сила. Одна душа прев-
ращается во множество обличий, но не становится другим существом всякий
раз, как совершает нечто другое; и то, что исходит от нее, не есть оду-
шевленное существо. (8) Если и справедливость - одушевленное существо, и
мужество, и прочие добродетели, то перестают ли они порой существовать,
а потом снова возникают, или же пребывают всегда? Добродетели перестать
существовать не могут, значит, в одной душе теснится множество, несчет-
ное множество живых существ. - (9) "Но их не множество, все они привяза-
ны к одному и остаются частями и членами одного и того же". - Значит, мы
представляем себе душу подобьем гидры со многими головами, из которых
каждая сама по себе сражается, сама по себе жалит. Но ведь ни одна из
этих голов не есть одушевленное существо, все они - головы одного су-
щества; и вся гидра - одно существо. А в химере ни льва, ни змея нельзя
назвать отдельными существами: они - части химеры и, значит, отдельными
существами не могут быть.
Из чего ты можешь сделать вывод, будто справедливость - одушевленное
существо? - (10) "Она оказывает действие, приносит пользу, обладает дви-
жением, а обладающее им есть одушевленное существо". - Это было бы пра-
вильно, если бы она обладала самодвижением; но справедливость движима не
самою собой, а душою. (11) Всякое живое существо до самой смерти остает-
ся тем же, чем появилось на свет; человек, покуда не умрет, остается че-
ловеком, лошадь - лошадью, собака - собакой, и перейти одно в другое не
может. Справедливость - то есть душа в неком состоянии - существо оду-
шевленное. Что же, поверим! Далее, одушевленное существо есть и храб-
рость - также душа в неком состоянии. Какая душа? Та же, которая только
что была справедливостью? Одушевленные существа остаются, чем были, им
не дано превратиться в другое существо и положено пребывать в том же ви-
де, в каком они появились на свет. (12) Кроме того, одна душа не может
принадлежать двум существам, а тем более - многим. Если справедливость,
мужество, умеренность и все прочие добродетели - одушевленные существа,
как же может быть у них одна душа на всех? Нужно, чтобы у каждой была
своя, - или же они не будут одушевленными существами. (13) Одна тело не
может принадлежать многим существам, - это и наши противники признают.
Но что есть тело справедливости? Душа! А тело мужества? Опять-таки душа!
Не может быть у двух существ одно тело. - (14) "Но одна и та же душа пе-
реходит из состояния в состояние, становясь то справедливостью, то му-
жеством, то умеренностью". - Могло бы быть и так, если бы душа, став
справедливостью, переставала быть мужеством, став мужеством, переставала
бы быть умеренностью; но ведь все добродетели пребывают одновременно.
Так как же могут они быть отдельными существами, если душа одна и не мо-
жет стать больше чем- одним существом? (15) И потом, ни одно одушевлен-
ное существо не бывает частью другого, справедливость же - часть души и,
следовательно, не есть одушевленное существо.
Мне кажется, я напрасно трачу силы, доказывая вещи общепризнанные.
Тут скорее уместно негодование, а не спор. Ни одно существо не бывает во
всем подобно другому. Осмотри всё и вся: каждое тело имеет и свой цвет,
и свои очертанья, и свою величину. (16) В числе причин, по которым уди-
вителен разум божественного создателя, я полагаю и ту, что среди такого
обилия вещей он ни разу не впал в повторенье: ведь даже на первый взгляд
похожее оказывается разным, если сравнить. Сколько создал он разновид-
ностей листьев - и у каждой свои особые приметы, сколько животных - и ни
одно не сходствует2 с другим полностью, всегда есть различия. Он сам от
себя потребовал, чтобы разные существа были и не похожи, и не одинаковы.
А добродетели, по вашим же словам, все равны: значит, они не могут быть
одушевленными существами.
(17) Кроме одушевленного существа, ничто не может действовать само
собою; но добродетель сама собою и не действует - ей нужен человек. Все
существа делятся на разумных, как человек и боги, и неразумных, как зве-
ри и скоты; добродетели непременно разумны, но притом и не боги и не лю-
ди; значит, они не могут быть одушевленными существами. (18) Всякое ра-
зумное существо, чтобы действовать, должно быть сперва раздражено видом
какой-либо вещи, затем почувствовать побужденье двинуться, которое нако-
нец подтверждается согласием. Что это за согласие, я скажу. Мне пора гу-
лять; но пойду я гулять только после того, как скажу себе об этом, а по-
том одобрю свое мнение. Пора мне сесть - но сяду я только после этого.
Такого согласия добродетель не знает. (19) Представь себе, к примеру,
разумность; как может она дать согласие: "пора мне гулять"? Этого приро-
да не допускает: разумность предвидит для того, кому принадлежит, а не
для себя самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
не что иное, как душа в известном состоянии; значит, и она одушевлена.
Далее: добродетель производит действие, а это невозможно для того, в чем
нет самодвиженья; если же самодвиженье, присущее только одушевленным
предметам, есть в ней, то и она одушевлена. - "Но если добродетель оду-
шевлена, то она обладает добродетелью". - А почему бы ей не обладать са-
мой собою? (3) Как мудрец все делает через добродетель, так и сама доб-
родетель. - "Стало быть, одушевлены и все искусства, и всё, что мы дума-
ем, всё, что наш дух объемлет собою, и в тесноте нашего сердца обитает
много тысяч одушевленных существ, а каждый из нас - это множество живых
существ, либо каждый содержит в себе множество их". - Ты спрашиваешь,
что отвечают в опроверженье этого? Каждый из названных предметов одушев-
лен, но вместе они множеством одушевленных существ не будут. - "Как
так?" - Я скажу тебе, если ты приложишь все свое вниманье и сообрази-
тельность. (4) Отдельный одушевленный предмет должен иметь отдельную
сущность, а у этих всех душа одна; значит, быть отдельными они могут,
быть множеством не могут. Ведь я - и человек, и живое существо, но ты не
скажешь, что нас двое. Почему? Потому что двое должны существовать по-
рознь, иначе говоря, должны быть отделены друг от друга, чтобы их было
двое. А что множественно внутри единого, то относится к одной природе и,
значит, существует как одно. (5) И душа моя одушевлена, и сам я - су-
щество одушевленное, однако нас не двое. Почему? Потому что душа есть
часть меня самого. Любой предмет может считаться отдельно, если он са-
мостоятелен, а где он - лишь член другого предмета, там его нельзя расс-
матривать как нечто особое. - "Почему?" - Я отвечу: все особое должно
принадлежать самому себе и быть завершенным в себе независимым целым.
(6) Я признавался тебе, что сам сужу об этом иначе. Ведь если с этим
согласиться, то не одни добродетели окажутся одушевленными существами,
но и противоположные им пороки и страсти, такие как гнев, скорбь, страх,
подозренье. Можно пойти еще дальше: одушевленными будут все наши мысли,
все сужденья, - а с этим уж никак нельзя согласиться. Ведь не все, что
исходит от человека, есть человек. - (7) "Что такое справедливость? Не-
кое состояние души. Значит, если душа одушевлена, то и справедливость
также". - Нет, она есть состояние души и некая ее сила. Одна душа прев-
ращается во множество обличий, но не становится другим существом всякий
раз, как совершает нечто другое; и то, что исходит от нее, не есть оду-
шевленное существо. (8) Если и справедливость - одушевленное существо, и
мужество, и прочие добродетели, то перестают ли они порой существовать,
а потом снова возникают, или же пребывают всегда? Добродетели перестать
существовать не могут, значит, в одной душе теснится множество, несчет-
ное множество живых существ. - (9) "Но их не множество, все они привяза-
ны к одному и остаются частями и членами одного и того же". - Значит, мы
представляем себе душу подобьем гидры со многими головами, из которых
каждая сама по себе сражается, сама по себе жалит. Но ведь ни одна из
этих голов не есть одушевленное существо, все они - головы одного су-
щества; и вся гидра - одно существо. А в химере ни льва, ни змея нельзя
назвать отдельными существами: они - части химеры и, значит, отдельными
существами не могут быть.
Из чего ты можешь сделать вывод, будто справедливость - одушевленное
существо? - (10) "Она оказывает действие, приносит пользу, обладает дви-
жением, а обладающее им есть одушевленное существо". - Это было бы пра-
вильно, если бы она обладала самодвижением; но справедливость движима не
самою собой, а душою. (11) Всякое живое существо до самой смерти остает-
ся тем же, чем появилось на свет; человек, покуда не умрет, остается че-
ловеком, лошадь - лошадью, собака - собакой, и перейти одно в другое не
может. Справедливость - то есть душа в неком состоянии - существо оду-
шевленное. Что же, поверим! Далее, одушевленное существо есть и храб-
рость - также душа в неком состоянии. Какая душа? Та же, которая только
что была справедливостью? Одушевленные существа остаются, чем были, им
не дано превратиться в другое существо и положено пребывать в том же ви-
де, в каком они появились на свет. (12) Кроме того, одна душа не может
принадлежать двум существам, а тем более - многим. Если справедливость,
мужество, умеренность и все прочие добродетели - одушевленные существа,
как же может быть у них одна душа на всех? Нужно, чтобы у каждой была
своя, - или же они не будут одушевленными существами. (13) Одна тело не
может принадлежать многим существам, - это и наши противники признают.
Но что есть тело справедливости? Душа! А тело мужества? Опять-таки душа!
Не может быть у двух существ одно тело. - (14) "Но одна и та же душа пе-
реходит из состояния в состояние, становясь то справедливостью, то му-
жеством, то умеренностью". - Могло бы быть и так, если бы душа, став
справедливостью, переставала быть мужеством, став мужеством, переставала
бы быть умеренностью; но ведь все добродетели пребывают одновременно.
Так как же могут они быть отдельными существами, если душа одна и не мо-
жет стать больше чем- одним существом? (15) И потом, ни одно одушевлен-
ное существо не бывает частью другого, справедливость же - часть души и,
следовательно, не есть одушевленное существо.
Мне кажется, я напрасно трачу силы, доказывая вещи общепризнанные.
Тут скорее уместно негодование, а не спор. Ни одно существо не бывает во
всем подобно другому. Осмотри всё и вся: каждое тело имеет и свой цвет,
и свои очертанья, и свою величину. (16) В числе причин, по которым уди-
вителен разум божественного создателя, я полагаю и ту, что среди такого
обилия вещей он ни разу не впал в повторенье: ведь даже на первый взгляд
похожее оказывается разным, если сравнить. Сколько создал он разновид-
ностей листьев - и у каждой свои особые приметы, сколько животных - и ни
одно не сходствует2 с другим полностью, всегда есть различия. Он сам от
себя потребовал, чтобы разные существа были и не похожи, и не одинаковы.
А добродетели, по вашим же словам, все равны: значит, они не могут быть
одушевленными существами.
(17) Кроме одушевленного существа, ничто не может действовать само
собою; но добродетель сама собою и не действует - ей нужен человек. Все
существа делятся на разумных, как человек и боги, и неразумных, как зве-
ри и скоты; добродетели непременно разумны, но притом и не боги и не лю-
ди; значит, они не могут быть одушевленными существами. (18) Всякое ра-
зумное существо, чтобы действовать, должно быть сперва раздражено видом
какой-либо вещи, затем почувствовать побужденье двинуться, которое нако-
нец подтверждается согласием. Что это за согласие, я скажу. Мне пора гу-
лять; но пойду я гулять только после того, как скажу себе об этом, а по-
том одобрю свое мнение. Пора мне сесть - но сяду я только после этого.
Такого согласия добродетель не знает. (19) Представь себе, к примеру,
разумность; как может она дать согласие: "пора мне гулять"? Этого приро-
да не допускает: разумность предвидит для того, кому принадлежит, а не
для себя самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154