Что же касается англичан, то манеры их часто бывают
неуклюжи, и всякий раз, когда они стараются быть вежливыми, они
до того стыдятся и робеют, что их непременно постигает неудача.
Прошу тебя, никогда не стыдись поступать так, как должно:
у тебя были бы все основания стыдиться, если бы ты
оказался невежей, но чего ради тебе стыдиться своей вежливости?
И почему бы тебе не говорить людям учтивые и приятные слова
столь же легко и естественно, как ты бы спросил их, который
час? Такого рода застенчивость -- французы правильно называют
ее mauvaise honte7 -- очень характерна для английских
остолопов: эти до смерти пугаются, когда к ним обращаются люди
светские, а когда приходится отвечать им, краснеют, заикаются,
бормочут что-то несуразное и действительно становятся смешными
от одного только ни на чем не основанного страха, что над ними
будут смеяться. А меж тем человек действительно воспитанный,
случись ему говорить даже со всеми королями мира, так же не
стал бы волноваться и держался бы столь же непринужденно, как
если бы он говорил с тобой.
Помни, что только человека вежливого и такого, у которого
вежливость эта непринужденна (что, собственно говоря, и есть
признак его хорошего воспитания), любят и хорошо принимают в
обществе, что человек дурно воспитанный и грубый, просто
непереносим, и всякое общество старается от него избавиться, и
что человек застенчивый неминуема становится смешон. Так как я
уверен, что ты запомнишь все, что я говорю, и последуешь моему
совету в жизни, я надеюсь, что, когда тебе исполнится девять
лет, ты не только будешь лучшим учеником, но и самым
воспитанным мальчиком среди своих сверстников в Англии. Прощай.
VII
Спа, 25 июля н. с. 1741 г.
Милый мой мальчик,
Я не раз напоминал тебе в моих прежних письмах об одной
непререкаемой истине: только будучи человеком честным и
благородным в самом строгом смысле слова, ты сможешь снискать
уважение и признание окружающих тебя людей: только будучи
человеком даровитым и ученым, ты сможешь вызвать в них
восхищение и преклонение. Но для того чтобы заставить их
полюбить себя, находить удовольствие в твоем обществе и искать
сближения с тобой, в жизни совершенно необходимо обладать
некими особыми второстепенными качествами. Из этих
второстепенных качеств главное и самое необходимое -- это
хорошее воспитание, не только потому, что оно весьма важно само
по себе, но также и потому, что придает особый блеск более
высоким проявлениям ума и сердца.
О хорошем воспитании я часто писал тебе и раньше, поэтому
здесь речь будет идти о дальнейшем определении его признаков,
об умении легко и непринужденно держать себя в обществе, о
надлежащей осанке, о том, чтобы ты не позволял себе кривляться,
чтобы у тебя не было никаких нелепых выходок, дурных привычек и
той неуклюжести, от которой несвободны многие очень неглупые и
достойные люди. Хоть на первый взгляд вопрос о том, как вести
себя в обществе, и может показаться сущим пустяком, он имеет
весьма важное значение, когда цель твоя -- понравиться
кому-нибудь в частной жизни, и в особенности женщинам, которых
тебе рано или поздно захочется расположить к себе. А я знавал
немало людей, которые неуклюжестью своей сразу же внушали людям
такое отвращение, что все достоинства их были потом перед ними
бессильны. Хорошие же манеры располагают людей в твою пользу,
привлекают их к тебе и вселяют в них желание полюбить тебя.
Неуклюжесть проистекает обычно от двух причин: либо от
того, что человеку вовсе не приходилось бывать в светском
обществе, либо от того, что, бывая в нем, он не проявил
должного внимания к окружающему. О том, чтобы ввести тебя в
хорошее общество, я позабочусь сам, ты же позаботься о том,
чтобы внимательно наблюдать за тем, как люди себя там держат, и
выработать, глядя на них, свои манеры. Для этого совершенно
необходимо внимание, как оно необходимо и для всего остального:
человек невнимательный негоден для жизни на этом свете. Стоит
такому олуху войти в комнату, как шпага" его легко может
оказаться у него между ног, и он либо падает, либо, в лучшем
случае, спотыкается. Исправив свою неловкость, он проходит
вперед и умудряется занять как раз то место, где ему не
следовало бы садиться; потом он роняет шляпу; поднимая ее,
выпускает из рук трость, а когда нагибается за ней, то шляпа
его падает снова; таким образом проходит добрых четверть часа,
прежде чем он приведет себя в порядок. Начав пить чай или кофе,
он неминуемо обожжет себе рот, уронит и разобьет либо блюдечко,
либо чашку и прольет себе на штаны чай или кофе. За обедом
неуклюжесть его становится особенно заметной, ибо он попадает в
еще более трудное положение: то он держит нож, вилку и ложку
совсем не так, как все остальные, то вдруг начинает есть с ножа
и кажется, что вот-вот порежет себе язык и губы; то принимается
ковырять вилкой в зубах или накладывать себе какое-нибудь блюдо
ложкой, много раз побывавшей у него во рту. Разрезая мясо или
птицу, он никогда не попадает на сустав и, тщетно силясь
одолеть ножом кость, разбрызгивает соус на всех вокруг. Он
непременно вымажется в супе и в жире, хоть салфетка его и
просунута концом сквозь петлю камзола и щекочет ему подбородок.
Начав пить, он обязательно раскашляется в стакан и окропит чаем
соседей. Помимо всего прочего, он поражает всех своими
странными манерами: он сопит, гримасничает, ковыряет в носу или
сморкается, после чего так внимательно разглядывает носовой
платок, что всем становится тошно. Когда руки его ничем не
заняты, они ему явно мешают и он не знает куда их определить,
меж тем они все время пребывают в движении, непрестанно
перемещаясь то от груди к коленям, то от колен к груди. Одежду
свою он не умеет носить, да и вообще ничего не умеет делать
по-человечески. Преступного, надо сказать, в этом ничего нет,
но в обществе все это в высшей степени неприятно и смешно, и
всякий, кто хочет нравиться, должен решительным образом этого
избегать.
Я перечислил все, чего тебе не следует делать; теперь ты
легко поймешь, как ты должен себя вести, и, если ты отнесешься
с должным вниманием к манерам людей светских и много бывавших в
обществе, все это станет для тебя естественным и привычным.
Существуют также неловкости речи, употребление слов и
выражений, которых самым тщательным образом следовало бы
избегать, коверканье языка, дурное произношение, всем надоевшие
поговорки и избитые пословицы, свидетельства того, что человек
привык бывать в низком и дурном обществе. В самом деле, если
вместо того, чтобы сказать, что у людей бывают разные вкусы и у
каждого человека свой, ты разрешишься пословицей и скажешь:
"Всяк молодец на свой образец" или "У всякого скота своя
пестрота", люди вообразят, что ты всю жизнь провел в обществе
одних только горничных и лакеев.
Все дело здесь во внимании; без внимания нельзя ничего
достичь: недостаток внимания есть не что иное, как недостаток
мысли, иначе говоря -- либо глупость, либо безумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
неуклюжи, и всякий раз, когда они стараются быть вежливыми, они
до того стыдятся и робеют, что их непременно постигает неудача.
Прошу тебя, никогда не стыдись поступать так, как должно:
у тебя были бы все основания стыдиться, если бы ты
оказался невежей, но чего ради тебе стыдиться своей вежливости?
И почему бы тебе не говорить людям учтивые и приятные слова
столь же легко и естественно, как ты бы спросил их, который
час? Такого рода застенчивость -- французы правильно называют
ее mauvaise honte7 -- очень характерна для английских
остолопов: эти до смерти пугаются, когда к ним обращаются люди
светские, а когда приходится отвечать им, краснеют, заикаются,
бормочут что-то несуразное и действительно становятся смешными
от одного только ни на чем не основанного страха, что над ними
будут смеяться. А меж тем человек действительно воспитанный,
случись ему говорить даже со всеми королями мира, так же не
стал бы волноваться и держался бы столь же непринужденно, как
если бы он говорил с тобой.
Помни, что только человека вежливого и такого, у которого
вежливость эта непринужденна (что, собственно говоря, и есть
признак его хорошего воспитания), любят и хорошо принимают в
обществе, что человек дурно воспитанный и грубый, просто
непереносим, и всякое общество старается от него избавиться, и
что человек застенчивый неминуема становится смешон. Так как я
уверен, что ты запомнишь все, что я говорю, и последуешь моему
совету в жизни, я надеюсь, что, когда тебе исполнится девять
лет, ты не только будешь лучшим учеником, но и самым
воспитанным мальчиком среди своих сверстников в Англии. Прощай.
VII
Спа, 25 июля н. с. 1741 г.
Милый мой мальчик,
Я не раз напоминал тебе в моих прежних письмах об одной
непререкаемой истине: только будучи человеком честным и
благородным в самом строгом смысле слова, ты сможешь снискать
уважение и признание окружающих тебя людей: только будучи
человеком даровитым и ученым, ты сможешь вызвать в них
восхищение и преклонение. Но для того чтобы заставить их
полюбить себя, находить удовольствие в твоем обществе и искать
сближения с тобой, в жизни совершенно необходимо обладать
некими особыми второстепенными качествами. Из этих
второстепенных качеств главное и самое необходимое -- это
хорошее воспитание, не только потому, что оно весьма важно само
по себе, но также и потому, что придает особый блеск более
высоким проявлениям ума и сердца.
О хорошем воспитании я часто писал тебе и раньше, поэтому
здесь речь будет идти о дальнейшем определении его признаков,
об умении легко и непринужденно держать себя в обществе, о
надлежащей осанке, о том, чтобы ты не позволял себе кривляться,
чтобы у тебя не было никаких нелепых выходок, дурных привычек и
той неуклюжести, от которой несвободны многие очень неглупые и
достойные люди. Хоть на первый взгляд вопрос о том, как вести
себя в обществе, и может показаться сущим пустяком, он имеет
весьма важное значение, когда цель твоя -- понравиться
кому-нибудь в частной жизни, и в особенности женщинам, которых
тебе рано или поздно захочется расположить к себе. А я знавал
немало людей, которые неуклюжестью своей сразу же внушали людям
такое отвращение, что все достоинства их были потом перед ними
бессильны. Хорошие же манеры располагают людей в твою пользу,
привлекают их к тебе и вселяют в них желание полюбить тебя.
Неуклюжесть проистекает обычно от двух причин: либо от
того, что человеку вовсе не приходилось бывать в светском
обществе, либо от того, что, бывая в нем, он не проявил
должного внимания к окружающему. О том, чтобы ввести тебя в
хорошее общество, я позабочусь сам, ты же позаботься о том,
чтобы внимательно наблюдать за тем, как люди себя там держат, и
выработать, глядя на них, свои манеры. Для этого совершенно
необходимо внимание, как оно необходимо и для всего остального:
человек невнимательный негоден для жизни на этом свете. Стоит
такому олуху войти в комнату, как шпага" его легко может
оказаться у него между ног, и он либо падает, либо, в лучшем
случае, спотыкается. Исправив свою неловкость, он проходит
вперед и умудряется занять как раз то место, где ему не
следовало бы садиться; потом он роняет шляпу; поднимая ее,
выпускает из рук трость, а когда нагибается за ней, то шляпа
его падает снова; таким образом проходит добрых четверть часа,
прежде чем он приведет себя в порядок. Начав пить чай или кофе,
он неминуемо обожжет себе рот, уронит и разобьет либо блюдечко,
либо чашку и прольет себе на штаны чай или кофе. За обедом
неуклюжесть его становится особенно заметной, ибо он попадает в
еще более трудное положение: то он держит нож, вилку и ложку
совсем не так, как все остальные, то вдруг начинает есть с ножа
и кажется, что вот-вот порежет себе язык и губы; то принимается
ковырять вилкой в зубах или накладывать себе какое-нибудь блюдо
ложкой, много раз побывавшей у него во рту. Разрезая мясо или
птицу, он никогда не попадает на сустав и, тщетно силясь
одолеть ножом кость, разбрызгивает соус на всех вокруг. Он
непременно вымажется в супе и в жире, хоть салфетка его и
просунута концом сквозь петлю камзола и щекочет ему подбородок.
Начав пить, он обязательно раскашляется в стакан и окропит чаем
соседей. Помимо всего прочего, он поражает всех своими
странными манерами: он сопит, гримасничает, ковыряет в носу или
сморкается, после чего так внимательно разглядывает носовой
платок, что всем становится тошно. Когда руки его ничем не
заняты, они ему явно мешают и он не знает куда их определить,
меж тем они все время пребывают в движении, непрестанно
перемещаясь то от груди к коленям, то от колен к груди. Одежду
свою он не умеет носить, да и вообще ничего не умеет делать
по-человечески. Преступного, надо сказать, в этом ничего нет,
но в обществе все это в высшей степени неприятно и смешно, и
всякий, кто хочет нравиться, должен решительным образом этого
избегать.
Я перечислил все, чего тебе не следует делать; теперь ты
легко поймешь, как ты должен себя вести, и, если ты отнесешься
с должным вниманием к манерам людей светских и много бывавших в
обществе, все это станет для тебя естественным и привычным.
Существуют также неловкости речи, употребление слов и
выражений, которых самым тщательным образом следовало бы
избегать, коверканье языка, дурное произношение, всем надоевшие
поговорки и избитые пословицы, свидетельства того, что человек
привык бывать в низком и дурном обществе. В самом деле, если
вместо того, чтобы сказать, что у людей бывают разные вкусы и у
каждого человека свой, ты разрешишься пословицей и скажешь:
"Всяк молодец на свой образец" или "У всякого скота своя
пестрота", люди вообразят, что ты всю жизнь провел в обществе
одних только горничных и лакеев.
Все дело здесь во внимании; без внимания нельзя ничего
достичь: недостаток внимания есть не что иное, как недостаток
мысли, иначе говоря -- либо глупость, либо безумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98