Мой любимый первый муж Брайан
открыл мне на это глаза еще в эпоху декаданса, где-то в 1905-м году по
григорианскому календарю. За свои полтораста лет я убедилась в
справедливости этого наблюдения на многочисленных примерах. (Подготовка к
операции или к родам не в счет.) А те, кто делает это потому, что им так
больше нравится - все без исключения веселые, здоровые, раскрепощенные
гедонистки.
Дагмар не собиралась оперироваться и явно не собиралась рожать. Она
собиралась участвовать в сатурналиях - что и требовалось доказать.
Я испытывала к ней теплое чувство. Брайан, мир его распутной душе,
оценил бы ее по достоинству.
Дагмар уже знала, в чем заключаются мои "галлюцинации" - во время
процедур мы с ней все время болтали - и знала, что я в городе чужая. Пока
она прилаживала этот чертов расширитель (всегда терпеть их не могла, хотя
этот обладал температурой тела и его бережно вставляла женщина, сама
знающая, что это за радость), я попросила ее, чтобы отвлечься:
- Расскажите мне о вашем фестивале.
- О фестивале Санта-Каролиты? Эй, лапочка, не зажимайся так,
осторожней. Ты сделаешь себе больно.
Я вздохнула и попыталась расслабиться. Каролита - это моя вторая
дочь, рожденная в 1902-м году по григорианскому календарю.
2. САД ЭДЕМА
Я помню Землю.
Я знала ее, когда она была еще свежей и зеленой, прекрасная невеста
человечества, сладостная, обильная и желанная.
Речь идет, конечно, лишь о моей родной параллели - второй, код "Лесли
Ле Круа". Но все наиболее известные параллели времени, исследованные
Корпусом по поручению Ближнего Круга, в год моего рождения - 1882-й по
григорианскому календарю, через год после смерти Айры Говарда -
представляли собой единую линию. В том году население Земли составляло
полтора миллиарда человек.
Когда же я, всего век спустя, покидала Землю, ее население возросло
до четырех биллионов, и эта куча народу каждые тридцать лет еще
удваивалась.
Помните старую персидскую притчу о том, как удваивали зернышки риса
на шахматной доске? Четыре биллиона человек - это вам не рисовое зернышко:
никакой доски не хватит. В одной из параллелей население Земли перед
окончательной катастрофой раздулось до тридцати биллионов, в других конец
наступил, когда оно еще не достигло десяти. Но во всех параллелях доктор
Мальтус смеялся последним [Т.Р.Мальтус (1766-1834) - английский ученый,
сторонник контроля рождаемости, теория которого вызвала многочисленные
нападки].
Бесполезно скорбеть над хладным телом Земли - это все равно что
плакать над пустой куколкой, из которой вылетела бабочка. Но я неисправимо
сентиментальна и до сих пор грущу о старой родине человека.
У меня было замечательно счастливое детство.
Я не только жила на тогда еще юной и прекрасной Земле - мне выпало
счастье родиться в одном из прелестнейших ее садов, в южном Миссури, чьи
зеленые холмы еще не изуродовали люди и бульдозеры.
И мало того, что я родилась в таком месте, мне еще посчастливилось
родиться дочерью своего отца.
Когда я была еще совсем юной, отец сказал мне:
- Возлюбленная дочь моя, ты - существо глубоко аморальное. Я это
знаю, потому что ты - вся в меня: голова у тебя работает в точности как
моя. Так вот, чтобы твоя натура не сгубила тебе жизнь, тебе придется
выработать свой собственный свод правил и жить по нему.
Я обдумала его слова, и у меня потеплело внутри. Я - существо глубоко
аморальное. До чего же хорошо отец меня знает.
- А какие это правила, отец?
- Придется самой выбирать.
- Десять заповедей?
- А ты подумай. Десять заповедей - это для недоумков. Первые пять
предназначены исключительно для священнослужителей и властей всякого рода;
остальные пять - полуправда, им недостает полноты и точности.
- Тогда скажите, какими они должны быть, эти пять последних
заповедей?
- Так и сказал я тебе, лентяйка. Ты это сделаешь самостоятельно. - И
он внезапно встал, стряхнув меня с колен, так что я чуть не шлепнулась
задом на пол. Это была наша постоянная игра. Я должна была успеть
спрыгнуть и стать на ноги, иначе отцу засчитывалось очко. - Проанализируй
тщательно десять заповедей. И скажи мне, как им следовало бы звучать. А
пока что, если я услышу еще раз, что ты вышла из себя, и мама пришлет тебя
ко мне разбираться, подложи лучше себе в штанишки хрестоматию Мак-Гаффи.
- Да полно вам, отец.
- А вот увидишь, морковка, увидишь. С наслаждением тебя отшлепаю.
Пустая угроза. Он ни разу не шлепал меня с тех пор, как я достаточно
подросла, чтобы понимать, за что меня ругают. Да и раньше никогда не
шлепал так сильно, чтобы пострадало заднее место - страдали только
чувства.
Материнское наказание - другое дело. Отец представлял собой высшую
судебную инстанцию, мать - низшую и среднюю, для чего ей служил персиковый
прутик. О-ой!
А отец меня только портил.
У меня было четверо братьев и четверо сестер: Эдвард, 1876-го года
рождения; Одри - семьдесят восьмого: Агнес - восьмидесятого; Том -
восемьдесят первого; в восемьдесят втором родилась я, потом Франк в
восемьдесят четвертом. Бет в девяносто втором, Люсиль в девяносто
четвертом, Джордж в девяносто седьмом. И отец тратил на меня больше
времени, чем на троих других детей вместе взятых, а то и на четверых.
Оглядываясь назад, я не нахожу, что он как-то особенно поддерживал наше
общение, но получалось так, что я проводила с отцом больше времени, чем
мои братья и сестры.
Две комнаты в нижнем этаже нашего дома служили отцу кабинетом и
амбулаторией; в свободное время я оттуда не вылезала - меня притягивали
отцовские книги. Мать находила, что мне не следует их читать, в
медицинских книгах содержится много такого, во что леди просто не должна
вникать. Леди не подобает знать таких вещей. Это нескромно.
- Миссис Джонсон, - сказал ей отец, - если в этих книгах есть
некоторые неточности, я сам укажу на них Морин. Что касается гораздо более
многочисленных и гораздо более важных истин, то я рад, что Морин стремится
их познать. "И познаете истину, и истина сделает вас свободными". Иоанн,
глава восьмая, стих тридцать второй.
Мать плотно сжала губы и промолчала. Библия для нее была
непререкаемым авторитетом, между тем как отец был атеистом, в чем тогда
еще не признавался даже мне. Но Библию он знал лучше матери и все время
цитировал из нее подходящий стих - я считаю, что это исключительно
нечестный прием, но нужно же отцу было как-то обороняться. Мать была
женщина с характером.
У них с отцом во многом не было согласия, но существовали правила,
позволявшие им жить, не портя крови друг другу. И не только жить, но и
делить постель, и производить на свет одного ребенка за другим. Чудеса, да
и только.
Думаю, что почти все эти правила исходили от отца. В то время и в той
стране считалось непреложной истиной, что глава семьи - муж, и жене
следует ему повиноваться. Вы не поверите, но тогда даже невеста во время
брачного обряда обещала всегда и во всем повиноваться своему мужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
открыл мне на это глаза еще в эпоху декаданса, где-то в 1905-м году по
григорианскому календарю. За свои полтораста лет я убедилась в
справедливости этого наблюдения на многочисленных примерах. (Подготовка к
операции или к родам не в счет.) А те, кто делает это потому, что им так
больше нравится - все без исключения веселые, здоровые, раскрепощенные
гедонистки.
Дагмар не собиралась оперироваться и явно не собиралась рожать. Она
собиралась участвовать в сатурналиях - что и требовалось доказать.
Я испытывала к ней теплое чувство. Брайан, мир его распутной душе,
оценил бы ее по достоинству.
Дагмар уже знала, в чем заключаются мои "галлюцинации" - во время
процедур мы с ней все время болтали - и знала, что я в городе чужая. Пока
она прилаживала этот чертов расширитель (всегда терпеть их не могла, хотя
этот обладал температурой тела и его бережно вставляла женщина, сама
знающая, что это за радость), я попросила ее, чтобы отвлечься:
- Расскажите мне о вашем фестивале.
- О фестивале Санта-Каролиты? Эй, лапочка, не зажимайся так,
осторожней. Ты сделаешь себе больно.
Я вздохнула и попыталась расслабиться. Каролита - это моя вторая
дочь, рожденная в 1902-м году по григорианскому календарю.
2. САД ЭДЕМА
Я помню Землю.
Я знала ее, когда она была еще свежей и зеленой, прекрасная невеста
человечества, сладостная, обильная и желанная.
Речь идет, конечно, лишь о моей родной параллели - второй, код "Лесли
Ле Круа". Но все наиболее известные параллели времени, исследованные
Корпусом по поручению Ближнего Круга, в год моего рождения - 1882-й по
григорианскому календарю, через год после смерти Айры Говарда -
представляли собой единую линию. В том году население Земли составляло
полтора миллиарда человек.
Когда же я, всего век спустя, покидала Землю, ее население возросло
до четырех биллионов, и эта куча народу каждые тридцать лет еще
удваивалась.
Помните старую персидскую притчу о том, как удваивали зернышки риса
на шахматной доске? Четыре биллиона человек - это вам не рисовое зернышко:
никакой доски не хватит. В одной из параллелей население Земли перед
окончательной катастрофой раздулось до тридцати биллионов, в других конец
наступил, когда оно еще не достигло десяти. Но во всех параллелях доктор
Мальтус смеялся последним [Т.Р.Мальтус (1766-1834) - английский ученый,
сторонник контроля рождаемости, теория которого вызвала многочисленные
нападки].
Бесполезно скорбеть над хладным телом Земли - это все равно что
плакать над пустой куколкой, из которой вылетела бабочка. Но я неисправимо
сентиментальна и до сих пор грущу о старой родине человека.
У меня было замечательно счастливое детство.
Я не только жила на тогда еще юной и прекрасной Земле - мне выпало
счастье родиться в одном из прелестнейших ее садов, в южном Миссури, чьи
зеленые холмы еще не изуродовали люди и бульдозеры.
И мало того, что я родилась в таком месте, мне еще посчастливилось
родиться дочерью своего отца.
Когда я была еще совсем юной, отец сказал мне:
- Возлюбленная дочь моя, ты - существо глубоко аморальное. Я это
знаю, потому что ты - вся в меня: голова у тебя работает в точности как
моя. Так вот, чтобы твоя натура не сгубила тебе жизнь, тебе придется
выработать свой собственный свод правил и жить по нему.
Я обдумала его слова, и у меня потеплело внутри. Я - существо глубоко
аморальное. До чего же хорошо отец меня знает.
- А какие это правила, отец?
- Придется самой выбирать.
- Десять заповедей?
- А ты подумай. Десять заповедей - это для недоумков. Первые пять
предназначены исключительно для священнослужителей и властей всякого рода;
остальные пять - полуправда, им недостает полноты и точности.
- Тогда скажите, какими они должны быть, эти пять последних
заповедей?
- Так и сказал я тебе, лентяйка. Ты это сделаешь самостоятельно. - И
он внезапно встал, стряхнув меня с колен, так что я чуть не шлепнулась
задом на пол. Это была наша постоянная игра. Я должна была успеть
спрыгнуть и стать на ноги, иначе отцу засчитывалось очко. - Проанализируй
тщательно десять заповедей. И скажи мне, как им следовало бы звучать. А
пока что, если я услышу еще раз, что ты вышла из себя, и мама пришлет тебя
ко мне разбираться, подложи лучше себе в штанишки хрестоматию Мак-Гаффи.
- Да полно вам, отец.
- А вот увидишь, морковка, увидишь. С наслаждением тебя отшлепаю.
Пустая угроза. Он ни разу не шлепал меня с тех пор, как я достаточно
подросла, чтобы понимать, за что меня ругают. Да и раньше никогда не
шлепал так сильно, чтобы пострадало заднее место - страдали только
чувства.
Материнское наказание - другое дело. Отец представлял собой высшую
судебную инстанцию, мать - низшую и среднюю, для чего ей служил персиковый
прутик. О-ой!
А отец меня только портил.
У меня было четверо братьев и четверо сестер: Эдвард, 1876-го года
рождения; Одри - семьдесят восьмого: Агнес - восьмидесятого; Том -
восемьдесят первого; в восемьдесят втором родилась я, потом Франк в
восемьдесят четвертом. Бет в девяносто втором, Люсиль в девяносто
четвертом, Джордж в девяносто седьмом. И отец тратил на меня больше
времени, чем на троих других детей вместе взятых, а то и на четверых.
Оглядываясь назад, я не нахожу, что он как-то особенно поддерживал наше
общение, но получалось так, что я проводила с отцом больше времени, чем
мои братья и сестры.
Две комнаты в нижнем этаже нашего дома служили отцу кабинетом и
амбулаторией; в свободное время я оттуда не вылезала - меня притягивали
отцовские книги. Мать находила, что мне не следует их читать, в
медицинских книгах содержится много такого, во что леди просто не должна
вникать. Леди не подобает знать таких вещей. Это нескромно.
- Миссис Джонсон, - сказал ей отец, - если в этих книгах есть
некоторые неточности, я сам укажу на них Морин. Что касается гораздо более
многочисленных и гораздо более важных истин, то я рад, что Морин стремится
их познать. "И познаете истину, и истина сделает вас свободными". Иоанн,
глава восьмая, стих тридцать второй.
Мать плотно сжала губы и промолчала. Библия для нее была
непререкаемым авторитетом, между тем как отец был атеистом, в чем тогда
еще не признавался даже мне. Но Библию он знал лучше матери и все время
цитировал из нее подходящий стих - я считаю, что это исключительно
нечестный прием, но нужно же отцу было как-то обороняться. Мать была
женщина с характером.
У них с отцом во многом не было согласия, но существовали правила,
позволявшие им жить, не портя крови друг другу. И не только жить, но и
делить постель, и производить на свет одного ребенка за другим. Чудеса, да
и только.
Думаю, что почти все эти правила исходили от отца. В то время и в той
стране считалось непреложной истиной, что глава семьи - муж, и жене
следует ему повиноваться. Вы не поверите, но тогда даже невеста во время
брачного обряда обещала всегда и во всем повиноваться своему мужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121