Вы хорошо меня слушаете? Я сказала: я знаю, что такие мнения
высказывались. Я не говорила, что они верны.
Бесспорно то, что официальные круги Соединенных Штатов весьма
откровенно указывали испанскому правительству на угнетенное положение
кубинцев. Верно и то, что Уильям Рэндолф Херст в своих газетах публиковал
весьма неприятные вещи об испанском правительстве. Но Херст - еще не
Соединенные Штаты, и у него не было ни пушек, ни кораблей, ни власти. А
был только громкий голос и полное отсутствие уважения к тиранам. Тираны
таких не выносят.
Эти мазохисты-ревизионисты представили войну 1898 года как
империалистическую агрессию Соединенных Штатов. Как могла
империалистическая война привести к освобождению Кубы и Филиппин, остается
неясным. Но ревизионисты всегда первым делом заявляют, что виноваты
Соединенные Штаты. Если историку-ревизионисту удается это доказать (не без
помощи логической подтасовки), то докторская степень ему обеспечена, и он
на верном пути к Нобелевской премии Мира.

В апреле 1898 года нам, темным провинциалам, было понятно только
одно: уничтожен наш крейсер "Мэйн", погибло много моряков, Испания
объявила нам войну, президент созывает добровольцев.
На другой день, в понедельник двадцать пятого апреля, пришло
президентское воззвание: он обращался к народу с просьбой собрать сто
двадцать пять тысяч добровольцев из рядов народного ополчения штатов,
чтобы пополнить нашу почти не существующую армию. Утром Том, как обычно,
уехал в свою Батлерскую академию. Воззвание застало его там, и в полдень
он прискакал обратно - его чалый меринок Красавчик Браммел был весь в
мыле. Том попросил Фрэнка обтереть Красавчика и уединился с отцом в
кабинете. Минут через десять они вышли, и отец сказал матери:
- Мадам, наш сын Том желает записаться в добровольцы, чтобы послужить
родине. Сейчас мы с ним поедем в Спрингфилд. Я должен присягнуть, что ему
восемнадцать и он получил родительское согласие.
- Но ему же еще нет восемнадцати!
- Вот потому-то мне и надо с ним поехать. Где Фрэнк? Я хотел, чтобы
он запряг Бездельника.
- Давайте я запрягу, отец, - вмешалась я. - Фрэнк только что убежал в
школу, он опаздывает. (Опаздывал он из-за того, что провозился с
Красавчиком, но об этом я умолчала.)
Отец заколебался. Я настаивала:
- Бездельник меня знает, сэр, и никогда не причинит мне вреда.
Вернувшись в дом, я увидела отца у нашего нового телефона, который
висел в холле, служившем приемной для больных.
- Да, понимаю, - говорил он. - Удачи, сэр, и храни вас Бог. Я скажу
ей. До свидания. - Он отвел трубку от уха, посмотрел на нее и лишь потом
вспомнил, что ее надо повесить. - Это тебе звонили, Морин.
- Мне? - Такое случилось впервые.
- Да. Твой молодой человек, Брайан Смит. Извиняется за то, что не
сможет приехать в следующее воскресенье. Сейчас едет в Сент-Луис, а оттуда
в Цинциннати, чтобы записаться в ополчение от штата Огайо. Просит
разрешения приехать к тебе, как только кончится война. Я дал согласие от
твоего имени.
- О-о. - У меня закололо в груди и стало больно дышать. - Спасибо,
отец. А нельзя ли мне позвонить туда, в Роллу, и самой поговорить с
мистером Смитом?
- Морин! - воскликнула мать.
- Мама, я не навязываюсь и не веду себя недостойно. Это совсем особый
случай. Мистер Смит уходит сражаться за нас. Я просто хочу ему сказать,
что буду молиться за него каждый вечер.
- Хорошо, Морин, - мягко ответила мать. - Если будешь с ним говорить,
то скажи ему, пожалуйста, что я тоже буду молиться за него. Каждый вечер.
- Дамы... - кашлянул отец.
- Да, доктор?
- Ваша дискуссия носит чисто теоретический характер. Мистер Смит
сказал мне, что у него всего одна минута, потому что к телефону стоит
целая очередь студентов. С такими же сообщениями, полагаю. Так что звонить
бесполезно - там будет занято, а он сейчас уедет. Что отнюдь не мешает
вам, леди, молиться за него. Можешь написать ему об этом в письме, Морин.
- Но я не знаю, куда писать!
- А голова тебе на что, дочка? Узнать это - проще простого.
- Доктор Джонсон, прошу вас. - И мать ласково сказала мне: - Судья
Сперлинг должен знать.
- Судья Сперлинг?
- Да, дорогая. Судья Сперлинг всегда знает, где находится каждый из
нас.
Вскорости мы все поцеловали Тома и заодно отца, хотя он-то должен был
вернуться и заверял нас, что Том скорее всего вернется тоже: его только
запишут и скажут, в какой день явиться. Не может же ополчение штата
разместить больше тысячи людей разом.
Они уехали. Бет тихо плакала, а Люсиль нет - вряд ли она что-нибудь
понимала, только посерьезнела и глазенки стали круглыми. И мы с матерью не
плакали... в тот момент. Но она ушла к себе и закрыла дверь. Я тоже. У
меня была отдельная комната с тех пор, как Агнес вышла замуж, и я
закрылась на засов, легла на кровать и выплакалась.
Я пыталась внушить себе, что плачу по брату. Но это из-за мистера
Смита у меня так болело сердце.
Я от души жалела, что неделю назад, занимаясь с ним любовью, всучила
ему французский мешочек. А ведь было у меня искушение - я знала, уверена
была, что гораздо лучше без этой резинки, лучше, когда обнажаешься совсем
- и снаружи, и изнутри.
Но я торжественно обещала отцу, что всегда буду предохраняться...
вплоть до того дня, когда, трезво обсудив вопрос со своим мужчиной, решусь
завести ребенка - и твердо условлюсь вступить с этим мужчиной в брак, если
ребенок получится.
А теперь он уходит на войну... и может быть, я никогда больше его не
увижу.
Я осушила глаза, встала и взяла томик стихов - "Золотую
сокровищницу", составленную профессором Палгрейвом. Мать подарила мне ее
на день рождения в двенадцать лет, а ей эту книгу тоже подарили в
двенадцать лет, в 1866-м году.
Профессор Палгрейв отобрал для своей сокровищницы двести восемьдесят
восемь лирических стихотворений, отвечающих его изысканному вкусу. Сейчас
мне нужно было только одно: Ричард Лавлейс, "К Лукасте, уходя на войну".
Я не любил бы так тебя.
Не будь мне честь дороже.
Потом я поплакала еще и уснула. Проснувшись, встала и не дала больше
воли слезам, а просунула матери под дверь записку, что сама приготовлю
всем ужин, а она может поужинать в постели, если хочет.
Мать позволила мне приготовить ужин, но сошла вниз и села во главе
стола. Фрэнк впервые в жизни усадил ее и сел напротив. Она посмотрела на
меня.
- Прочтешь молитву, Морин?
- Да, мама. Благодарим тебя. Господи, за то, что Ты послал нам пищу
сию. Да будет благословенна она, и да будут благословенны все наши братья
и сестры во Христе, известные нам и неизвестные. - Я перевела дух и
продолжала: - А ныне мы молим Тебя сохранить нашего возлюбленного брата
Томаса Джефферсона и всех других молодых людей, ушедших защищать нашу
любимую родину. (Et je prie gue le bon Dieu garde bien mon ami [и молю
тебя, Боже, - сохрани моего друга (фр.)]). Во имя Христа. Аминь.
- Аминь, - твердо повторила мать. - Фрэнклин, нарежешь жаркое?
Отец с Томом вернулись на другой день к вечеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121