А почему именно юридический, я сейчас объясню.
Чтобы узнать, как становятся разведчиками, я где-то в начале 9-го класса сходил в приемную Управления КГБ. Ко мне вышел какой-то дядя. Как ни странно, выслушал меня. «Хочу, — говорю, — у вас работать». — «Отрадно, но есть несколько моментов». — «Каких?» — «Во-первых, — говорит, — мы инициативников не берем. Во-вторых, к нам можно попасть только после армии или какого-нибудь гражданского вуза».
Я, естественно, поинтересовался: «После какого вуза?» Он говорит: «После любого!» Он, видно, уже хотел от меня отвязаться. А я говорю: «А предпочтительнее какой?» — «Юридический!» — «Понял».
И с этого момента начал готовиться на юрфак Ленинградского университета. И уже никто не мог меня остановить.
Но армией родители и тренеры ещё долго меня пугали. Они не понимали, что и армия меня вполне устраивала. Конечно, это удлиняло немного, усложняло мою историю, но не уводило в сторону от курса.
Однако тренеры, между прочим, были фантастически изобретательны. Когда я ходил на подготовительные курсы в университет, то узнал, что составляют списки спортсменов, которым дается преимущество при поступлении. Я точно знал, что меня в этом списке нет. Но когда поступил на юрфак и уже начал учиться, преподаватель физкультуры заставлял меня перейти в «Буревестник». Я его спрашиваю: «Это с чего вдруг я должен переходить?» Он: «Мы тебе помогали поступить, так что будь добр…» А я чувствую, что-то не то.
Вот он мне раз это сказал, два, потом у нас уже до конфликта дело дошло. И тогда я пошел к декану. Пришел и прямо говорю: «Меня заставляют переходить в „Буревестник“. Я считаю, что не должен этого делать». А декан, профессор Алексеев — хороший был, добродушный человек — спрашивает: «А почему заставляют-то?» Я ему: «Потому что говорят, якобы помогли мне, как спортсмену, поступить, и поэтому я теперь обязан выступать за „Буревестник“
Он говорит: «Да? Не может быть! У нас все поступают на равных условиях, по знаниям, а не по спискам. Впрочем, подожди». И при мне достал из стола какой-то список, заглянул в него, спросил, как моя фамилия. Я ему ответил, а он: «Нет тебя в списке, так что можешь смело посылать все подобные предложения». Что я и сделал.
Тем не менее на первенстве вузов я выступал за университет, так как это можно было делать без перехода из общества в общество.
Но они все равно своих попыток не оставляли. Я им сто раз сказал, что не уйду из «Труда»: там же были все мои друзья, первый тренер. Сказал, что никуда не пойду, буду выступать за того, за кого захочу.
…Так получалось, что первое время я седел на шее у родителей. Студент, денег нет. Вот, допустим, в стройотряде зарабатывали тогда много. А толку-то? Съездил я в стройотряд. В Коми рубили просеку под ЛЭП, ремонтировали дома. Закончили работу, выдали нам пачку денег, где-то тысячу, что ли, рублей. Машина в то время стоила три с половиной — четыре тысячи. А мы за полтора месяца по тысяче получали! Так что деньги немаленькие. Просто огромные, честно говоря.
Итак, получили деньги. Надо же что-то с ними делать. Я с двумя приятелями, не заезжая в Ленинград, поехал в Гагры на отдых.
Приехали. В первый же день напились портвейна, заели его шашлыками и стали думать, что же делать дальше. Куда идти ночевать? Где-то, наверное, были какие-то отели, но мы о них и не мечтали. И уже поздним вечером поселились в частном секторе, какая-то бабка нас подобрала.
Несколько дней мы купались, загорали. Хорошо отдыхали. Потом стало ясно, что придется как-то выбираться оттуда и домой ехать. А деньга, надо признаться, уже на исходе. Мы думали-думали и нашли самый дешевый способ проезда — палубные места на теплоходе. Теплоход шел до Одессы, а дальше — поездом в общем вагоне на третьей полке до Питера. Была раньше такая услуга, называлась «смешанная перевозка».
Посмотрели мы в своих карманах — остались совсем гроши. На оставшиеся деньги решили купить тушенки. Причем один мой приятель был человек довольно аккуратный, у него денег побольше осталось, чем у другого приятеля, разгильдяя. Сейчас, кстати, оба в адвокатуре работают.
И вот когда мы экономному дружку сказали, что надо бы скинуться, он задумался, а потом говорит: «Что-то тяжелая это вещь для желудка — тушенка. Не очень это правильно будет». Мы говорим: «Ну ладно, хорошо, поехали».
Но ещё оказалось, что надо сесть на пароход Мы подошли к пристани, увидели большую толпу просто огромную. Правда, и пароход был большой. Красивый, белый. Тут нам и рассказывают, что пускают только тех, у кого есть билеты в каюты. Палубных пассажиров пока не пускают.
Приятель, который отказался тушенку покупать, и говорит: «Что-то не нравится мне все это. Есть смутные подозрения, что не все ладно. Давайте попробуем пройти прямо сейчас».
А у нас ведь ещё особенные билеты были, потому что перевозка смешанная. У всех палубных пассажиров маленькие такие талончики из плотного картона, а у нас — большие, как у пассажиров с настоящими местами. Я говорю: «Да неудобно, давайте постоим, подождем». Он говорит: «Вот ты тогда и стой, а мы пошли». Они пошли, а я, конечно, тоже за ними увязался.
Контролер спрашивает: «У вас какие билеты?» — «Вот, у нас — большие». — «А, проходите».
И нас пропустили как приличных людей. И тут боцман или кто-то ещё как закричит: «Есть ещё приличные пассажиры?» Тишина.
Он ещё раз спрашивает: «Остались только палубные пассажиры?». Те, в надежде, что их сейчас запустят, с радостью кричат: «Да! Только палубные!» — «Поднять трап!»
Резко начали поднимать трап, и тут такое началось! Обманули, в общем, людей. Они же деньги заплатили. Как потом объясняли, с ними перегруз бы был.
Если бы мы не сели, так бы на причале и остались. Потому что денег уже ни копейки не было из тех, что мы в тайге заработали. Последние ушли на тушенку и билеты. И куда бы мы делись без денег, непонятно.
А так расположились прямо в спасательной шлюпке, она над водой висела. И плыли как в гамаке. Я две ночи в небо смотрел, не мог оторваться. Пароход идет, а звезды как будто зависли, понимаете? Ну, морякам это хорошо известно. Для меня же это было любопытное открытие.
Вечером разглядывали пассажиров из кают. Почему-то немного было грустно смотреть, какая там красивая жизнь. У нас ведь только шлюпка, звезды и тушенка.
У нашего экономного приятеля и тушенки не было. Он не выдержал и пошел в ресторан. И там ему такая картина открылась, такие цены, что он очень быстро вернулся и сказал нам довольно безразлично: «Ну, пожалуй, тушеночки я бы махнул». Но другой приятель, человек строгих правил, говорит:
«Нет, ты знаешь, мы должны позаботиться о твоем желудке. Ему тяжеловато будет». Так он у нас и постился ещё сутки. Жестко, конечно, но справедливо.
…Когда я начал учиться в университете, появились другие стимулы, другие ценности, я в основном сосредоточивался на учебе, а к спорту уже относился как к делу второстепенному. Но тренировался, конечно, регулярно, и во всесоюзных соревнованиях участвовал, хотя как-то по инерции, что ли.
В 1976 году стал чемпионом города. В нашей секции вообще тренировались не только такие, как я, любители, а профессионалы, чемпионы Европы, мира, Олимпийских игр. И по самбо, и по дзюдо.
Норматив мастера спорта по самбо я выполнил, когда уже учился в университете, а ещё через два года стал мастером спорта по дзюдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Чтобы узнать, как становятся разведчиками, я где-то в начале 9-го класса сходил в приемную Управления КГБ. Ко мне вышел какой-то дядя. Как ни странно, выслушал меня. «Хочу, — говорю, — у вас работать». — «Отрадно, но есть несколько моментов». — «Каких?» — «Во-первых, — говорит, — мы инициативников не берем. Во-вторых, к нам можно попасть только после армии или какого-нибудь гражданского вуза».
Я, естественно, поинтересовался: «После какого вуза?» Он говорит: «После любого!» Он, видно, уже хотел от меня отвязаться. А я говорю: «А предпочтительнее какой?» — «Юридический!» — «Понял».
И с этого момента начал готовиться на юрфак Ленинградского университета. И уже никто не мог меня остановить.
Но армией родители и тренеры ещё долго меня пугали. Они не понимали, что и армия меня вполне устраивала. Конечно, это удлиняло немного, усложняло мою историю, но не уводило в сторону от курса.
Однако тренеры, между прочим, были фантастически изобретательны. Когда я ходил на подготовительные курсы в университет, то узнал, что составляют списки спортсменов, которым дается преимущество при поступлении. Я точно знал, что меня в этом списке нет. Но когда поступил на юрфак и уже начал учиться, преподаватель физкультуры заставлял меня перейти в «Буревестник». Я его спрашиваю: «Это с чего вдруг я должен переходить?» Он: «Мы тебе помогали поступить, так что будь добр…» А я чувствую, что-то не то.
Вот он мне раз это сказал, два, потом у нас уже до конфликта дело дошло. И тогда я пошел к декану. Пришел и прямо говорю: «Меня заставляют переходить в „Буревестник“. Я считаю, что не должен этого делать». А декан, профессор Алексеев — хороший был, добродушный человек — спрашивает: «А почему заставляют-то?» Я ему: «Потому что говорят, якобы помогли мне, как спортсмену, поступить, и поэтому я теперь обязан выступать за „Буревестник“
Он говорит: «Да? Не может быть! У нас все поступают на равных условиях, по знаниям, а не по спискам. Впрочем, подожди». И при мне достал из стола какой-то список, заглянул в него, спросил, как моя фамилия. Я ему ответил, а он: «Нет тебя в списке, так что можешь смело посылать все подобные предложения». Что я и сделал.
Тем не менее на первенстве вузов я выступал за университет, так как это можно было делать без перехода из общества в общество.
Но они все равно своих попыток не оставляли. Я им сто раз сказал, что не уйду из «Труда»: там же были все мои друзья, первый тренер. Сказал, что никуда не пойду, буду выступать за того, за кого захочу.
…Так получалось, что первое время я седел на шее у родителей. Студент, денег нет. Вот, допустим, в стройотряде зарабатывали тогда много. А толку-то? Съездил я в стройотряд. В Коми рубили просеку под ЛЭП, ремонтировали дома. Закончили работу, выдали нам пачку денег, где-то тысячу, что ли, рублей. Машина в то время стоила три с половиной — четыре тысячи. А мы за полтора месяца по тысяче получали! Так что деньги немаленькие. Просто огромные, честно говоря.
Итак, получили деньги. Надо же что-то с ними делать. Я с двумя приятелями, не заезжая в Ленинград, поехал в Гагры на отдых.
Приехали. В первый же день напились портвейна, заели его шашлыками и стали думать, что же делать дальше. Куда идти ночевать? Где-то, наверное, были какие-то отели, но мы о них и не мечтали. И уже поздним вечером поселились в частном секторе, какая-то бабка нас подобрала.
Несколько дней мы купались, загорали. Хорошо отдыхали. Потом стало ясно, что придется как-то выбираться оттуда и домой ехать. А деньга, надо признаться, уже на исходе. Мы думали-думали и нашли самый дешевый способ проезда — палубные места на теплоходе. Теплоход шел до Одессы, а дальше — поездом в общем вагоне на третьей полке до Питера. Была раньше такая услуга, называлась «смешанная перевозка».
Посмотрели мы в своих карманах — остались совсем гроши. На оставшиеся деньги решили купить тушенки. Причем один мой приятель был человек довольно аккуратный, у него денег побольше осталось, чем у другого приятеля, разгильдяя. Сейчас, кстати, оба в адвокатуре работают.
И вот когда мы экономному дружку сказали, что надо бы скинуться, он задумался, а потом говорит: «Что-то тяжелая это вещь для желудка — тушенка. Не очень это правильно будет». Мы говорим: «Ну ладно, хорошо, поехали».
Но ещё оказалось, что надо сесть на пароход Мы подошли к пристани, увидели большую толпу просто огромную. Правда, и пароход был большой. Красивый, белый. Тут нам и рассказывают, что пускают только тех, у кого есть билеты в каюты. Палубных пассажиров пока не пускают.
Приятель, который отказался тушенку покупать, и говорит: «Что-то не нравится мне все это. Есть смутные подозрения, что не все ладно. Давайте попробуем пройти прямо сейчас».
А у нас ведь ещё особенные билеты были, потому что перевозка смешанная. У всех палубных пассажиров маленькие такие талончики из плотного картона, а у нас — большие, как у пассажиров с настоящими местами. Я говорю: «Да неудобно, давайте постоим, подождем». Он говорит: «Вот ты тогда и стой, а мы пошли». Они пошли, а я, конечно, тоже за ними увязался.
Контролер спрашивает: «У вас какие билеты?» — «Вот, у нас — большие». — «А, проходите».
И нас пропустили как приличных людей. И тут боцман или кто-то ещё как закричит: «Есть ещё приличные пассажиры?» Тишина.
Он ещё раз спрашивает: «Остались только палубные пассажиры?». Те, в надежде, что их сейчас запустят, с радостью кричат: «Да! Только палубные!» — «Поднять трап!»
Резко начали поднимать трап, и тут такое началось! Обманули, в общем, людей. Они же деньги заплатили. Как потом объясняли, с ними перегруз бы был.
Если бы мы не сели, так бы на причале и остались. Потому что денег уже ни копейки не было из тех, что мы в тайге заработали. Последние ушли на тушенку и билеты. И куда бы мы делись без денег, непонятно.
А так расположились прямо в спасательной шлюпке, она над водой висела. И плыли как в гамаке. Я две ночи в небо смотрел, не мог оторваться. Пароход идет, а звезды как будто зависли, понимаете? Ну, морякам это хорошо известно. Для меня же это было любопытное открытие.
Вечером разглядывали пассажиров из кают. Почему-то немного было грустно смотреть, какая там красивая жизнь. У нас ведь только шлюпка, звезды и тушенка.
У нашего экономного приятеля и тушенки не было. Он не выдержал и пошел в ресторан. И там ему такая картина открылась, такие цены, что он очень быстро вернулся и сказал нам довольно безразлично: «Ну, пожалуй, тушеночки я бы махнул». Но другой приятель, человек строгих правил, говорит:
«Нет, ты знаешь, мы должны позаботиться о твоем желудке. Ему тяжеловато будет». Так он у нас и постился ещё сутки. Жестко, конечно, но справедливо.
…Когда я начал учиться в университете, появились другие стимулы, другие ценности, я в основном сосредоточивался на учебе, а к спорту уже относился как к делу второстепенному. Но тренировался, конечно, регулярно, и во всесоюзных соревнованиях участвовал, хотя как-то по инерции, что ли.
В 1976 году стал чемпионом города. В нашей секции вообще тренировались не только такие, как я, любители, а профессионалы, чемпионы Европы, мира, Олимпийских игр. И по самбо, и по дзюдо.
Норматив мастера спорта по самбо я выполнил, когда уже учился в университете, а ещё через два года стал мастером спорта по дзюдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58