Например, в "Федре" миф о перевоплощении
свидетельствует о том, что задолго до своего воплощения души имели возможность
созерцать Идеи. В то же самое время этот миф предлагает нам критерий отбора, в
соответствии с которым исступление, имеющее свои полные основания, или подлинная
любовь свойственны только таким душам, которые созерцали множество различных
вещей и таят в себе огромное число воспоминаний, спящих, но способных появиться
вновь. Наоборот, души чувственные, забывчивые и наполненные низменными
намерениями, осуждаются в качестве ложных претендентов. И то же самое - в
"Политике": цикличный миф показывает, что дефиниция государственного деятеля как
"пастуха человеческого стада" в своем буквальном значении обращена только к
античному богу. Однако критерий отбора, в соответствии с которым различные
горожане далеко не равным образом участвуют в мифологической модели, извлекается
из самого мифа. Элективное участие становится ответом на проблему метода отбора.
Участвовать - это, в лучшем случае, быть вторым. Знаменитая триада неоплатонизма
- "неучаствуемое", участвуемое и участник - именно на это и опирается. Можно
выразить ее и по-другому: первооснова, объект в своем стремлении и претендент;
отец, дочь и жених. Первооснова всегда владеет чем-либо изначальным способом.
Она расстается с тем, чем владеет, чтобы этим поделиться, отдать тому, кто
просит, кто будет владеть этим только вторичным образом. И расстанется она с
тем, чем владеет, лишь тогда, когда убедится в способности истца выдержать все
испытания основанием. Участвуемое есть лишь то, чем неучаствуемое владеет
изначально. Неучаствуемое распределяет для участия, предлагает участвуемое
участникам: Справедливость, качество быть справедливым и справедливый человек.
Нет никакого сомнения, что в этом элективном участии необходимо различать
всевозможные уровни и даже целую иерархию. Однако, может быть, существует третий
или четвертый обладатель, и так в направлении бесконечной Деградации,
кульминация которой связана с тем, кто владеет разве что симулякром, миражом,
сам являясь в этот момент
228 Ж. Делез
лишь миражом и симулякром? Фактически "Политик" и предлагает подобную детальную
иерархию: подлинный государственный деятель или тот, кто имеет полное основание
стремиться и желать, а затем родственники, слуги и рабы, и, спускаясь вниз, к
симулякру, - подражатели и притворщики. На тех, кто занимает последнее место в
иерархии, проклятье обрушивается тяжелым грузом. Все они становятся
олицетворением злой власти, власти ложных претендентов.
Таким образом, миф создает имманентную модель или проверку на основание, в
соответствии с которой обманщики должны быть осуждены, а их претензии оценены по
достоинству. Только на этих условиях деление достигает поставленной цели,
которая заключается в установлении подлинности Идеи в отборе по происхождению, а
не в спецификации понятия и определении видов. Но каким образом мы объясним то,
что из трех наиболее важных текстов, имеющих дело с делением, таких, как "Федр",
"Политик" и "Софист", последний из них не содержит обосновывающего мифа? Причина
этого проста. В "Софисте" применение метода деления парадоксально. Он
используется не для того, чтобы оценить заслуженных претендентов, а наоборот,
для выслеживания ложных претендентов как таковых с целью определения бытия (или,
скорее, небытия) симулякра. Сам Софист представляет собой бытие симулякра. Он
олицетворяет его как сатир, кентавр или Протей, который повсюду пробирается,
вмешивается не в свое дело, незаметно вкрадывается и втирается во все. В связи с
этим, цель диалога содержит в себе наиболее необычную авантюру платонизма.
Двигаясь в направлении поиска симулякра, проницая его хаос, в мгновенном
проблеске Платон открывает то, что симулякр - не просто ложная копия, а то, что
он ставит под вопрос вообще всяческие изображения копии и модели. Окончательное
определение Софиста ведет нас к такой точке, где мы больше неспособны отличать
его от самого Сократа. Он - ироник, работающий конфиденциально за счет сжатых
аргументов. Была ли необходимость подтолкнуть иронию к подобной крайности? Не
указал ли сам Платон на то направление, в котором платонизм должен
"перевернуться"?
Мы начали с определения изначальной мотивации Платона: различение сущностей от
представления, интеллигибельного от чувственного, Идеи от образа, оригинала от
копии и Модели от симулякра. Однако мы видим, что эти выражения не эквивалентны.
Различие колеблется между двумя видами образов. Копии являются вторичными
обладателями. Они - вполне обоснованные претенденты, обеспеченные
229 Платон и симулякр
подобием. Симулякры же уподобляются ложным претендентам, возникают на основе
отсутствия сходства, обозначают существенное извращение или отклонение. Именно в
этом смысле Платон различает две области образов-идолов: с одной стороны,-
копии-изображения, с другой,- симулякры-фантазмы1. В настоящий момент мы
находимся в наилучшей позиции для определения платоновского мотива в его
целостности. Прежде всего, он связан с процессом отбора среди претендентов,
различением хороших и плохих копий или, скорее, определением границы между
копиями (обладателями хороших оснований) и симулякрами (всегда погруженных в
пучину несходства). Мотив Платона сводится к вопросу о том, что именно
обеспечивает триумф копий над симулякрами. Это - проблема подавления симулякров,
удержания их на глубине, предохранения от всплывания на поверхность и от
способности симулякров "вкрадываться" во что бы то ни было.
Величайший манифест двойственности Идеи и образа связан только с целью
обеспечить скрытое разделение между двумя видами образов и предоставить для
этого конкретный критерий. Копии и изображения являются хорошими образами только
потому, что они обеспечены подобием. Однако подобие не должно пониматься с точки
зрения внешнего отношения. Оно фиксируется скорее не между одной вещью и другой,
а между вещью и Идеей. Ведь именно Идея включает такие отношения и пропорции,
которые образуют внутреннюю сущность. Подобие, будучи как внутренним, так и
духовным, является мерой любой претензии. Копия в действительности чему-либо
подобна только в том смысле, в котором она подобна Идеи вещи. Претендент
соответствует объекту только тогда, когда он создается (внутренне и духовно) по
образцу Идеи. Он достоин качества (например, качества быть справедливым), только
если он сам основан на сущности (справедливости). Короче, существует высшая
идентичность Идеи, которая обнаруживает веские основания для различных претензий
у копий, поскольку утверждает их на основе внутреннего и унаследованного ими
подобия. А теперь перейдем к другому типу образов, а именно к симулякрам. Когда
они на что-либо претендуют (на объект, качество и т. д.), то делают это тайно,
прикрываясь агрессией, используя инсинуацию, ниспровержение, выступая "против
отца" и обходя стороною саму Идею2. Симулякры - претенденты, не имеющие
основания, тщательно скрывающие отсутствие сходства, несущие внутренний
дисбаланс.
230 Ж. Делез
Если мы определим симулякр как копию копии, бесконечно деградирующее
изображение, бесконечную потерю подобия, то, в таком случае, мы утратим самое
существенное - само различие между природой копии и природой симулякра, которое
определяет тот основной аспект, за счет которого они образуют две половины одной
единой области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
свидетельствует о том, что задолго до своего воплощения души имели возможность
созерцать Идеи. В то же самое время этот миф предлагает нам критерий отбора, в
соответствии с которым исступление, имеющее свои полные основания, или подлинная
любовь свойственны только таким душам, которые созерцали множество различных
вещей и таят в себе огромное число воспоминаний, спящих, но способных появиться
вновь. Наоборот, души чувственные, забывчивые и наполненные низменными
намерениями, осуждаются в качестве ложных претендентов. И то же самое - в
"Политике": цикличный миф показывает, что дефиниция государственного деятеля как
"пастуха человеческого стада" в своем буквальном значении обращена только к
античному богу. Однако критерий отбора, в соответствии с которым различные
горожане далеко не равным образом участвуют в мифологической модели, извлекается
из самого мифа. Элективное участие становится ответом на проблему метода отбора.
Участвовать - это, в лучшем случае, быть вторым. Знаменитая триада неоплатонизма
- "неучаствуемое", участвуемое и участник - именно на это и опирается. Можно
выразить ее и по-другому: первооснова, объект в своем стремлении и претендент;
отец, дочь и жених. Первооснова всегда владеет чем-либо изначальным способом.
Она расстается с тем, чем владеет, чтобы этим поделиться, отдать тому, кто
просит, кто будет владеть этим только вторичным образом. И расстанется она с
тем, чем владеет, лишь тогда, когда убедится в способности истца выдержать все
испытания основанием. Участвуемое есть лишь то, чем неучаствуемое владеет
изначально. Неучаствуемое распределяет для участия, предлагает участвуемое
участникам: Справедливость, качество быть справедливым и справедливый человек.
Нет никакого сомнения, что в этом элективном участии необходимо различать
всевозможные уровни и даже целую иерархию. Однако, может быть, существует третий
или четвертый обладатель, и так в направлении бесконечной Деградации,
кульминация которой связана с тем, кто владеет разве что симулякром, миражом,
сам являясь в этот момент
228 Ж. Делез
лишь миражом и симулякром? Фактически "Политик" и предлагает подобную детальную
иерархию: подлинный государственный деятель или тот, кто имеет полное основание
стремиться и желать, а затем родственники, слуги и рабы, и, спускаясь вниз, к
симулякру, - подражатели и притворщики. На тех, кто занимает последнее место в
иерархии, проклятье обрушивается тяжелым грузом. Все они становятся
олицетворением злой власти, власти ложных претендентов.
Таким образом, миф создает имманентную модель или проверку на основание, в
соответствии с которой обманщики должны быть осуждены, а их претензии оценены по
достоинству. Только на этих условиях деление достигает поставленной цели,
которая заключается в установлении подлинности Идеи в отборе по происхождению, а
не в спецификации понятия и определении видов. Но каким образом мы объясним то,
что из трех наиболее важных текстов, имеющих дело с делением, таких, как "Федр",
"Политик" и "Софист", последний из них не содержит обосновывающего мифа? Причина
этого проста. В "Софисте" применение метода деления парадоксально. Он
используется не для того, чтобы оценить заслуженных претендентов, а наоборот,
для выслеживания ложных претендентов как таковых с целью определения бытия (или,
скорее, небытия) симулякра. Сам Софист представляет собой бытие симулякра. Он
олицетворяет его как сатир, кентавр или Протей, который повсюду пробирается,
вмешивается не в свое дело, незаметно вкрадывается и втирается во все. В связи с
этим, цель диалога содержит в себе наиболее необычную авантюру платонизма.
Двигаясь в направлении поиска симулякра, проницая его хаос, в мгновенном
проблеске Платон открывает то, что симулякр - не просто ложная копия, а то, что
он ставит под вопрос вообще всяческие изображения копии и модели. Окончательное
определение Софиста ведет нас к такой точке, где мы больше неспособны отличать
его от самого Сократа. Он - ироник, работающий конфиденциально за счет сжатых
аргументов. Была ли необходимость подтолкнуть иронию к подобной крайности? Не
указал ли сам Платон на то направление, в котором платонизм должен
"перевернуться"?
Мы начали с определения изначальной мотивации Платона: различение сущностей от
представления, интеллигибельного от чувственного, Идеи от образа, оригинала от
копии и Модели от симулякра. Однако мы видим, что эти выражения не эквивалентны.
Различие колеблется между двумя видами образов. Копии являются вторичными
обладателями. Они - вполне обоснованные претенденты, обеспеченные
229 Платон и симулякр
подобием. Симулякры же уподобляются ложным претендентам, возникают на основе
отсутствия сходства, обозначают существенное извращение или отклонение. Именно в
этом смысле Платон различает две области образов-идолов: с одной стороны,-
копии-изображения, с другой,- симулякры-фантазмы1. В настоящий момент мы
находимся в наилучшей позиции для определения платоновского мотива в его
целостности. Прежде всего, он связан с процессом отбора среди претендентов,
различением хороших и плохих копий или, скорее, определением границы между
копиями (обладателями хороших оснований) и симулякрами (всегда погруженных в
пучину несходства). Мотив Платона сводится к вопросу о том, что именно
обеспечивает триумф копий над симулякрами. Это - проблема подавления симулякров,
удержания их на глубине, предохранения от всплывания на поверхность и от
способности симулякров "вкрадываться" во что бы то ни было.
Величайший манифест двойственности Идеи и образа связан только с целью
обеспечить скрытое разделение между двумя видами образов и предоставить для
этого конкретный критерий. Копии и изображения являются хорошими образами только
потому, что они обеспечены подобием. Однако подобие не должно пониматься с точки
зрения внешнего отношения. Оно фиксируется скорее не между одной вещью и другой,
а между вещью и Идеей. Ведь именно Идея включает такие отношения и пропорции,
которые образуют внутреннюю сущность. Подобие, будучи как внутренним, так и
духовным, является мерой любой претензии. Копия в действительности чему-либо
подобна только в том смысле, в котором она подобна Идеи вещи. Претендент
соответствует объекту только тогда, когда он создается (внутренне и духовно) по
образцу Идеи. Он достоин качества (например, качества быть справедливым), только
если он сам основан на сущности (справедливости). Короче, существует высшая
идентичность Идеи, которая обнаруживает веские основания для различных претензий
у копий, поскольку утверждает их на основе внутреннего и унаследованного ими
подобия. А теперь перейдем к другому типу образов, а именно к симулякрам. Когда
они на что-либо претендуют (на объект, качество и т. д.), то делают это тайно,
прикрываясь агрессией, используя инсинуацию, ниспровержение, выступая "против
отца" и обходя стороною саму Идею2. Симулякры - претенденты, не имеющие
основания, тщательно скрывающие отсутствие сходства, несущие внутренний
дисбаланс.
230 Ж. Делез
Если мы определим симулякр как копию копии, бесконечно деградирующее
изображение, бесконечную потерю подобия, то, в таком случае, мы утратим самое
существенное - само различие между природой копии и природой симулякра, которое
определяет тот основной аспект, за счет которого они образуют две половины одной
единой области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103