Он приказывает мне не оставаться
безразличным
152 Э. Левинас
к смерти другого, не позволить Другому умереть в одиночестве, отвечать за жизнь
другого человека с риском стать сообщником этого другого и в его смерти.
Исповедование Другого, со всей прямотой, обычно сразу указывает и на
случайность, сомнительность этого Другого, и на повелевание, испытывающее нужду
в простой логической "другости", что, в качестве обратной стороны идентичности
фактов и понятий, отличает первое от второго, смешивает и противопоставляет
понятия того и другого. Инаковость Другого становится апофеозом в этом "ты не
будешь убивать", и страх насилия и подчинения, который пронизывает мое
существование, несмотря на всю невинность намерений, толкает меня на риск
дурного поступка. В этом случае это риск захвата места некоего Другого - исходя
из "вот" [Da] моего Dasein - и фактически изгнания его, обречение на жалкое,
ничтожное пребывание в каком-то "третьем", даже "четвертом" мире, несущее ему
смерть. Таким образом, в этом страхе за другого человека и возникает бесконечная
ответственность; ответственность, с которой никто никогда не совладает, которая
не прекращается даже с кончиной ближнего - вопреки любой
безжалостно-реалистической формуле врача, ставящего диагноз, даже если эта
ответственность значит не более, чем простое утверждение "это - Я", даже если
она слабо связана с этой смертью Другого, даже в позоре выживания, в
припоминании чьих-то грехов. И это так, несмотря на все современные разоблачения
по адресу "нечистой совести"! Это та ответственность, которая, вне сомнения,
хранит тайну социальности, чья всеобщая тяжесть - которой она так горда -
зовется "любовью к ближнему", то есть истинной возможностью "единственности"
единичного существования (по ту сторону партикулярности индивидуального в
роде)4. Это - бесстрастная любовь, но безусловная и непреложная как сама смерть.
Социальность не следует путать с разрывом, недостатком или нуждой, которые могли
бы иметь место в единстве Единственного, где "совершенство" и законченность
совпадения, однажды распавшись, вновь будут стремиться к целостности. Подчиняясь
естественной витальности, заключенной в бытии сущего, в его праве "быть" (вплоть
до игнорирования каких бы то ни было "проблем"), исходя из логически
непрояснимой идентичности - поскольку она покоится на самой себе и обходится без
специального разделительного знака, который совершенно необходим для
идентификации,- исходя из основания идентичности Эго и назло упрямству чистой
совести, неся в себе эту уникальную
153 Диахрония и репрезентация
идентичность - возникает и рождается тревога ответственности. Не в силах
решиться взять ответственность на себя, с тем чтобы удостоверить собственную
идентичность, я пробужден беззвучным и императивным языком, с помощью которого
говорит лицо Другого (не обладая при этом явной принудительной силой).
Ответственность предшествует любому размышлению и представляет нечто такое, чему
я был предназначен до того, как оказался предоставлен самому себе. Это - обет
или посвящение?
НЕЗАБВЕННОЕ ПРОШЛОЕ
Ответственность выступает первичной по отношению к любому размышлению в границах
логики, взывающему к разумному решению. Решение с необходимостью обернулось бы
редукцией лица Другого к репрезентации, объективности видимого, принудительной
силе, которая принадлежит миру. Первичность ответственности не может быть
уподоблена априорной идее, которая берет свое начало в реминисценции. Если
отнести ее к восприятию и промелькнувшему вневременному присутствию, исходящему
из идеальности идеи или вечности настоящего, которое никогда не наступает, то ее
длительность или диа-хрония времени оказались бы симуляцией, деформацией и
отсутствием в конечности человеческого сознания.
В этической первичности ответственности "для-другого", в ее примате над
рассуждением существует прошлое, несводимое к настоящему, которое должно было
уже когда-то состояться. Это прошлое существует вне какого бы то ни было
отнесения к тождеству; оно - простодушно, безыскусно, обеспечено самим правом на
присутствие, где все должно было когда-то начаться. В этой ответственности я
отброшен назад к тому, что никогда не было моей виной или моим поступком, к
тому, что никогда не было в моей власти, не было моей свободой, моим настоящим,
что никогда не запечатлевалось в моей памяти. В этой анархической
ответственности, не требующей воскрешения в памяти каких-либо обязательств,
заключена этическая значимость. В этом обнаруживается смысл прошлого, которое
затрагивает меня, "имеет ко мне отношение", но это "имеющее ко мне отношение"
находится за границей какой-либо реминисценции, ре-тенции, ре-презентации или
связи с запоминаемым настоящим. Значение незабвенного прошлого, имеющего своим
истоком ответственность по отношению к другому лицу, задает порядок гетерономии.
Таково мое
154 Э. Левинас
не интенсиональное участие в истории человечества, в прошлом других, которое
"имеет ко мне отношение". Диахрония в приложении к прошлому, которая не
собираема в ре-презентацию, - это, по сути, и есть, в своей основе, конкретность
времени, то есть время моей ответственности за Другого.
Ответственность за Другого не возвращает нас к мышлению, обращенному к идее a
priori, уже заранее данной и вновь обнаруженной в "Я мыслю". Естественный
conatus essendi суверенного "Я" поставлен под вопрос его смертностью и
смертностью Другого, в состоянии моральной бдительности, благодаря которой
суверенность Эго может осознать самое себя как "ненавистное", "отвратительное",
а свое "место под солнцем" как "образ и начало захвата целого мира"5.
Ответственность за Другого обозначила простую модальность "трансцендентальной
апперцепции", которая выступает законом для меня, а не для этого другого лица.
Данный закон касается меня без того, чтобы вернуть Эго предметному присутствию
сущего, которое могло бы оказаться причиной подобного установления. Как я уже
отметил, это опять-таки не вопрос получения приказа или подчинения ему после
имевшего место размышления. В близости лица повиновение предвосхищает любое
разумное решение для того, чтобы гарантировать порядок, который оно порождает.
Пассивность этого подчинения - иного рода, нежели интеллектуальная
восприимчивость, которая, в конечном счете, обращена на самое себя в актах
восприятия, спонтанности и непосредственности понимающего схватывания. Здесь
абсолютная чуждость подлинной инаковости не подвластна никакой ассимиляции
присутствием, настоящим и совершенно чужда апперцепции "я мыслю", которая всегда
обладает тем, чего достигает в виде представленного. Диахрония прошлого не может
быть выравнена. Повиновение, предвосхищающее понимание приказа, утверждает
безграничный авторитет. И это действительно так в отсутствие будущего, которое
дается в на-ступлении [a-venir], где предвосхищение или протенция вплотную
подходит к мраку временной диа-хронии, которая поддерживает авторитет
императива.
Прошлое членит само себя, "мыслит само себя", не прибегая к помощи памяти, не
обращаясь к "живому настоящему";
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
безразличным
152 Э. Левинас
к смерти другого, не позволить Другому умереть в одиночестве, отвечать за жизнь
другого человека с риском стать сообщником этого другого и в его смерти.
Исповедование Другого, со всей прямотой, обычно сразу указывает и на
случайность, сомнительность этого Другого, и на повелевание, испытывающее нужду
в простой логической "другости", что, в качестве обратной стороны идентичности
фактов и понятий, отличает первое от второго, смешивает и противопоставляет
понятия того и другого. Инаковость Другого становится апофеозом в этом "ты не
будешь убивать", и страх насилия и подчинения, который пронизывает мое
существование, несмотря на всю невинность намерений, толкает меня на риск
дурного поступка. В этом случае это риск захвата места некоего Другого - исходя
из "вот" [Da] моего Dasein - и фактически изгнания его, обречение на жалкое,
ничтожное пребывание в каком-то "третьем", даже "четвертом" мире, несущее ему
смерть. Таким образом, в этом страхе за другого человека и возникает бесконечная
ответственность; ответственность, с которой никто никогда не совладает, которая
не прекращается даже с кончиной ближнего - вопреки любой
безжалостно-реалистической формуле врача, ставящего диагноз, даже если эта
ответственность значит не более, чем простое утверждение "это - Я", даже если
она слабо связана с этой смертью Другого, даже в позоре выживания, в
припоминании чьих-то грехов. И это так, несмотря на все современные разоблачения
по адресу "нечистой совести"! Это та ответственность, которая, вне сомнения,
хранит тайну социальности, чья всеобщая тяжесть - которой она так горда -
зовется "любовью к ближнему", то есть истинной возможностью "единственности"
единичного существования (по ту сторону партикулярности индивидуального в
роде)4. Это - бесстрастная любовь, но безусловная и непреложная как сама смерть.
Социальность не следует путать с разрывом, недостатком или нуждой, которые могли
бы иметь место в единстве Единственного, где "совершенство" и законченность
совпадения, однажды распавшись, вновь будут стремиться к целостности. Подчиняясь
естественной витальности, заключенной в бытии сущего, в его праве "быть" (вплоть
до игнорирования каких бы то ни было "проблем"), исходя из логически
непрояснимой идентичности - поскольку она покоится на самой себе и обходится без
специального разделительного знака, который совершенно необходим для
идентификации,- исходя из основания идентичности Эго и назло упрямству чистой
совести, неся в себе эту уникальную
153 Диахрония и репрезентация
идентичность - возникает и рождается тревога ответственности. Не в силах
решиться взять ответственность на себя, с тем чтобы удостоверить собственную
идентичность, я пробужден беззвучным и императивным языком, с помощью которого
говорит лицо Другого (не обладая при этом явной принудительной силой).
Ответственность предшествует любому размышлению и представляет нечто такое, чему
я был предназначен до того, как оказался предоставлен самому себе. Это - обет
или посвящение?
НЕЗАБВЕННОЕ ПРОШЛОЕ
Ответственность выступает первичной по отношению к любому размышлению в границах
логики, взывающему к разумному решению. Решение с необходимостью обернулось бы
редукцией лица Другого к репрезентации, объективности видимого, принудительной
силе, которая принадлежит миру. Первичность ответственности не может быть
уподоблена априорной идее, которая берет свое начало в реминисценции. Если
отнести ее к восприятию и промелькнувшему вневременному присутствию, исходящему
из идеальности идеи или вечности настоящего, которое никогда не наступает, то ее
длительность или диа-хрония времени оказались бы симуляцией, деформацией и
отсутствием в конечности человеческого сознания.
В этической первичности ответственности "для-другого", в ее примате над
рассуждением существует прошлое, несводимое к настоящему, которое должно было
уже когда-то состояться. Это прошлое существует вне какого бы то ни было
отнесения к тождеству; оно - простодушно, безыскусно, обеспечено самим правом на
присутствие, где все должно было когда-то начаться. В этой ответственности я
отброшен назад к тому, что никогда не было моей виной или моим поступком, к
тому, что никогда не было в моей власти, не было моей свободой, моим настоящим,
что никогда не запечатлевалось в моей памяти. В этой анархической
ответственности, не требующей воскрешения в памяти каких-либо обязательств,
заключена этическая значимость. В этом обнаруживается смысл прошлого, которое
затрагивает меня, "имеет ко мне отношение", но это "имеющее ко мне отношение"
находится за границей какой-либо реминисценции, ре-тенции, ре-презентации или
связи с запоминаемым настоящим. Значение незабвенного прошлого, имеющего своим
истоком ответственность по отношению к другому лицу, задает порядок гетерономии.
Таково мое
154 Э. Левинас
не интенсиональное участие в истории человечества, в прошлом других, которое
"имеет ко мне отношение". Диахрония в приложении к прошлому, которая не
собираема в ре-презентацию, - это, по сути, и есть, в своей основе, конкретность
времени, то есть время моей ответственности за Другого.
Ответственность за Другого не возвращает нас к мышлению, обращенному к идее a
priori, уже заранее данной и вновь обнаруженной в "Я мыслю". Естественный
conatus essendi суверенного "Я" поставлен под вопрос его смертностью и
смертностью Другого, в состоянии моральной бдительности, благодаря которой
суверенность Эго может осознать самое себя как "ненавистное", "отвратительное",
а свое "место под солнцем" как "образ и начало захвата целого мира"5.
Ответственность за Другого обозначила простую модальность "трансцендентальной
апперцепции", которая выступает законом для меня, а не для этого другого лица.
Данный закон касается меня без того, чтобы вернуть Эго предметному присутствию
сущего, которое могло бы оказаться причиной подобного установления. Как я уже
отметил, это опять-таки не вопрос получения приказа или подчинения ему после
имевшего место размышления. В близости лица повиновение предвосхищает любое
разумное решение для того, чтобы гарантировать порядок, который оно порождает.
Пассивность этого подчинения - иного рода, нежели интеллектуальная
восприимчивость, которая, в конечном счете, обращена на самое себя в актах
восприятия, спонтанности и непосредственности понимающего схватывания. Здесь
абсолютная чуждость подлинной инаковости не подвластна никакой ассимиляции
присутствием, настоящим и совершенно чужда апперцепции "я мыслю", которая всегда
обладает тем, чего достигает в виде представленного. Диахрония прошлого не может
быть выравнена. Повиновение, предвосхищающее понимание приказа, утверждает
безграничный авторитет. И это действительно так в отсутствие будущего, которое
дается в на-ступлении [a-venir], где предвосхищение или протенция вплотную
подходит к мраку временной диа-хронии, которая поддерживает авторитет
императива.
Прошлое членит само себя, "мыслит само себя", не прибегая к помощи памяти, не
обращаясь к "живому настоящему";
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103