Однако тот факт, что
постструктурализм в лице Ж. Деррида приходит после, дискурсов знака, вовсе не
означает, что "знак" в качестве понятия должен быть отброшен и упразднен. Здесь,
скорее, подвергаются сомнению такие допущения, которые служили гарантией его
использования и применения внутри семиотики и структурализма. Это подозрительное
отношение к самому статусу знака возникает в процессе разработки и открытия
альтернативного пространства для письма, внутри которого само письмо и его
практика становятся не только его главной проблемой, но и выступают в качестве
его границы. В связи с этим критика структурализма связана не с подменой его
каким-либо новым методом или альтернативным множеством понятий, а связана с
переосмыслением самой природы знака с позиции письма, которое усиленно
подавлялось не только в дискурсах знака, но и вообще в границах западной
философской традиции.
Все предыдущие размышления о природе знака и источнике языка были основаны на
идеале устного слова. Его высшая ценность обусловлена тем, что говорящий и
слушающий со-присутствуют в речевом акте одновременно, не существует временной
или пространственной дистанции между говорящим, слушающим и самой речью.
Фактичность процесса понимания становится идеалом западной культуры. Голос и
мысль, голос и идеальный смысл, голос и бытие максимально приближены друг к
другу. Кроме того, голос дает ощущение наивысшей степени привязанности человека
к самому себе, его само-присутствия, поскольку голос в наибольшей степени близок
телу и неотделим от него. Деррида подчеркивает нерушимую связь Логоса и фонемы.
Для того чтобы проводить свою аналитическую работу, каждый философ западной
традиции "фиксирует" момент присутствия основания за счет скрытых метафор,
которые предлагаются им в качестве абсолютов (субстанция, Трансцендентальное
Эго, cogito и Др.) В философии Нового времени эти "неявные" допущения относятся
к мыслящему субъекту, который в акте мышления стремится к своему полному
само-присутствию. Свою замкнутость, завершен-
207"Сцена письма" и "метаморфоза истины"
ность и полноту мысль достигает в акте говорения. Фоноцентризм традиции
заключается в привилегии слышимого и истолкованного звука. В фоноцентризме
Деррида различает его особую форму, связанную с идеалом фоноцентрического
письма. В западной традиции письмо понималось лишь в качестве репрезентации,
образа речи, техники, обслуживающей речь.
"Метафизика присутствия" основывается на "внутренней-внешней" концепции языка. В
формулировке Ф. Соссюра знаки, определяющие речевые или письменные
последовательности, состоят из обозначающих (слова, звуки), всегда указывающих
на нечто запредельное и потустороннее по отношению к языку, и обозначаемых
(вещи, идеи, образы, понятия). Референт, Другое по отношению к обозначающему
всегда является присутствующей вещью, трансцендентной языковой сфере. Гипотеза о
"трансцендентальном обозначаемом" - фундаментальная гипотеза всех дискурсов
знака - требует деконструкции, ибо выносит область языкового значения в конечном
счете за пределы самого языка.
Логоцентризм держится внутри онто-телеологии и философии присутствия. И несмотря
на то, что эта эпоха не имеет четких очертаний, одной из ее главных
характеристик является разделение обозначаемого и обозначающего, чувственного и
рационального, которые поддерживают практически все метафизики. Эту эпоху
определяет идея того, что обозначаемое в качестве интеллигибельного занимает
свое изначальное и законное место, предшествуя какому-либо "выпадению" в область
внешнего и чувственного, которым назначено более низкое место перед лицом
абсолютного Логоса и чистой разумности, с которыми это обозначаемое связано
наиболее непосредственным образом. Поэтому, по мнению Деррида, вовсе не случайно
то, что интеллигибельное лицо знака повернуто к лицу и слову самого Бога.
Семиотика и теология обнаруживают свое родство, а век знака является, по
существу, теологическим веком. Эпоха чтения и письма, творения и интерпретации
знаков, с этой точки зрения, становится второсортным и "опасным" явлением. Ей
предшествует эпоха истины и смысла, определенных Логосом и содержащихся внутри
его. Все написанное, в данном случае, не имеет конституирующего значения и
отдалено от первоисточника. Жесткая связь языковой системы с фонетическим
письмом подавляет возможность свободного размышления об источнике и статусе
письма. Научный проект семиологии не способен актуализировать проблему письма. А
для Деррида вопросы об источнике
208 Е. Найман
письма и источнике языка тесно связаны. В западной философской традиции любая
попытка репрезентации сводится к редукции Другого к тому, что может быть
представлено сознанию. Другое становится эквивалентом сознания (Тем же самым).
Случайное, чуждое и разнородное заключаются внутрь однородности сознания, чьи
содержания должны быть ясными и не быть посторонними для самого сознания.
Онтология, по мнению Деррида, становится тавтологией и эгологией. В ней ясно
выражен элемент власти и насилия, чьи технологии переносятся из
социополитической сферы в область философского дискурса. Онтология западной
философской традиции требует от нас отказа от "источника мира" - Другого. Другое
для Деррида принципиально не доступно, не видимо, не феноменально. Это - след, а
не бытие, представленное в мышлении. Это Другое и есть письмо или "сцена
письма".
С "трансцендентальным обозначаемым" связана идея Книги, которая таит в себе идею
тотальности. Замкнутость цепочки обозначающих не может являться таковой, если
она не определена обозначаемым, существующим прежде всякого обозначающего и
независимо от него в своей идеальности. Для Деррида, идея Книги, соотнесенная с
естественной тотальностью, глубоко чужда смыслу письма. Проводимое Деррида
различение между текстом и Книгой приводит к тому, что разрушение Книги обнажает
поверхность текста. И это насилие текста над Книгой является необходимой
ответной реакцией на насилие, произведенное ей над текстом и письмом.
Деконструкция данной модели начинается изнутри самой стратегии чтения и письма,
которая будет стремиться постоянно увиливать и уклоняться от наличия какого-либо
абсолютного источника, руководящего принципа и центра, от гипостазирования
"присутственности", запредельной языку. Каждый момент присутствия является
обозначающим в цепочке других обозначающих. То, что развертывает движение
означивания, является тем, что делает невозможной остановку этого движения. Идея
манифестации является идеей знака, поскольку она не открывает присутствия, а
представляет знак, отсылающий к другому знаку. Не существует такой феноменальной
области, которая сумела бы редуцировать знак, а обозначаемая вещь появилась бы в
ней в лучах своего присутствия. "Сама вещь" уже всегда есть репрезентант,
укрытый от простоты интуитивной очевидности. Репрезентант всегда функционирует
посредством обращения к интерпретанту, который в свою очередь сам является
знаком. Присутствие обозначаемого зависит не
209"Сцена письма" и "метаморфоза истины"
столько от остенсивно направленного отношения знака к обозначаемому, данному в
интуиции, сколько от осмысленного отсутствия других знаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
постструктурализм в лице Ж. Деррида приходит после, дискурсов знака, вовсе не
означает, что "знак" в качестве понятия должен быть отброшен и упразднен. Здесь,
скорее, подвергаются сомнению такие допущения, которые служили гарантией его
использования и применения внутри семиотики и структурализма. Это подозрительное
отношение к самому статусу знака возникает в процессе разработки и открытия
альтернативного пространства для письма, внутри которого само письмо и его
практика становятся не только его главной проблемой, но и выступают в качестве
его границы. В связи с этим критика структурализма связана не с подменой его
каким-либо новым методом или альтернативным множеством понятий, а связана с
переосмыслением самой природы знака с позиции письма, которое усиленно
подавлялось не только в дискурсах знака, но и вообще в границах западной
философской традиции.
Все предыдущие размышления о природе знака и источнике языка были основаны на
идеале устного слова. Его высшая ценность обусловлена тем, что говорящий и
слушающий со-присутствуют в речевом акте одновременно, не существует временной
или пространственной дистанции между говорящим, слушающим и самой речью.
Фактичность процесса понимания становится идеалом западной культуры. Голос и
мысль, голос и идеальный смысл, голос и бытие максимально приближены друг к
другу. Кроме того, голос дает ощущение наивысшей степени привязанности человека
к самому себе, его само-присутствия, поскольку голос в наибольшей степени близок
телу и неотделим от него. Деррида подчеркивает нерушимую связь Логоса и фонемы.
Для того чтобы проводить свою аналитическую работу, каждый философ западной
традиции "фиксирует" момент присутствия основания за счет скрытых метафор,
которые предлагаются им в качестве абсолютов (субстанция, Трансцендентальное
Эго, cogito и Др.) В философии Нового времени эти "неявные" допущения относятся
к мыслящему субъекту, который в акте мышления стремится к своему полному
само-присутствию. Свою замкнутость, завершен-
207"Сцена письма" и "метаморфоза истины"
ность и полноту мысль достигает в акте говорения. Фоноцентризм традиции
заключается в привилегии слышимого и истолкованного звука. В фоноцентризме
Деррида различает его особую форму, связанную с идеалом фоноцентрического
письма. В западной традиции письмо понималось лишь в качестве репрезентации,
образа речи, техники, обслуживающей речь.
"Метафизика присутствия" основывается на "внутренней-внешней" концепции языка. В
формулировке Ф. Соссюра знаки, определяющие речевые или письменные
последовательности, состоят из обозначающих (слова, звуки), всегда указывающих
на нечто запредельное и потустороннее по отношению к языку, и обозначаемых
(вещи, идеи, образы, понятия). Референт, Другое по отношению к обозначающему
всегда является присутствующей вещью, трансцендентной языковой сфере. Гипотеза о
"трансцендентальном обозначаемом" - фундаментальная гипотеза всех дискурсов
знака - требует деконструкции, ибо выносит область языкового значения в конечном
счете за пределы самого языка.
Логоцентризм держится внутри онто-телеологии и философии присутствия. И несмотря
на то, что эта эпоха не имеет четких очертаний, одной из ее главных
характеристик является разделение обозначаемого и обозначающего, чувственного и
рационального, которые поддерживают практически все метафизики. Эту эпоху
определяет идея того, что обозначаемое в качестве интеллигибельного занимает
свое изначальное и законное место, предшествуя какому-либо "выпадению" в область
внешнего и чувственного, которым назначено более низкое место перед лицом
абсолютного Логоса и чистой разумности, с которыми это обозначаемое связано
наиболее непосредственным образом. Поэтому, по мнению Деррида, вовсе не случайно
то, что интеллигибельное лицо знака повернуто к лицу и слову самого Бога.
Семиотика и теология обнаруживают свое родство, а век знака является, по
существу, теологическим веком. Эпоха чтения и письма, творения и интерпретации
знаков, с этой точки зрения, становится второсортным и "опасным" явлением. Ей
предшествует эпоха истины и смысла, определенных Логосом и содержащихся внутри
его. Все написанное, в данном случае, не имеет конституирующего значения и
отдалено от первоисточника. Жесткая связь языковой системы с фонетическим
письмом подавляет возможность свободного размышления об источнике и статусе
письма. Научный проект семиологии не способен актуализировать проблему письма. А
для Деррида вопросы об источнике
208 Е. Найман
письма и источнике языка тесно связаны. В западной философской традиции любая
попытка репрезентации сводится к редукции Другого к тому, что может быть
представлено сознанию. Другое становится эквивалентом сознания (Тем же самым).
Случайное, чуждое и разнородное заключаются внутрь однородности сознания, чьи
содержания должны быть ясными и не быть посторонними для самого сознания.
Онтология, по мнению Деррида, становится тавтологией и эгологией. В ней ясно
выражен элемент власти и насилия, чьи технологии переносятся из
социополитической сферы в область философского дискурса. Онтология западной
философской традиции требует от нас отказа от "источника мира" - Другого. Другое
для Деррида принципиально не доступно, не видимо, не феноменально. Это - след, а
не бытие, представленное в мышлении. Это Другое и есть письмо или "сцена
письма".
С "трансцендентальным обозначаемым" связана идея Книги, которая таит в себе идею
тотальности. Замкнутость цепочки обозначающих не может являться таковой, если
она не определена обозначаемым, существующим прежде всякого обозначающего и
независимо от него в своей идеальности. Для Деррида, идея Книги, соотнесенная с
естественной тотальностью, глубоко чужда смыслу письма. Проводимое Деррида
различение между текстом и Книгой приводит к тому, что разрушение Книги обнажает
поверхность текста. И это насилие текста над Книгой является необходимой
ответной реакцией на насилие, произведенное ей над текстом и письмом.
Деконструкция данной модели начинается изнутри самой стратегии чтения и письма,
которая будет стремиться постоянно увиливать и уклоняться от наличия какого-либо
абсолютного источника, руководящего принципа и центра, от гипостазирования
"присутственности", запредельной языку. Каждый момент присутствия является
обозначающим в цепочке других обозначающих. То, что развертывает движение
означивания, является тем, что делает невозможной остановку этого движения. Идея
манифестации является идеей знака, поскольку она не открывает присутствия, а
представляет знак, отсылающий к другому знаку. Не существует такой феноменальной
области, которая сумела бы редуцировать знак, а обозначаемая вещь появилась бы в
ней в лучах своего присутствия. "Сама вещь" уже всегда есть репрезентант,
укрытый от простоты интуитивной очевидности. Репрезентант всегда функционирует
посредством обращения к интерпретанту, который в свою очередь сам является
знаком. Присутствие обозначаемого зависит не
209"Сцена письма" и "метаморфоза истины"
столько от остенсивно направленного отношения знака к обозначаемому, данному в
интуиции, сколько от осмысленного отсутствия других знаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103