в основе его лежали всего лишь предположения, но оно имело смысл, что-то тут просматривалось и, вполне возможно, ему удастся опять выйти на Дикштейна.
Эшфорд явно был удовлетворен собой.
— Прекрасный образчик умозрительных размышлений — хотел бы я опубликовать их со своими примечаниями.
— Я поражен, — со всей силой страсти признался Ясиф Хассан. — Я просто поражен.
— Холодает, давайте вернемся в дом.
Когда они покидали сад, Хассан бегло подумал, что Ростовым ему явно не быть: но зато нашел Эшфорда в виде его заменителя. Может быть, к нему никогда больше не вернется его прежняя, полная гордости, независимость. Тут явно ощущался недостаток мужественности. Он подумал, неужели другие федаины чувствуют то же самое, и если да, то почему они столь кровожадны?
— Сложность в том, — заметил Эшфорд. — что я сомневаюсь в откровенности Кортоне, если даже он что-то знает.
— А вам он скажет?
— С чего ему откровенничать передо мной? Он вряд ли помнит меня. Правда, если бы Эйла была жива, она могла бы отправиться к нему, рассказать всю историю…
— М-да… — Хассану хотелось, чтобы имя Эйлы не всплывало в разговоре. — Я должен сам попытаться.
Они вошли в дом. Переступив порог кухни, они увидели Сузи и, глянув друг на друга, поняли, что нашли ответ на мучающую их проблему.

К тому времени, когда двое мужчин оказались в доме, Сузи почти убедила себя, что ей померещилось, когда в саду услышала разговор, якобы, об убийстве Ната Дикштейна. Этого просто не могло быть… сад, речка, осеннее солнышко, профессор и его гость… нет, убийству тут совсем не могло быть места, и все это — чистый бред, как увидеть белого медведя в пустыне Сахара. Кроме того, существовало очень убедительное психологическое объяснение её заблуждению: она собиралась рассказать отцу, что любит Дикштейна, и боялась его реакции — Фрейд, скорее всего, объяснил бы эту ситуацию тем, что подсознательно она опасалась, как бы отец не убил её возлюбленного.
Поскольку она почти убедила себя в этом, она смогла широко улыбнуться и сказать:
— Кто хочет кофе? Я только что приготовила его.
Отец поцеловал её в щеку.
— А. я и не подозревал, что ты вернулась, моя дорогая.
— Я только что вошла и уже подумывала пойти поискать тебя. — Почему я вру ему?
— Ты, должно быть, не знаешь Ясифа Хассана — он был одним из моих студентов, когда ты была совсем маленькой.
Хассан поцеловал ей руку и уставился на неё с выражением человека когда-то знавшего Эйлу.
— Всеми своими черточками вы столь же прекрасны, как и ваша мать, — сказал он, и в его голосе не было ни игривости, ни даже лести: в нем звучало изумление.
— Ясиф был тут всего несколько месяцев назад, — сказал отец, — вскоре после того, как нас посетил его сокурсник — Нат Дикштейн. Думаю, ты помнишь Дикштейна, но когда появился Ясиф, ты уже куда-то улетела.
— А тут была какая-то св… связь? — спросила она, молча проклиная себя, что позволила себе запнуться на последнем слове.
Двое мужчин переглянулись, и отец кивнул.
— В общем-то была.
И тут она поняла, что все — правда, она не ослышалась, они в самом деле собираются убить единственного человека, которого она любит. Она почувствовала опасную близость слез и торопливо отвернулась, делая вид, что занялась чашками.
— Я хотел бы попросить тебя, чтобы ты кое-что сделала, моя дорогая, — обратился к ней отец. — Нечто очень важное, ради памяти твоей матери. Садись.
Держись, сказала она себе; хуже быть не может, прошу тебя.
Она глубоко вдохнула, повернулась и села лицом к нему.
— Я хочу, — сказал отец, — чтобы ты помогла Ясифу найти Ната Дикштейна.
С этой минуты она возненавидела отца. Внезапно, в долю секунды, она поняла, что его любовь к ней — обман, что он никогда не видел в ней личность, что он использовал её, как использовал мать. Никогда больше она не будет заботиться о нем, обслуживать его, никогда больше её не взволнует, как он себя чувствует, не страдает ли от одиночества, что ему нужно… В этой вспышке озарения и ненависти она поняла, что в один день мать тоже стала относиться к нему точно так же; и что теперь она может вести себя с ним, как Эйла, и так же презирать его.
Эшфорд продолжил:
— Есть некий человек в Америке, который может знать, где Дикштейн. Я хочу, чтобы ты отправилась туда вместе с Ясифом и узнала это у него.
Она ничего не сказала. Хассан принял её молчание за признак непонимания и стал объяснять:
— Видите ли, этот Дикштейн — израильский агент, работающий против нашего народа. Мы, должны остановить его. Кортоне. то есть человек в Буффало, может быть, помогает ему, и в таком случае помогать нам он не будет. Но он может помнить вашу мать и в таком случае пойдет на сотрудничество с вами. Вы даже можете сказать ему, что вы с Дикштейном любовники.
— Ха-ха! — во вспышке Сузи проскользнули едва ли не истерические нотки, и ей оставалось только надеяться, что они не поймут их причины. Она справилась с собой, онемев и оцепенев с бесстрастным лицом, пока они рассказывали ей об урановой руде, о человеке на борту «Копарелли», о радиомаячке на «Штромберге», о Махмуде и о его планах захвата судна, и какое значение он может иметь для палестинского освободительного движения; в конце концов она в самом деле онемела, и ей не надо было притворяться.
Наконец, её отец сказал:
— Так, моя дорогая, ты сможешь помочь? Возьмешься ли? С усилием, которое удивило её самое, она одарила их самой яркой из улыбок стюардессы, встала и сказала:
— Так сразу и не решишь. Я подумаю, пока буду в ванной.
И она вышла.
Постепенно перед ней все стало всплывать и проясняться, пока она лежала в ванной, в горячей воде, отделенная от них накрепко запертой дверью.
Вот, значит, что предстояло сделать Нату до того, как они смогут опять увидеться: украсть судно. А потом, как он сказал ей, он не упустит её из виду, самое малое, на десять или пятнадцать лет… Может быть, это означает, что он бросит свою работу.
Но, конечно же, ничто из его планов не удастся, потому что враги осведомлены о них. Русские собираются протаранить судно Ната, а Хассан хочет первым захватить его и устроить на нем засаду. Так или иначе, но Дикштейну угрожает опасность. Так или иначе, но его уничтожат. Сузи может предупредить его.
Если бы только она знала, где он.
Насколько эти люди внизу ничего не знают о ней! Хассан просто убежден, как любой араб, мужчина-шовинист, свинья, что она безропотно сделает все, что он ей сказал. Отец же предположил, что она слепо примет сторону палестинцев. потому что он их поддерживает, а она — его отпрыск. Он никогда не догадывался, о чем и как думает его дочь: точно так же он относился и к жене. Эйла без труда могла водить его за нос: он никогда даже не подозревал, что она может быть иной, чем он себе воображал.
Поняв наконец, что она должна делать, Сузи снова перепугалась.
Но как бы там ни было, это единственный способ найти Натаниеля и предупредить его.
«Найди Ната», — вот чего они от неё хотели.
Она не сомневалась, что может обмануть их, потому что они были уверены — она на их стороне, чего и в помине не было.
Так что она сделает то, чего они от неё ждут. Она найдет Ната — а потом предупредит его.
Но не ухудшит ли она дело? Если она пустится на его поиски, то выведет их на Ната.
Но если даже Хассан не обнаружит его, Нату будет угрожать опасность со стороны русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93