У меня всего лишь несколько часов — мое судно завтра отплывает.
— У тебя отпуск? Ты демобилизовался?
— Вот уже три недели, два дня и девяносто четыре минуты.
— Что ты будешь делать по возвращении домой?
— Заниматься семейным бизнесом. В последние пару лет выяснилось, что я потрясающий бизнесмен.
— Что за бизнес у вашей семьи? Ты никогда мне не рассказывал.
— Грузовые перевозки, — коротко ответил Кортоне. — А ты? Ради Бога, что ты делаешь в Оксфордском университете? Что ты изучаешь?
— Еврейскую литературу.
— Ты шутишь.
— Я писал на иврите ещё до того, как пошел в школу, разве я тебе не говорил? Мой дедушка был настоящим ученым. Он жил в маленькой душной комнатенке над булочной на Майл-Энд-Роуд. И сколько я себя помню, я просиживал у него все субботы и воскресенья. И никогда не сетовал — мне это нравилось. Да и в любом случае, что ещё я могу изучать?
Кортоне пожал плечами.
— Не знаю… может быть, атомную физику или менеджмент. Зачем вообще учиться?
— Чтобы быть счастливым, умным и богатым.
Кортоне покачал головой.
— Как всегда, у тебя замысловато. Девочки тут есть?
— Маловато. Кроме того, я занят.
Ему показалось, что Дикштейн слегка покраснел.
— Врешь. Ты никак влюблен, дурачок. Я-то вижу. Кто она?
— Ну, честно говоря… — Дикштейн явно смутился. — Она не нашего круга. Жена профессора. Экзотическая, умная и самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел.
Кортоне изобразил сочувственную физиономию.
— Боюсь, что тебе ничего не светит, Нат.
— Знаю, но все же. — Дикштейн встал. — Ты сам увидишь.
— Я могу встретить ее?
— Профессор Эшфорд устраивает вечеринку. Я получил приглашение. И как раз собирался, когда ты пришел. — Дикштейн потянулся за пиджаком.
— Прием в Оксфорде, — протянул Кортоне. — Ну и поражу же я своих в Буффало!
Стояло прохладное солнечное утро. Бледноватые лучи солнца омывали светом замшелые стены старых зданий. Они шли в молчании, которое не тяготило их, засунув руки в карманы, чуть ссутулясь, чтобы противостоять режущему ноябрьскому ветру, который свистел вдоль улиц. Кортоне пробормотал:
— Ну и холодрыга, мать ее…
По пути им встретилось всего несколько человек, и, отшагав с милю или около того, Дикштейн показал по другую сторону дороги на высокого человека с университетским шарфом вокруг шеи.
— Это русский, — сказал он и крикнул: — Эй, Ростов!
Русский поднял глаза, махнул им и перешел на их сторону. У него была короткая прическа армейского образца, пиджак массового пошива болтался на его высокой худой фигуре. Кортоне начало было казаться, что в этой стране все, как на подбор, тощие.
— Ростов учится в Баллиоле-колледже, таком же, как и я. Давид Ростов, я хотел бы представить вам Алана Кортоне. Мы с Аланом вместе воевали в Италии. Идете к Эшфорду?
Русский торжественно склонил голову.
— За бесплатной выпивкой — куда угодно.
— Вы тоже интересуетесь еврейской литературой? — спросил Кортоне.
— Нет, я изучаю тут буржуазную экономику, — ответил Ростов.
Дикштейн расхохотался. Кортоне не понял, что тут смешного. Дикштейн объяснил:
— Ростов из Смоленска. Он член ВКП(б) — Всесоюзной Коммунистической партии большевиков Советского Союза.
Кортоне по-прежнему не понял, что смешного в ответе Ростова.
— А я думал, что никто не имеет права покидать Россию, — сказал он.
Ростов пустился в долгие и путаные объяснения, связанные с тем, что по окончании войны его отец был дипломатом в Японии. Он говорил с серьезным выражением лица, которое уступило место смущенной улыбке. Хотя его английский оставлял желать лучшего, у Кортоне создалось впечатление, что он достаточно исчерпывающе излагает свои мысли. Рассеянно слушая его, Кортоне думал, что вот ты любил человека, как брата, дрался с ним бок о бок, а потом он расстается с тобой, и при встрече ты узнаешь, что он изучает еврейскую литературу, и понимаешь, что никогда по-настоящему не знал его. Ростов обратился к Дикштейну:
— Так ты ещё не решил, едешь ли ты в Палестину?
— В Палестину? — переспросил Кортоне. — Чего ради?
Дикштейн несколько смутился.
— Я ещё не решил.
— Ты должен ехать, — сказал Ростов. — Создание еврейского национального дома позволит покончить с остатками Британской империи на Ближнем Востоке.
Кортоне не верил своим ушам.
— Арабы вырежут вас там до последнего человека. Господи, Нат, да ты же только что спасся от немцев!
— Я ещё не решил, — повторил Дикштейн. Он раздраженно мотнул головой. — Я и сам не знаю, что делать. — Чувствовалось, что ему не хотелось говорить на эту тему.
Они прибавили шагу. Лицо Кортоне стало мерзнуть, но под зимней формой он обливался потом. Его спутники обсуждали недавний скандал: человек по фамилии Мосли — она ничего не говорила Кортоне — выразил намерение явиться с машиной в Оксфорд и произнести речь на дне памяти павших. Мосли был фашистом, сообразил он. Ростов доказывал, что данный инцидент демонстрирует, насколько социал-демократы ближе к фашистам, чем к коммунистам. Дикштейн же утверждал, что старшекурсники, которые организовали это мероприятие, всего лишь хотели «шокировать» общество.
Слушая, Кортоне присматривался к двум своим спутникам. Они представляли собой странную пару: высокий Ростов, с туго, подобно бинту, обмотанным вокруг шеи, шарфом, с хлопающими на ветру обшлагами слишком коротких брюк, и миниатюрный Дикштейн, с большими глазами за круглыми стеклами очков, в старой военной форме цвета хаки, который и на ходу выглядел подобно скелету. У Кортоне не было академического образования, но он был уверен, что на любом языке сможет уловить уклончивость и неискренность, и не сомневался, что никто из двоих не говорит то, во что искренне верит: Ростов, как попугай, излагал затверженные догмы, а за короткими ехидными репликами Дикштейна скрывалось более глубокое отношение к теме разговора. Когда Дикштейн насмехался над Мосли, он напоминал ребенка, который высмеивает приснившиеся ему кошмары. Оба они спорили умно и тонко, но без лишних эмоций, и их диалог напоминал фехтование на тупых рапирах.
Наконец Дикштейн заметил, что Кортоне не принимает участие в разговоре, и начал рассказывать о хозяине вечеринки.
— Стивен Эшфорд несколько эксцентричен, но очень интересный и достойный человек, — сказал он. — Большую часть жизни он провел на Ближнем Востоке. Сколотил себе состояние, но полностью потерял его. Склонен делать сумасшедшие вещи. например, пересечь арабскую пустыню на верблюде.
— Не такое уж это сумасшествие, — возразил Кортоне.
— У него жена — ливанка, — заметил Ростов. Кортоне взглянул на Дикштейна.
— Она…
— Она моложе его, — торопливо сказал тот. — Он привез её в Англию как раз перед войной, когда стал профессором кафедры семитской литературы. И если он предложит тебе марсалу вместо шерри, значит, ты слишком загостился.
— И гости могут уловить эту разницу? — спросил Кортоне.
— Вот его дом.
Кортоне был готов увидеть нечто вроде мавританской виллы, но дом Эшфорда представлял собой имитацию тюдорианского стиля: выкрашен в белый цвет с зелеными деревянными накладками. Садик перед домом представлял собой сплошные заросли кустарника. Трое молодых людей направились по выложенной кирпичом дорожке к входу. Парадная дверь была открыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— У тебя отпуск? Ты демобилизовался?
— Вот уже три недели, два дня и девяносто четыре минуты.
— Что ты будешь делать по возвращении домой?
— Заниматься семейным бизнесом. В последние пару лет выяснилось, что я потрясающий бизнесмен.
— Что за бизнес у вашей семьи? Ты никогда мне не рассказывал.
— Грузовые перевозки, — коротко ответил Кортоне. — А ты? Ради Бога, что ты делаешь в Оксфордском университете? Что ты изучаешь?
— Еврейскую литературу.
— Ты шутишь.
— Я писал на иврите ещё до того, как пошел в школу, разве я тебе не говорил? Мой дедушка был настоящим ученым. Он жил в маленькой душной комнатенке над булочной на Майл-Энд-Роуд. И сколько я себя помню, я просиживал у него все субботы и воскресенья. И никогда не сетовал — мне это нравилось. Да и в любом случае, что ещё я могу изучать?
Кортоне пожал плечами.
— Не знаю… может быть, атомную физику или менеджмент. Зачем вообще учиться?
— Чтобы быть счастливым, умным и богатым.
Кортоне покачал головой.
— Как всегда, у тебя замысловато. Девочки тут есть?
— Маловато. Кроме того, я занят.
Ему показалось, что Дикштейн слегка покраснел.
— Врешь. Ты никак влюблен, дурачок. Я-то вижу. Кто она?
— Ну, честно говоря… — Дикштейн явно смутился. — Она не нашего круга. Жена профессора. Экзотическая, умная и самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел.
Кортоне изобразил сочувственную физиономию.
— Боюсь, что тебе ничего не светит, Нат.
— Знаю, но все же. — Дикштейн встал. — Ты сам увидишь.
— Я могу встретить ее?
— Профессор Эшфорд устраивает вечеринку. Я получил приглашение. И как раз собирался, когда ты пришел. — Дикштейн потянулся за пиджаком.
— Прием в Оксфорде, — протянул Кортоне. — Ну и поражу же я своих в Буффало!
Стояло прохладное солнечное утро. Бледноватые лучи солнца омывали светом замшелые стены старых зданий. Они шли в молчании, которое не тяготило их, засунув руки в карманы, чуть ссутулясь, чтобы противостоять режущему ноябрьскому ветру, который свистел вдоль улиц. Кортоне пробормотал:
— Ну и холодрыга, мать ее…
По пути им встретилось всего несколько человек, и, отшагав с милю или около того, Дикштейн показал по другую сторону дороги на высокого человека с университетским шарфом вокруг шеи.
— Это русский, — сказал он и крикнул: — Эй, Ростов!
Русский поднял глаза, махнул им и перешел на их сторону. У него была короткая прическа армейского образца, пиджак массового пошива болтался на его высокой худой фигуре. Кортоне начало было казаться, что в этой стране все, как на подбор, тощие.
— Ростов учится в Баллиоле-колледже, таком же, как и я. Давид Ростов, я хотел бы представить вам Алана Кортоне. Мы с Аланом вместе воевали в Италии. Идете к Эшфорду?
Русский торжественно склонил голову.
— За бесплатной выпивкой — куда угодно.
— Вы тоже интересуетесь еврейской литературой? — спросил Кортоне.
— Нет, я изучаю тут буржуазную экономику, — ответил Ростов.
Дикштейн расхохотался. Кортоне не понял, что тут смешного. Дикштейн объяснил:
— Ростов из Смоленска. Он член ВКП(б) — Всесоюзной Коммунистической партии большевиков Советского Союза.
Кортоне по-прежнему не понял, что смешного в ответе Ростова.
— А я думал, что никто не имеет права покидать Россию, — сказал он.
Ростов пустился в долгие и путаные объяснения, связанные с тем, что по окончании войны его отец был дипломатом в Японии. Он говорил с серьезным выражением лица, которое уступило место смущенной улыбке. Хотя его английский оставлял желать лучшего, у Кортоне создалось впечатление, что он достаточно исчерпывающе излагает свои мысли. Рассеянно слушая его, Кортоне думал, что вот ты любил человека, как брата, дрался с ним бок о бок, а потом он расстается с тобой, и при встрече ты узнаешь, что он изучает еврейскую литературу, и понимаешь, что никогда по-настоящему не знал его. Ростов обратился к Дикштейну:
— Так ты ещё не решил, едешь ли ты в Палестину?
— В Палестину? — переспросил Кортоне. — Чего ради?
Дикштейн несколько смутился.
— Я ещё не решил.
— Ты должен ехать, — сказал Ростов. — Создание еврейского национального дома позволит покончить с остатками Британской империи на Ближнем Востоке.
Кортоне не верил своим ушам.
— Арабы вырежут вас там до последнего человека. Господи, Нат, да ты же только что спасся от немцев!
— Я ещё не решил, — повторил Дикштейн. Он раздраженно мотнул головой. — Я и сам не знаю, что делать. — Чувствовалось, что ему не хотелось говорить на эту тему.
Они прибавили шагу. Лицо Кортоне стало мерзнуть, но под зимней формой он обливался потом. Его спутники обсуждали недавний скандал: человек по фамилии Мосли — она ничего не говорила Кортоне — выразил намерение явиться с машиной в Оксфорд и произнести речь на дне памяти павших. Мосли был фашистом, сообразил он. Ростов доказывал, что данный инцидент демонстрирует, насколько социал-демократы ближе к фашистам, чем к коммунистам. Дикштейн же утверждал, что старшекурсники, которые организовали это мероприятие, всего лишь хотели «шокировать» общество.
Слушая, Кортоне присматривался к двум своим спутникам. Они представляли собой странную пару: высокий Ростов, с туго, подобно бинту, обмотанным вокруг шеи, шарфом, с хлопающими на ветру обшлагами слишком коротких брюк, и миниатюрный Дикштейн, с большими глазами за круглыми стеклами очков, в старой военной форме цвета хаки, который и на ходу выглядел подобно скелету. У Кортоне не было академического образования, но он был уверен, что на любом языке сможет уловить уклончивость и неискренность, и не сомневался, что никто из двоих не говорит то, во что искренне верит: Ростов, как попугай, излагал затверженные догмы, а за короткими ехидными репликами Дикштейна скрывалось более глубокое отношение к теме разговора. Когда Дикштейн насмехался над Мосли, он напоминал ребенка, который высмеивает приснившиеся ему кошмары. Оба они спорили умно и тонко, но без лишних эмоций, и их диалог напоминал фехтование на тупых рапирах.
Наконец Дикштейн заметил, что Кортоне не принимает участие в разговоре, и начал рассказывать о хозяине вечеринки.
— Стивен Эшфорд несколько эксцентричен, но очень интересный и достойный человек, — сказал он. — Большую часть жизни он провел на Ближнем Востоке. Сколотил себе состояние, но полностью потерял его. Склонен делать сумасшедшие вещи. например, пересечь арабскую пустыню на верблюде.
— Не такое уж это сумасшествие, — возразил Кортоне.
— У него жена — ливанка, — заметил Ростов. Кортоне взглянул на Дикштейна.
— Она…
— Она моложе его, — торопливо сказал тот. — Он привез её в Англию как раз перед войной, когда стал профессором кафедры семитской литературы. И если он предложит тебе марсалу вместо шерри, значит, ты слишком загостился.
— И гости могут уловить эту разницу? — спросил Кортоне.
— Вот его дом.
Кортоне был готов увидеть нечто вроде мавританской виллы, но дом Эшфорда представлял собой имитацию тюдорианского стиля: выкрашен в белый цвет с зелеными деревянными накладками. Садик перед домом представлял собой сплошные заросли кустарника. Трое молодых людей направились по выложенной кирпичом дорожке к входу. Парадная дверь была открыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93