Махмуд жил рядом с Хассаном, когда в конце тридцатых Годов оба они были мальчишками, но они никогда не встречались, во всяком случае, не помнили об этом. После европейской войны, когда Хассан отправился на учебу в Англию, Махмуд пас овец вместе со своим отцом, братьями и дедушкой. И жизни их развивались в совершенно разных направлениях до войны 1948 года. Отец Махмуда, подобно семье Ясифа, принял решение сложить вещи и покинуть эти места. Двое юношей — Ясиф был несколько старше, чем Махмуд — встретились в лагере беженцев. Реакция Махмуда на прекращение огня была ещё резче, чем у Ясифа, что носило несколько парадоксальный характер, поскольку Ясиф потерял гораздо больше. Но Махмуд был охвачен такой яростью, что не видел для себя иного пути, как только бороться за освобождение Родины. С тех пор он, решив, что ему нечего делать с пастухами и баранами, ударился в политику; он решил досконально разобраться в ней. Прежде, чем претворить в жизнь свое решение, ему предстояло научиться читать.
Снова они встретились в пятидесятых годах в секторе Газа. К тому времени Махмуд заметно расцвел, если такое слово подходит к сжигавшей его ярости. Он прочел труды Клаузевица о войне и «Республику» Платона, «Капитал» и «Майн кампф», Кейна, Мао, Тэлбрайта и Ганди: он читал исторические труды и биографии, классические романы и современные пьесы. Он хорошо говорил по-английски, плохо по-русски и бегло на кантонском диалекте. Он возглавлял небольшие группы террористов, прорывавшихся на территорию Израиля, которые взрывали и расстреливали все, что им попадалось на глаза, грабили, а потом, возвращаясь, исчезали в лагерях беженцев в Газе, подобно крысам в грудах мусора. Деньги, оружие и разведданные террористы получали из Каира: Хассан и сам короткое время занимался этой деятельностью. И когда они снова встретились, Ясиф поведал Махмуду, кому он, в конечном счете, хранит верность — ни Каиру, ни даже общеарабскому делу, а Палестине.
Ясиф был готов бросить все и вся: свою работу в банке, свой дом в Люксембурге, свои обязанности в египетской разведке, — и присоединиться к борцам за свободу. Но Махмуд сказал «нет», а привычка командовать уже накрепко срослась с ним. Через несколько лет, сказал он — ибо он смотрел далеко вперед — им не будет равных в партизанской войне, но по-прежнему будут нужны друзья и помощники в высших эшелонах, связи в Европе и в секретных службах.
Они встречались ещё раз в Каире, и на этот раз обговорили систему связи, которая миновала египтян. Общение с разведывательным сообществом выработало у Хассана умение вводить собеседника в заблуждение: он казался куда менее проницательным, чем был на самом деле. На первых порах Ясиф слал те же материалы, что и Каиру, создавая облик преданного отчизне араба, который ловит счастье в Европе ив то же время старается заработать средства. Не так давно он обрел гораздо большую конкретную практическую ценность, когда палестинское движение стало разворачивать свои операции в Европе. Он заказывал гостиницы и билеты на авиарейсы, снимал дома и машины, закупал оружие и переводил средства.
Результаты его деятельности сказались взрывом в Риме. Ясиф был знаком с программой Махмуда по развертыванию террора в Европе. Он был убежден, что арабские армии, даже при мощной поддержке русских, никогда не одержат верх над евреями, потому что такое развитие событий позволило бы евреям считать себя осажденным народом, который защищает свои дома от иностранного вторжения, что и дало бы им силу выстоять. Истина же, с точки зрения Ясифа, заключалась в том, что палестинские арабы защищают свои дома против сионистских захватчиков. Палестинских арабов по-прежнему было значительно больше, чем евреев-израильтян, считая и беженцев в лагерях; и именно они, а не какое-то подобие солдат из Каира и Дамаска, освободят свою родину. Но сначала они должны поверить в силу и мощь федаинов. Такие факты, как взрыв в римском аэропорту, должны убедить всех, что федаины пользуются широкой международной поддержкой. И когда люди поверят в федаинов, они вступят в ряды федаинов, и тогда их натиск не остановить.
Но взрыв в римском аэропорту мелочь, пустячок в сравнении с тем, что вызрело у Хассана в голове.
Это был потрясающий замысел, после которого федаины несколько недель не сходили бы с первых страниц газет по всему миру, доказывая, что они являются мощной интернациональной силой, а не горсткой оборванных беженцев. И Хассан отчаянно надеялся, что Махмуд примет его план.
Ясиф Хассан пришел с предложением, чтобы федаины перехватили возможность возникновения холокоста.

Они обнялись как братья, расцеловали друг друга в обе щеки, а потом отстранились, чтобы получше рассмотреть друг друга.
— От тебя несет, как от шлюхи, — сказал Махмуд.
— А от тебя, как от козлиной задницы, — ответил Хассан.
Рассмеявшись, они снова обнялись.
Махмуд был крупным человеком, несколько выше Хассана и куда шире в плечах; он и производил впечатление крутой личности по тому, как ходил, говорил и держал голову.
В доме были две комнаты: та, в которую вошел Хассан, а за ней другая, где на полу, вместе с двумя другими мужчинами, спад Махмуд. Верхнего этажа не существовало. Пищу готовили на заднем дворе, а ближайший источник воды находился в ста ярдах. Женщины разводили огонь и варили кашу или похлебку из мятых, бобов. Пока они ждали, Хассан поведал Махмуду свою историю.
— Три месяца назад в Люксембурге я встретил человека, которого знал по Оксфорду, еврея Дикштейна. Выяснилось, что он крупный деятель Моссада. С тех пор я и слежу за ним с помощью русских, особенно человека из КГБ по фамилии Ростов. Мы выяснили, что Дикштейн планирует похитить судно с ураном, чтобы сионисты могли сделать свою атомную бомбу.
— Это угроза не только палестинскому делу. Такая бомба может опустошить весь Ближний Восток.
Это похоже на него, подумал Хассан, он видит все целиком.
— Что вы и ваши русские предполагаете делать? — спросил Махмуд.
— План заключается в том, чтобы остановить Дикштейна и разоблачить израильский заговор, представив сионистов в роли авантюристов, не подчиняющихся никаким законам. Пока деталей мы ещё не разработали. Но у меня есть и другое предложение. — Он помедлил, пытаясь точно сформулировать мысль, а потом разом выплеснул ее: — Я думаю, что федаины должны перехватить судно до того, как на нем окажется Дикштейн.
Махмуд приковался к нему пристальным взглядом и долго не отводил его.
Хассан молил: «Да скажи что-нибудь, ради Бога!» Махмуд медленно покачал головой из стороны в сторону, затем губы его растянулись в улыбке, и, наконец, он зашелся в хохоте, который начался с короткого смешка и кончился громовыми раскатами, от чего содрогалось все его тело, и обитатели дома сбежались посмотреть, что происходит.
Хассан прервал его:
— Ну, а ты что думаешь?
— Прекрасно. Не вижу, как мы это сделаем, но идея прекрасная, — вздохнул Махмуд.
Затем он стал задавать вопросы…
К полудню он позвал двух человек, которые, по всей видимости, были его лейтенантами. В их присутствии он опять обратился к деталям, которые считал самыми важными.
— «Копарелли» — обыкновенное торговое судно с постоянной командой?
— Да.
— И оно пойдет через Средиземное море в Геную?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93