Параметры их орбит были очень близки, но скорость корабля Поповича была на 360 километров в час больше, чем корабля Николаева. Огромная на Земле, в космосе эта разница была ничтожна: Попович облетал вокруг планеты только на три с половиной секунды быстрее Николаева. Но и такая маленькая разница неизбежно должна была привести к тому, что корабли разойдутся: Попович уйдет вперед. Однако, прежде чем это произошло, корабли летели какое-то время по космическим меркам рядом и видеть они друг друга могли. Николаев пишет в 1966 году: «Паша глазастее – он первым произнес долгожданное:
– Вижу тебя, «Сокол»! Вижу!
Меня он заметил раньше, видимо, еще и потому, что мой корабль окрасили лучи восходящего солнца.
Потом и я Павла увидел. Был момент, когда мы сблизились почти на шестикилометровое расстояние».
Попович подтверждает в книге, изданной в 1974 году: «Я первый заметил Андрияна. Его корабль, выходивший из тени, вдруг осветило солнце, и он показался звездой. Мы сблизились. Расстояние между нами было всего около пяти километров». В другой своей книге, изданной в 1985 году, Попович называет другую цифру: «Расстояние между нами было около шести с половиной километров».
Дело, конечно, не в расстоянии: плюс-минус километр ничего не решает. Разглядеть друг друга они могли, и очень хочется верить, что разглядели. Но в поисках истины, сильно припорошенной в то время «для красоты» разными «эффектными» деталями, настораживает другое. Почему в официальных сообщениях ТАСС нигде не названо минимальное расстояние между кораблями, а упомянуто только то, что это было «близкое расстояние»? Ведь баллистикам ничего не стоило его подсчитать. Почему ни во время беседы с Н. С. Хрущевым по радиотелефону, ни во время встречи с журналистами в районе приземления, ни на первой пресс-конференции на волжской даче космонавты не упоминают о том, что они видели друг друга? Ведь это такая яркая, а главное – всем понятная деталь, лучше всяких цифр рассказывающая о совместном полете. Только на московской большой пресс-конференции в актовом зале Университета Попович сказал мельком, что он «наблюдал корабль „Восток-3“, который представлял собой что-то вроде маленькой Луны». (А в книге не «луна», а «звезда») Николаев и в МГУ ничего не сказал о том, что он видел «Восток-4».
В групповом полете двух «Востоков» есть и еще одна любопытная деталь. Поскольку никто не мог гарантировать, что космонавты со временем адаптируются к невесомости, Королев предупредил:
– Если будет совсем плохо, вы скажите какую-нибудь условную фразу, ну, скажем, «вижу грозу над Африкой», и мы посадим корабль.
По плану Николаев должен был сесть 15 августа, а Попович – 16 августа. Однако Попович, пролетая вовсе не над Африкой, а над Мексиканским заливом, сообщил ЦУПу, что он видит грозу, после чего было принято решение о досрочной посадке «Востока-4». В официальных сообщениях об этом, разумеется, не было сказано.
Решение посадить корабли в один день сильно осложняло работу служб поиска космонавтов – ведь «Востоки» приземлились с интервалом всего в шесть минут. Но все прошло благополучно. Космонавты сели близко друг от друга южнее Караганды, оба были здоровы, бодры и жизнерадостны, все было отлично, и никому не хотелось вспоминать «грозу над Африкой».
Позднее Попович не отрицал, что договор с Королевым об условной фразе был и что о грозе он сообщил Земле, но вовсе не потому, что чувствовал себя плохо, а потому, что действительно видел тропическую грозу и просто поделился с Землей своими впечатлениями. Что же касается своего самочувствия, то Павел Романович оценил его не просто как хорошее, а как прекрасное.
Все это не имеет никакого принципиального значения. Докопаться до истины хочется не для торжества баллистических совершенств, а для того, чтобы оценить скорость проникновения пропагандистской лжи в души этих чистых и мужественных молодых ребят, динамику торжества принципа: вместо того, чтобы рассказывать о том, что было, говорить о том, что должно было быть, хотя бы его и не было. А правду как тут узнаешь: видели командиры двух кораблей друг друга, хорошо ли чувствовал себя Попович, – как скажут, так и есть, поди проверь...
Главный итог для Королева: космонавты живы и здоровы, в космосе летать можно долго, техника выдержала очередной экзамен.
И снова Внуково, красная ковровая дорожка, счастливое лицо Хрущева, Мавзолей, на трибуне которого Никита Сергеевич расставил Гагарина и Титова по правую руку, а Николаева и Поповича – по левую. Короче – всенародное ликование.
Новый взрыв восторга в связи с достижением, действительно выдающимся, бесконечное количество статей и репортажей в газетах, журналах, по радио и телевидению, эффектные сравнения с полетами американцев и та, воистину вселенская слава, которая окружала вчера еще безвестных летчиков, – все это, естественно, заставляло людей задавать вопросы: а кто же все это придумал и сделал? Ответов на эти вопросы не было. Космонавты благодарили Коммунистическую партию. Коммунистическая партия благодарила ученых, инженеров, техников и рабочих. Но кого конкретно? После полета Николаева и Поповича по московским редакциям пополз тайный слушок, что Главного Конструктора и Теоретика Космонавтики собираются рассекретить. Помню, я даже написал очерк о Келдыше, который провалялся в сейфе лет пятнадцать: никакого рассекречивания тогда не состоялось. Ни тогда, ни потом. Шофер Александр Леонидович Репин очень переживал, что его Главного никто не знает, и спросил однажды у Сергея Павловича, когда его «откроют», когда люди о нем узнают?
– Вот умру, и сразу все узнают! – ответил Королев с какой-то веселой удалью.
Он угадал точно: только смерть, которая никому не подчиняется, рассекретила его...
Да, Королев ответил весело, но весело ли ему было? Как сам Сергей Павлович относился к своему потаенному положению? Бесфамильность эта тяготила его. Все понимали, что триумф молодых летчиков не соответствует их личным вкладам в космонавтику, а точнее, – несоизмерим с вкладом ее подлинных творцов. Да и сами космонавты, и в первую очередь Юрий Гагарин, тоже это понимали. В замалчивании имени Королева была некая высшая несправедливость. И она, конечно, уязвляла Сергея Павловича. Но он, за редчайшим исключением, никому об этом не говорил. Наоборот, если и заходил об этом разговор, утверждал, что так, мол, жить спокойнее. Здесь он, я убежден, лукавил. Но если копнуть поглубже, то и тут столкнемся мы с еще одним проявлением постоянной противоречивости этого удивительного человека.
Занимаясь всю жизнь оборонной техникой, Королев относился к секретности как к должному, необходимому и справедливому. Всегда соблюдал все правила режима, никогда не приносил домой секретных бумаг, не вел дневников, не записывал, что не положено, в записных книжках. Так было в годы работы в РНИИ, так было на ракетных полигонах, так осталось и в космонавтике. В своих воспоминаниях сын Хрущева Сергей пишет: «Покров таинственности вокруг самолетов, ракет, танков отец считал в значительной степени надуманным». Ему, конечно, виднее, но мне трудно согласиться с этим утверждением. Хрущев сам был великий секретчик. Некоторые важные государственные бумаги по его требованию составлялись в единственном экземпляре, что, по мнению Никиты Сергеевича, гарантировало тайну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360
– Вижу тебя, «Сокол»! Вижу!
Меня он заметил раньше, видимо, еще и потому, что мой корабль окрасили лучи восходящего солнца.
Потом и я Павла увидел. Был момент, когда мы сблизились почти на шестикилометровое расстояние».
Попович подтверждает в книге, изданной в 1974 году: «Я первый заметил Андрияна. Его корабль, выходивший из тени, вдруг осветило солнце, и он показался звездой. Мы сблизились. Расстояние между нами было всего около пяти километров». В другой своей книге, изданной в 1985 году, Попович называет другую цифру: «Расстояние между нами было около шести с половиной километров».
Дело, конечно, не в расстоянии: плюс-минус километр ничего не решает. Разглядеть друг друга они могли, и очень хочется верить, что разглядели. Но в поисках истины, сильно припорошенной в то время «для красоты» разными «эффектными» деталями, настораживает другое. Почему в официальных сообщениях ТАСС нигде не названо минимальное расстояние между кораблями, а упомянуто только то, что это было «близкое расстояние»? Ведь баллистикам ничего не стоило его подсчитать. Почему ни во время беседы с Н. С. Хрущевым по радиотелефону, ни во время встречи с журналистами в районе приземления, ни на первой пресс-конференции на волжской даче космонавты не упоминают о том, что они видели друг друга? Ведь это такая яркая, а главное – всем понятная деталь, лучше всяких цифр рассказывающая о совместном полете. Только на московской большой пресс-конференции в актовом зале Университета Попович сказал мельком, что он «наблюдал корабль „Восток-3“, который представлял собой что-то вроде маленькой Луны». (А в книге не «луна», а «звезда») Николаев и в МГУ ничего не сказал о том, что он видел «Восток-4».
В групповом полете двух «Востоков» есть и еще одна любопытная деталь. Поскольку никто не мог гарантировать, что космонавты со временем адаптируются к невесомости, Королев предупредил:
– Если будет совсем плохо, вы скажите какую-нибудь условную фразу, ну, скажем, «вижу грозу над Африкой», и мы посадим корабль.
По плану Николаев должен был сесть 15 августа, а Попович – 16 августа. Однако Попович, пролетая вовсе не над Африкой, а над Мексиканским заливом, сообщил ЦУПу, что он видит грозу, после чего было принято решение о досрочной посадке «Востока-4». В официальных сообщениях об этом, разумеется, не было сказано.
Решение посадить корабли в один день сильно осложняло работу служб поиска космонавтов – ведь «Востоки» приземлились с интервалом всего в шесть минут. Но все прошло благополучно. Космонавты сели близко друг от друга южнее Караганды, оба были здоровы, бодры и жизнерадостны, все было отлично, и никому не хотелось вспоминать «грозу над Африкой».
Позднее Попович не отрицал, что договор с Королевым об условной фразе был и что о грозе он сообщил Земле, но вовсе не потому, что чувствовал себя плохо, а потому, что действительно видел тропическую грозу и просто поделился с Землей своими впечатлениями. Что же касается своего самочувствия, то Павел Романович оценил его не просто как хорошее, а как прекрасное.
Все это не имеет никакого принципиального значения. Докопаться до истины хочется не для торжества баллистических совершенств, а для того, чтобы оценить скорость проникновения пропагандистской лжи в души этих чистых и мужественных молодых ребят, динамику торжества принципа: вместо того, чтобы рассказывать о том, что было, говорить о том, что должно было быть, хотя бы его и не было. А правду как тут узнаешь: видели командиры двух кораблей друг друга, хорошо ли чувствовал себя Попович, – как скажут, так и есть, поди проверь...
Главный итог для Королева: космонавты живы и здоровы, в космосе летать можно долго, техника выдержала очередной экзамен.
И снова Внуково, красная ковровая дорожка, счастливое лицо Хрущева, Мавзолей, на трибуне которого Никита Сергеевич расставил Гагарина и Титова по правую руку, а Николаева и Поповича – по левую. Короче – всенародное ликование.
Новый взрыв восторга в связи с достижением, действительно выдающимся, бесконечное количество статей и репортажей в газетах, журналах, по радио и телевидению, эффектные сравнения с полетами американцев и та, воистину вселенская слава, которая окружала вчера еще безвестных летчиков, – все это, естественно, заставляло людей задавать вопросы: а кто же все это придумал и сделал? Ответов на эти вопросы не было. Космонавты благодарили Коммунистическую партию. Коммунистическая партия благодарила ученых, инженеров, техников и рабочих. Но кого конкретно? После полета Николаева и Поповича по московским редакциям пополз тайный слушок, что Главного Конструктора и Теоретика Космонавтики собираются рассекретить. Помню, я даже написал очерк о Келдыше, который провалялся в сейфе лет пятнадцать: никакого рассекречивания тогда не состоялось. Ни тогда, ни потом. Шофер Александр Леонидович Репин очень переживал, что его Главного никто не знает, и спросил однажды у Сергея Павловича, когда его «откроют», когда люди о нем узнают?
– Вот умру, и сразу все узнают! – ответил Королев с какой-то веселой удалью.
Он угадал точно: только смерть, которая никому не подчиняется, рассекретила его...
Да, Королев ответил весело, но весело ли ему было? Как сам Сергей Павлович относился к своему потаенному положению? Бесфамильность эта тяготила его. Все понимали, что триумф молодых летчиков не соответствует их личным вкладам в космонавтику, а точнее, – несоизмерим с вкладом ее подлинных творцов. Да и сами космонавты, и в первую очередь Юрий Гагарин, тоже это понимали. В замалчивании имени Королева была некая высшая несправедливость. И она, конечно, уязвляла Сергея Павловича. Но он, за редчайшим исключением, никому об этом не говорил. Наоборот, если и заходил об этом разговор, утверждал, что так, мол, жить спокойнее. Здесь он, я убежден, лукавил. Но если копнуть поглубже, то и тут столкнемся мы с еще одним проявлением постоянной противоречивости этого удивительного человека.
Занимаясь всю жизнь оборонной техникой, Королев относился к секретности как к должному, необходимому и справедливому. Всегда соблюдал все правила режима, никогда не приносил домой секретных бумаг, не вел дневников, не записывал, что не положено, в записных книжках. Так было в годы работы в РНИИ, так было на ракетных полигонах, так осталось и в космонавтике. В своих воспоминаниях сын Хрущева Сергей пишет: «Покров таинственности вокруг самолетов, ракет, танков отец считал в значительной степени надуманным». Ему, конечно, виднее, но мне трудно согласиться с этим утверждением. Хрущев сам был великий секретчик. Некоторые важные государственные бумаги по его требованию составлялись в единственном экземпляре, что, по мнению Никиты Сергеевича, гарантировало тайну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360