Баланин был специалист по подъемно-транспортным машинам, погрузочно-разгрузочной технике, электротехнике. Это все-таки далековато от авиации. Больше он мог помочь Сергею в другом: часть книг ОАВУКа была получена из Германии, а Григорий Михайлович свободно читал по-немецки. Сергей просмотрел «Аэроплан, или Птицеподобная летательная машина» К.Э. Циолковского, книжку наивную и удивительно романтическую, осилил «Полет птиц как основа летательного искусства» Отто Лилиенталя, «Учение о летательных силах» Винера, «Результаты аэродинамической опытной установки в Гёттингене» Прандтля, «Введение в механику», «Полет и наука», «Учение о полете», «Доклады и сообщения научного общества воздушных полетов», «Ежегодник научного общества по авиатехнике». Немцы писали подробно, обстоятельно, скучно, но все-таки более или менее понятно. Куда труднее оказались специальные книги Бриана, Эберхарда, Дорнье, Неймана по самолетным конструкциям, стабилизации, расчету нагрузок. Тут пригодились ему пусть самые начальные, но все-таки знания строительной механики и сопромата.
На Соборке дурацким шуточкам Жоржа Назарковского смеялась Ляля Винцентини, Калашников в «Соколе» крутил «солнышко», Володька Бауэр, наверное, уже вывел на прогулку своего рыжего пса. А вот белый пароход выплыл из-за балконной шторы, сверкая ожерельями своих иллюминаторов. Где-то очень далеко тихо охал духовой оркестр. А он все сидел и читал о пропеллере Гайслера. Но, быть может, именно в один из таких томительных вечеров и произошло это невероятное смещение: аккуратные чертежи немецких книг наплыли на яркие плакаты, которыми пестрели все одесские тумбы: «Помножь авиацию на химию!», «Даешь мотор!», «Овладеем авиакультурой!» И тогда он подумал вдруг, что может сам построить самолет и сам увести его в небо! Сам! Ну, пусть не самолет, пусть только планер. Но это будет ЕГО планер!
Он затаил дыхание от одной мысли, что такое возможно!
Скоро пошли дожди, стало штормить, и гидросамолеты в Хлебной гавани дремали теперь в ангарах. Лето кончилось.
6
В дружбе и в любви мы зачастую бываем счастливы тем, чего не ведаем, нежели тем, что знаем.
Франсуа де Ларошфуко
Снова начались занятия в стройпрофшколе. Год был выпускной, и Сергей решил подналечь. Преподаватель немецкого языка Готлиб Карлович Аве с удивлением обнаружил, что Королев выходит у него в первые ученики: о книжках германских авиаторов Аве ничего не знал. И Стилиануди был доволен: чертежи Королева были сделаны совершенно профессионально, и штриховку не подчищал, и стрелочки аккуратные, нерастопыренные.
В мастерской у Вавизеля пробовали уже делать стропила, осваивали врубки, соединения, ну и попроще была работа: топорища, грабли, наличники. Однажды Ляля Винцентини объявила, что они с братом записались на «Курсы по подготовке технических сотрудников правительственных, общественных и коммерческих учреждений». Сергей не мог не записаться тоже. Им читали курс стенографии и обучали стенографировать по слуховой системе Тэрнэ. Ребята увлеклись этим делом, соревновались в скорописи, обещая побить рекорд одесских стенографов, записавших в городской думе речь Пуришкевича, который выпаливал более двухсот слов в минуту. И все-таки начальство критиковало завуча Александрова за отрыв от жизни, гимназический академизм, и теперь выпускники, или, как их называли, стажеры, больше времени отдавали специальным строительным дисциплинам.
Королев занимался с Валерьяном Божко, иногда подключался к ним Жорка Калашников. Вместе строили объемные геометрические фигуры, крутили их на ниточках, проецируя на разные плоскости, развивали «пространственное воображение». Чем больше Сергей присматривался к Жорке, тем яснее становилось ему, что под лихостью, острословием и спортивной бравадой «типического одессита» скрывается серьезный, умный парень. Отец Калашникова был знаменитым одесским букинистом, вся их квартира снизу доверху завалена редкими книгами. Наверное, самый начитанный в их классе Жорка отлично знал историю своего города, буквально каждого дома, однако никогда этим не козырял и, когда разговор касался книг, делался вдруг необъяснимо скромным.
Но ни просторная квартира Сергея на Платоновскому молу, ни книжные сокровища Жорки не влекли их так, как влекла, манила ничем не замечательная квартира Винцентини. Впрочем, нет, эта квартира была замечательна необыкновенно радушной, веселой и какой-то удивительно свободной атмосферой, которую дружно создавали все ее обитатели – и взрослые и юные. В классе с Сергеем учились брат и сестра Винцентини – Юрий и Ксения. Юрка – нескладный, долговязый, а Ляля очень хороша, стройненькая, коса ниже пояса, глазастая. Говорили, что предки Винцентини были выходцами из Италии и в незапамятные годы приехали на юг России, чтобы заняться виноградарством. В родителях Юры и Ляли, несмотря на фамилию, итальянского было мало, хотя отец – инженер-путеец отличался большой музыкальностью и петь любил не меньше неаполитанца. Но не в песнях и музыке дело. Главное, что для Юры и Ляли и всех друзей Юры и Ляли он был просто Макс. Этот веселый и умный человек принадлежал к тем счастливым людям, которые, проходя сквозь детство, юность и зрелые годы своих детей, всегда остаются их друзьями. Его жена, Софья Федоровна, женщина щедрейшей души, искренне любила всех этих мальчишек и девчонок, бесконечно снующих в ее доме. К Винцентини ходило едва ли не полкласса. Тут не только занимались и устраивали разные хитрые самопроверки перед экзаменами, тут грелись, когда было холодно, тут подкармливались, когда было голодно, а дней таких в те годы набиралось немало, и от простого чая с картофельными оладьями отказывались редкие гордецы. Наконец, тут веселились. Здесь рождались все будущие уличные проказы, здесь пели, танцевали, разыгрывали какие-то шуточные сценки, играли в шарады, отсюда уходили гулять и сюда возвращались. И никто не помнит, чтобы Софья Федоровна упрекнула хоть раз за грязные полы. По существу, дом Винцентини был молодежным клубом, тем редким молодежным клубом, в котором всегда было весело и интересно. Если где-то что-то происходило – первыми узнавали Винцентини: ведь сразу бежали сюда. Допустим, в школе сняли их стенгазету, найдя непочтительными некоторые намеки на преподавателей. Митинг протеста у Винцентини. В другой раз, когда один из преподавателей опоздал на занятия, весь класс убежал в «самоволку» в парк Шевченко. И надо же так было случиться, что как раз в этот день к Александрову нагрянул очередной инспектор.
– Ставьте меня в трудное положение, я согласен, – взволнованно говорил на следующий день завуч. – Ставьте меня в опасное положение, я и тут согласен. Но не ставьте в смешное!
И после этого, притихшие, собрались они у Винцентини.
– Да что тут говорить, – тихо выдохнул Валя Божко, – как комсорг считаю, что мы поступили по-свински...
Всем было не по себе. В этот вечер Макс и Юра не сели за пианино...
В ту осень Сергей Королев бывал у Винцентини почти каждый день. По обыкновению своему, никогда не оказывался он в центре компании, обычно располагался где-нибудь в уголке, помалкивал, только глаза его черные блестели. Он понимал, что дом этот вполне может обойтись без него, но сам он не мог обойтись без этого дома:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360
На Соборке дурацким шуточкам Жоржа Назарковского смеялась Ляля Винцентини, Калашников в «Соколе» крутил «солнышко», Володька Бауэр, наверное, уже вывел на прогулку своего рыжего пса. А вот белый пароход выплыл из-за балконной шторы, сверкая ожерельями своих иллюминаторов. Где-то очень далеко тихо охал духовой оркестр. А он все сидел и читал о пропеллере Гайслера. Но, быть может, именно в один из таких томительных вечеров и произошло это невероятное смещение: аккуратные чертежи немецких книг наплыли на яркие плакаты, которыми пестрели все одесские тумбы: «Помножь авиацию на химию!», «Даешь мотор!», «Овладеем авиакультурой!» И тогда он подумал вдруг, что может сам построить самолет и сам увести его в небо! Сам! Ну, пусть не самолет, пусть только планер. Но это будет ЕГО планер!
Он затаил дыхание от одной мысли, что такое возможно!
Скоро пошли дожди, стало штормить, и гидросамолеты в Хлебной гавани дремали теперь в ангарах. Лето кончилось.
6
В дружбе и в любви мы зачастую бываем счастливы тем, чего не ведаем, нежели тем, что знаем.
Франсуа де Ларошфуко
Снова начались занятия в стройпрофшколе. Год был выпускной, и Сергей решил подналечь. Преподаватель немецкого языка Готлиб Карлович Аве с удивлением обнаружил, что Королев выходит у него в первые ученики: о книжках германских авиаторов Аве ничего не знал. И Стилиануди был доволен: чертежи Королева были сделаны совершенно профессионально, и штриховку не подчищал, и стрелочки аккуратные, нерастопыренные.
В мастерской у Вавизеля пробовали уже делать стропила, осваивали врубки, соединения, ну и попроще была работа: топорища, грабли, наличники. Однажды Ляля Винцентини объявила, что они с братом записались на «Курсы по подготовке технических сотрудников правительственных, общественных и коммерческих учреждений». Сергей не мог не записаться тоже. Им читали курс стенографии и обучали стенографировать по слуховой системе Тэрнэ. Ребята увлеклись этим делом, соревновались в скорописи, обещая побить рекорд одесских стенографов, записавших в городской думе речь Пуришкевича, который выпаливал более двухсот слов в минуту. И все-таки начальство критиковало завуча Александрова за отрыв от жизни, гимназический академизм, и теперь выпускники, или, как их называли, стажеры, больше времени отдавали специальным строительным дисциплинам.
Королев занимался с Валерьяном Божко, иногда подключался к ним Жорка Калашников. Вместе строили объемные геометрические фигуры, крутили их на ниточках, проецируя на разные плоскости, развивали «пространственное воображение». Чем больше Сергей присматривался к Жорке, тем яснее становилось ему, что под лихостью, острословием и спортивной бравадой «типического одессита» скрывается серьезный, умный парень. Отец Калашникова был знаменитым одесским букинистом, вся их квартира снизу доверху завалена редкими книгами. Наверное, самый начитанный в их классе Жорка отлично знал историю своего города, буквально каждого дома, однако никогда этим не козырял и, когда разговор касался книг, делался вдруг необъяснимо скромным.
Но ни просторная квартира Сергея на Платоновскому молу, ни книжные сокровища Жорки не влекли их так, как влекла, манила ничем не замечательная квартира Винцентини. Впрочем, нет, эта квартира была замечательна необыкновенно радушной, веселой и какой-то удивительно свободной атмосферой, которую дружно создавали все ее обитатели – и взрослые и юные. В классе с Сергеем учились брат и сестра Винцентини – Юрий и Ксения. Юрка – нескладный, долговязый, а Ляля очень хороша, стройненькая, коса ниже пояса, глазастая. Говорили, что предки Винцентини были выходцами из Италии и в незапамятные годы приехали на юг России, чтобы заняться виноградарством. В родителях Юры и Ляли, несмотря на фамилию, итальянского было мало, хотя отец – инженер-путеец отличался большой музыкальностью и петь любил не меньше неаполитанца. Но не в песнях и музыке дело. Главное, что для Юры и Ляли и всех друзей Юры и Ляли он был просто Макс. Этот веселый и умный человек принадлежал к тем счастливым людям, которые, проходя сквозь детство, юность и зрелые годы своих детей, всегда остаются их друзьями. Его жена, Софья Федоровна, женщина щедрейшей души, искренне любила всех этих мальчишек и девчонок, бесконечно снующих в ее доме. К Винцентини ходило едва ли не полкласса. Тут не только занимались и устраивали разные хитрые самопроверки перед экзаменами, тут грелись, когда было холодно, тут подкармливались, когда было голодно, а дней таких в те годы набиралось немало, и от простого чая с картофельными оладьями отказывались редкие гордецы. Наконец, тут веселились. Здесь рождались все будущие уличные проказы, здесь пели, танцевали, разыгрывали какие-то шуточные сценки, играли в шарады, отсюда уходили гулять и сюда возвращались. И никто не помнит, чтобы Софья Федоровна упрекнула хоть раз за грязные полы. По существу, дом Винцентини был молодежным клубом, тем редким молодежным клубом, в котором всегда было весело и интересно. Если где-то что-то происходило – первыми узнавали Винцентини: ведь сразу бежали сюда. Допустим, в школе сняли их стенгазету, найдя непочтительными некоторые намеки на преподавателей. Митинг протеста у Винцентини. В другой раз, когда один из преподавателей опоздал на занятия, весь класс убежал в «самоволку» в парк Шевченко. И надо же так было случиться, что как раз в этот день к Александрову нагрянул очередной инспектор.
– Ставьте меня в трудное положение, я согласен, – взволнованно говорил на следующий день завуч. – Ставьте меня в опасное положение, я и тут согласен. Но не ставьте в смешное!
И после этого, притихшие, собрались они у Винцентини.
– Да что тут говорить, – тихо выдохнул Валя Божко, – как комсорг считаю, что мы поступили по-свински...
Всем было не по себе. В этот вечер Макс и Юра не сели за пианино...
В ту осень Сергей Королев бывал у Винцентини почти каждый день. По обыкновению своему, никогда не оказывался он в центре компании, обычно располагался где-нибудь в уголке, помалкивал, только глаза его черные блестели. Он понимал, что дом этот вполне может обойтись без него, но сам он не мог обойтись без этого дома:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360