Рябиков замещал Устинова, когда наркомат эвакуировали в Пермь. Всю войну они были неразлучны. Рябиков шел за Устиновым, как нитка за иголкой, всю жизнь и оставался «человеком Устинова» до самой смерти. Административная и партийная работа не испарила инженерных знаний Василия Михайловича, технику он любил, а что не понимал – быстро схватывал. Это был спокойный, суховатый и здравомыслящий человек и, – что не так часто встречается в людях его ранга, – воспитанный и деликатный.
Встретили Рябикова очень приветливо и показали ему все, что могло произвести впечатление: вновь организованный институт, молча и усидчиво работающих немцев, завод «Монтанья», конструкторскую группу в городке Зоммерда, подземный завод «Митгельверке» и, наконец, «гвоздь программы» – запуск двигателя на стенде в Леестене, который – в этом многократно убеждались – на человека, впервые это видевшего, не мог не произвести впечатления. Оглушенный Василий Михайлович спросил тихо:
– Сколько же времени он работал?
– Минуту, – ответил Шабранский.
– А я думал целый час...
На вилле «Франк», первый этаж которой превратился в какое-то подобие офицерского клуба ракетчиков, устроили прием в честь высокого гостя и, хотя Семен Гаврилович Чижиков, поселившийся на вилле вместе с Чертоком, добыл целый ящик «Корна» – своеобразного напитка, похожего одновременно и на испорченный коньяк и на недоброкачественную водку, пили очень мало и, если можно так выразиться, очень трезво пили, поднимаясь для тостов прежде всего, ради произносимых слов, а уж потом ради самой рюмки, точнее – фужера: рюмки были не в ходу.
Рябиков слушал других, а сам помалкивал. Лишь в конце вечера он поднялся, понимая, что было бы невежливо не сказать ответного слова:
– Ну что же, товарищи, все, что вы мне показали, очень интересно. И перспективно. Я считаю, что нашему наркомату надо подключаться к этой работе. Буду говорить об этом с Дмитрием Федоровичем...
В один из дней начала мая Гайдуков срочно вызвал к себе Королева.
– Ждите гостей, Сергей Павлович, – сказал он строго. – К нам едут из Берлина Устинов, Яковлев с целой свитой: восемь министров и замминистров, из ЦК кто-то, ученые. Надо подготовиться.
– А из ученых кто? – подумав, спросил Королев.
– Челомей. Профессор Сатель из МВТУ. Соколов из НИИ-4...
– Раз из НИИ, значит ученый! Оба расхохотались.
С.П.Королев и Ю.А.Победоносцев. Германия, 1945 г.
Василий Павлович Мишин.
1947 г.
Вилла «Франк»
Н.А. Пилюгин и М.С. Рязанский в Блейхероде.
Германия, 1945 г.
Борис Евсеевич Черток в Германии.
1945 г.
Лев Михайлович Гайдуков
Германия, февраль 1946 г.
Сидят (слева направо): Н.А.Пилюгин, И.Б.Бровка, (?), Бакунин – инструктор отдела минометчиков, Ю.А.Победоносцев, С.П.Королев, B.C.Будник; стоят: (?), В.И.Харчев, Л.А.Воскресенский, С.Г.Чижиков, В.П.Мишин
Василий Михайлович Рябиков
41
Заметьте, что мы имеем важное преимущество перед прежними путешественниками: мы путешествуем вооруженные.
Константин Батюшков
Вскоре после войны Сталин собрал всех наркомов оборонщиков и сказал: – Положите ваши мундиры в сундуки и пересыпьте нафталином. Больше они вам не понадобятся. То, чем вы занимались, забудьте...
Начал перечислять, кому что делать. Паршину – турбины, насосы, компрессоры, текстильные и полиграфические машины, часы... И так каждому наркому.
Единственным человеком, который выступил, когда Сталин закончил, был танкист Зальцман, любимец вождя, который во время войны год был наркомом.
– Нам спущен план, который мы обязаны выполнять, – сказал Исаак Моисеевич, – машины на потоке, да и материалы мы получаем не для тракторов...
– Я убедился, товарищ Зальцман, – сказал задумчиво Сталин, – что вы наркомом быть не можете. С этого часа вы не министр, а директор Челябинского завода.
Боевые наркомы сидели, как зайцы, прижав уши...
Когда Рябиков рассказал Устинову о поездке в Германию и добавил, что, по его мнению, ракетная техника – дело перспективное, Устинов долго раздумывал, как ему доложить Сталину, ведь неровен час, и он может враз полететь, как Зальцман. Но и тянуть с докладом нельзя: плохо, если Сталин узнает о ракетах не от него, а, скажем, через Серова от Берия. В конце концов, он решился. Далее события развивались очень быстро. Постановление Совмина о создании научно-исследовательских центров для нужд ракетной техники было принято молниеносно – 13 мая 1946 года. Согласно этому постановлению Устинов учредил у себя головной институт – НИИ-88. Министерство промышленности средств связи – НИИ-885, которому поручались работы по аппаратуре и радиосвязи для ракет. Главным конструктором этого НИИ был назначен Михаил Сергеевич Рязанский. В рамках Министерства судостроительной промышленности создавался НИИ-10 – институт по гироскопам во главе с Виктором Ивановичем Кузнецовым. Министерство авиационной промышленности выделило для Валентина Петровича Глушко свою базу – НИИ-456 и опытный завод, где утвердилось ОКБ ракетных двигателей. Конструкторское бюро Владимира Павловича Бармина по разработке стартовых комплексов обосновалось на заводе «Компрессор», где строились первые реактивные установки. Тогда же в ЦК был поставлен вопрос о создании полигона для испытаний ракет дальнего действия и военным поручалось срочно найти место для такого полигона.
Май 46-го – поворотный момент в истории нашей ракетной техники. В конце 20-х-начале 30-х годов ракетчиков считали просто фантазерами. В середине 30-х – увлеченными энтузиастами, которые тратят силы на не очень серьезное дело. С конца 30-х они как бы были допущены в цех вооруженцев, но не более. С мая 46-го начинается путь, который выведет ракету в приоритетные лидеры не только оборонной, но и многих других отраслей промышленности, в немалой степени подчинит ей экономику, отдаст едва ли не лучшие умы Академии наук и ведущих вузов и в результате – сделает ее основным оружием армии, авиации и флота, предоставит ей почетные места за круглыми столами дипломатических переговоров и поднимет на самые высокие трибуны международных форумов, где ракеты будут определять судьбу войны и мира, а, в конечном счете, судьбу жизни на нашей планете.
С мая 1946 года остротам и улыбкам скептиков приходит конец. Это вовсе не означает, что скептики разом исчезли. Отнюдь. Их много. Авиаконструктор Яковлев, например, доказывал, что немцы войну проиграли чуть ли не потому, что в ущерб авиации увлеклись ракетами. Нет, скептики были и тормозили дело, как могли, еще многие годы. Но это был уже личный, а не государственный скептицизм. Острить и улыбаться дозволялось в узком кругу, но никто на серьезном совещании уже не стал бы иронизировать над ракетчиками, ибо это значило бы смеяться над армией, а ведь военные скорее простят тем, кто их побил, чем тем, кто над ними смеялся. Это значило бы издеваться над Госпланом, который объявил на заседании Верховного Совета СССР о том, что в первой послевоенной пятилетке необходимо обеспечить работы «по развитию реактивной техники, применению нового типа двигателей, создающих новые скорости и мощности». Наконец, неверие в ракеты означало бы неверие в мудрость и дальновидность того, по чьей воле ракеты были теперь признаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360
Встретили Рябикова очень приветливо и показали ему все, что могло произвести впечатление: вновь организованный институт, молча и усидчиво работающих немцев, завод «Монтанья», конструкторскую группу в городке Зоммерда, подземный завод «Митгельверке» и, наконец, «гвоздь программы» – запуск двигателя на стенде в Леестене, который – в этом многократно убеждались – на человека, впервые это видевшего, не мог не произвести впечатления. Оглушенный Василий Михайлович спросил тихо:
– Сколько же времени он работал?
– Минуту, – ответил Шабранский.
– А я думал целый час...
На вилле «Франк», первый этаж которой превратился в какое-то подобие офицерского клуба ракетчиков, устроили прием в честь высокого гостя и, хотя Семен Гаврилович Чижиков, поселившийся на вилле вместе с Чертоком, добыл целый ящик «Корна» – своеобразного напитка, похожего одновременно и на испорченный коньяк и на недоброкачественную водку, пили очень мало и, если можно так выразиться, очень трезво пили, поднимаясь для тостов прежде всего, ради произносимых слов, а уж потом ради самой рюмки, точнее – фужера: рюмки были не в ходу.
Рябиков слушал других, а сам помалкивал. Лишь в конце вечера он поднялся, понимая, что было бы невежливо не сказать ответного слова:
– Ну что же, товарищи, все, что вы мне показали, очень интересно. И перспективно. Я считаю, что нашему наркомату надо подключаться к этой работе. Буду говорить об этом с Дмитрием Федоровичем...
В один из дней начала мая Гайдуков срочно вызвал к себе Королева.
– Ждите гостей, Сергей Павлович, – сказал он строго. – К нам едут из Берлина Устинов, Яковлев с целой свитой: восемь министров и замминистров, из ЦК кто-то, ученые. Надо подготовиться.
– А из ученых кто? – подумав, спросил Королев.
– Челомей. Профессор Сатель из МВТУ. Соколов из НИИ-4...
– Раз из НИИ, значит ученый! Оба расхохотались.
С.П.Королев и Ю.А.Победоносцев. Германия, 1945 г.
Василий Павлович Мишин.
1947 г.
Вилла «Франк»
Н.А. Пилюгин и М.С. Рязанский в Блейхероде.
Германия, 1945 г.
Борис Евсеевич Черток в Германии.
1945 г.
Лев Михайлович Гайдуков
Германия, февраль 1946 г.
Сидят (слева направо): Н.А.Пилюгин, И.Б.Бровка, (?), Бакунин – инструктор отдела минометчиков, Ю.А.Победоносцев, С.П.Королев, B.C.Будник; стоят: (?), В.И.Харчев, Л.А.Воскресенский, С.Г.Чижиков, В.П.Мишин
Василий Михайлович Рябиков
41
Заметьте, что мы имеем важное преимущество перед прежними путешественниками: мы путешествуем вооруженные.
Константин Батюшков
Вскоре после войны Сталин собрал всех наркомов оборонщиков и сказал: – Положите ваши мундиры в сундуки и пересыпьте нафталином. Больше они вам не понадобятся. То, чем вы занимались, забудьте...
Начал перечислять, кому что делать. Паршину – турбины, насосы, компрессоры, текстильные и полиграфические машины, часы... И так каждому наркому.
Единственным человеком, который выступил, когда Сталин закончил, был танкист Зальцман, любимец вождя, который во время войны год был наркомом.
– Нам спущен план, который мы обязаны выполнять, – сказал Исаак Моисеевич, – машины на потоке, да и материалы мы получаем не для тракторов...
– Я убедился, товарищ Зальцман, – сказал задумчиво Сталин, – что вы наркомом быть не можете. С этого часа вы не министр, а директор Челябинского завода.
Боевые наркомы сидели, как зайцы, прижав уши...
Когда Рябиков рассказал Устинову о поездке в Германию и добавил, что, по его мнению, ракетная техника – дело перспективное, Устинов долго раздумывал, как ему доложить Сталину, ведь неровен час, и он может враз полететь, как Зальцман. Но и тянуть с докладом нельзя: плохо, если Сталин узнает о ракетах не от него, а, скажем, через Серова от Берия. В конце концов, он решился. Далее события развивались очень быстро. Постановление Совмина о создании научно-исследовательских центров для нужд ракетной техники было принято молниеносно – 13 мая 1946 года. Согласно этому постановлению Устинов учредил у себя головной институт – НИИ-88. Министерство промышленности средств связи – НИИ-885, которому поручались работы по аппаратуре и радиосвязи для ракет. Главным конструктором этого НИИ был назначен Михаил Сергеевич Рязанский. В рамках Министерства судостроительной промышленности создавался НИИ-10 – институт по гироскопам во главе с Виктором Ивановичем Кузнецовым. Министерство авиационной промышленности выделило для Валентина Петровича Глушко свою базу – НИИ-456 и опытный завод, где утвердилось ОКБ ракетных двигателей. Конструкторское бюро Владимира Павловича Бармина по разработке стартовых комплексов обосновалось на заводе «Компрессор», где строились первые реактивные установки. Тогда же в ЦК был поставлен вопрос о создании полигона для испытаний ракет дальнего действия и военным поручалось срочно найти место для такого полигона.
Май 46-го – поворотный момент в истории нашей ракетной техники. В конце 20-х-начале 30-х годов ракетчиков считали просто фантазерами. В середине 30-х – увлеченными энтузиастами, которые тратят силы на не очень серьезное дело. С конца 30-х они как бы были допущены в цех вооруженцев, но не более. С мая 46-го начинается путь, который выведет ракету в приоритетные лидеры не только оборонной, но и многих других отраслей промышленности, в немалой степени подчинит ей экономику, отдаст едва ли не лучшие умы Академии наук и ведущих вузов и в результате – сделает ее основным оружием армии, авиации и флота, предоставит ей почетные места за круглыми столами дипломатических переговоров и поднимет на самые высокие трибуны международных форумов, где ракеты будут определять судьбу войны и мира, а, в конечном счете, судьбу жизни на нашей планете.
С мая 1946 года остротам и улыбкам скептиков приходит конец. Это вовсе не означает, что скептики разом исчезли. Отнюдь. Их много. Авиаконструктор Яковлев, например, доказывал, что немцы войну проиграли чуть ли не потому, что в ущерб авиации увлеклись ракетами. Нет, скептики были и тормозили дело, как могли, еще многие годы. Но это был уже личный, а не государственный скептицизм. Острить и улыбаться дозволялось в узком кругу, но никто на серьезном совещании уже не стал бы иронизировать над ракетчиками, ибо это значило бы смеяться над армией, а ведь военные скорее простят тем, кто их побил, чем тем, кто над ними смеялся. Это значило бы издеваться над Госпланом, который объявил на заседании Верховного Совета СССР о том, что в первой послевоенной пятилетке необходимо обеспечить работы «по развитию реактивной техники, применению нового типа двигателей, создающих новые скорости и мощности». Наконец, неверие в ракеты означало бы неверие в мудрость и дальновидность того, по чьей воле ракеты были теперь признаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360