Вибрации должны быть, совсем освободиться от них очень трудно. Забегая вперед, скажу, что через несколько лет космонавты будут рассказывать Королеву, что на активном участке полета, когда двигатели работают на полную мощность, корабль трясет так, словно едешь на телеге по булыжной мостовой. Но это была уже совсем другая, неопасная для ракеты тряска. А тут...
Королев поручил начальнику отдела баллистики Святославу Сергеевичу Лаврову срочно разобраться с этими вибрациями. У Света Лаврова – так все его звали в ОКБ – было два зама: Рефат Аппазов по баллистике и Георгий Ветров по динамике. Задание Главного Лавров адресовал Ветрову. В лаборатории Ветрова за это таинственное дело взялся талантливый инженер-исследователь Георгий Дегтяренко. Позднее для космонавтов придумали такую должность: инженер-исследователь. А Георгий Николаевич был таковым не по должности, а по призванию. Он вцепился в эти треклятые колебания мертвой хваткой. Вскоре с помощью Мирона Семеновича Натанзона из НИИ-1 удалось установить, что возникают они в магистралях жидкого кислорода.
Одновременно Королев попросил помощи и у представителей «большой науки». Она тоже резко изменила свое отношение к ОКБ Сергея Павловича после триумфов спутников. Если раньше многие ученые «снисходили» до ракетчиков, то теперь они сами искали контактов, поскольку не было работы более престижной, чем работа «на космос». «Королев попросил помочь», – этим гордились, как наградой. В отдел Лаврова приезжали и Келдыш, и Ишлинский, и Седов, давали глобальные советы, высказывали общетеоретические предположения, но все это помогало Дегтяренко лишь в том смысле, что успокаивало его: видел, что в своем движении вперед он не нарушает фундаментальных основ. Он организовал эксперименты на аналоговых моделях, создал математическую копию происходящих явлений и сначала теоретически, а затем и практически доказал, что, если в трубопроводы поставить демпфирующие устройства, которые эти колебания если не уничтожат совсем, то хотя бы пригасят, сдвинут их частоту так, что дело до резонанса не дойдет, – аварий не будет. Даже больше: удлиненная за счет блока «И» ракета станет динамически более устойчивой и надежной – это был очень важный вывод для будущих работ.
Конструктор Анатолий Николаевич Вольцифер в рекордно короткие сроки такие демпферы сконструировал, а производственники изготовили. Королев был очень доволен не только итогом, но и тем, как быстро и дружно вся эта работа была сделана. В ней действительно виден тот истинно «королевский почерк» решения проблем, который, увы, был во многом утрачен его преемниками.
К концу 1958 года «исправленная» ракета-носитель для лунника была готова. Теперь Сергея Павловича гораздо больше волновали проблемы радиосвязи: ведь обидно попасть в Луну и не суметь доказать, что ты попал! Все более частыми становятся его встречи с Рязанским, которого он просит во всех деталях рассказать ему о радиоаппаратуре лунников. У Михаила Сергеевича дела шли полным ходом. В Симеизе с ФИАНом договорились, построили домики, осваивали большие антенны. Королев был рад, он всегда симпатизировал Михаилу Сергеевичу и с удовольствием наблюдал теперь его возрождение. Ведь с тех пор как с конца 40-х годов произошло разделение управленцев на два лагеря – лагерь Пилюгина, системы которого были автономны, вели ракету, не нуждаясь в командах с Земли, и лагерь Рязанского – сторонника радиоуправления с наземных командных пунктов, Рязанский оказался как бы на втором плане. И в принципе это было справедливо. Девизом боевых ракет с автономными системами управления были крылатые цицероновы слова «Omnia mea mecum porto».
Стартовав, они летели, не страшась, что противник своими радиопомехами собьет их с курса, – конечно, для военных целей такая система была надежнее, это понимал и сам Рязанский. Но теперь, когда речь шла о мирной программе: спутниках, лунниках и межпланетных автоматах, уязвимым становился уже принцип Пилюгина. Автономная система не могла обеспечить требуемую точность. На гигантском своем пути межпланетную станцию всегда надо было чуть-чуть подправить, слегка изогнуть ее траекторию. Но сказать заранее, какими конкретно будут эти «чуть-чуть» и «слегка», было невозможно. Для этого надо было запустить ракету, измерить отклонения, определить, как они будут со временем изменяться, и дать на борт сигнал, который их устранит, т.е. сделать все те операции, которые коротко называются коррекцией траектории. Для этого требовалась надежная устойчивая двусторонняя радиосвязь: космос-Земля, Земля-космос. Ею и занимался Рязанский.
Впрочем, когда речь идет о двух лагерях управленцев, может сложиться неверное впечатление о некой борьбе за первенство, о жестком соперничестве. Этого не было. Пилюгин, до того как стал самостоятельным, многие годы работал у Рязанского. Они остались друзьями на всю жизнь. Рязанский был на год младше Пилюгина, никаким «мэтром» по отношению к нему себя никогда не ощущал, да и не хотел ощущать. Человек истинно интеллигентный, Рязанский спокойно относился к тому, что Пилюгин – академик, а он только член-корреспондент, не переживал, что у Пилюгина две Золотые Звезды, а у него только одна.
Соперничества не было хотя бы потому, что делить им было нечего. Ведь при отработке тех же боевых ракет, на которых стояла автономная система Пилюгина, нужна была аппаратура, которая могла бы рассказать Земле, как ведут себя различные системы, где возникают вибрации, перегревы и несчетное число других отклонений, знать которые необходимо. И эти системы создавал НИИ-885, научным руководителем которого был Рязанский. Потом аппаратуру для телеметрических измерений для Королева стал делать молодой руководитель КБ при Московском энергетическом институте Алексей Богомолов, но это уже 60-е годы.
Рязанский входил в Совет Главных, и мне очень хотелось с ним увидеться, расспросить его о Королеве, да и не только о Королеве. Мы несколько раз договаривались о встрече, но всякий раз что-то мешало. Он умер летом 1987 года и стал единственным из «большой шестерки» Главных конструкторов, с которым мне так и не довелось поговорить. О нем мне рассказывали его сослуживцы, коллеги из ОКБ Королева и сын Николай Михайлович, инженер судпрома.
Формально Рязанский петербуржец, родился в Питере, но помнить себя он начал в Баку, и самые яркие впечатления детства – солнечный город, море, нефтяные вышки, – отец его работал секретарем в конторе Нобеля. Отец был из семьи попа в деревне Бычки Тамбовской губернии. Из дома ушел, потому что поп сильно пил и глумился над ним. Учился в Баку, уезжал, но вновь возвращался на Апшерон. В Баку у него было много друзей. Отец был человеком левых убеждений, прогрессист. В его доме бывали известные организаторы нефтяной промышленности Баринов и Серебровский, молодые бакинские революционеры: Киров, Орджоникидзе, Вышинский, заходил молодой Берия, которого почему-то сразу невзлюбила жена Сергея Ивановича – Александра Алексеевна. Высокие знакомства не помогли: в 30-е годы из партии Сергея Ивановича исключили. Поразмыслив немного, он, как человек умный, решил глаза начальству не мозолить и нырнул в Башкирию на прииски Ишимбайнефти.
Но это уже тридцатые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360
Королев поручил начальнику отдела баллистики Святославу Сергеевичу Лаврову срочно разобраться с этими вибрациями. У Света Лаврова – так все его звали в ОКБ – было два зама: Рефат Аппазов по баллистике и Георгий Ветров по динамике. Задание Главного Лавров адресовал Ветрову. В лаборатории Ветрова за это таинственное дело взялся талантливый инженер-исследователь Георгий Дегтяренко. Позднее для космонавтов придумали такую должность: инженер-исследователь. А Георгий Николаевич был таковым не по должности, а по призванию. Он вцепился в эти треклятые колебания мертвой хваткой. Вскоре с помощью Мирона Семеновича Натанзона из НИИ-1 удалось установить, что возникают они в магистралях жидкого кислорода.
Одновременно Королев попросил помощи и у представителей «большой науки». Она тоже резко изменила свое отношение к ОКБ Сергея Павловича после триумфов спутников. Если раньше многие ученые «снисходили» до ракетчиков, то теперь они сами искали контактов, поскольку не было работы более престижной, чем работа «на космос». «Королев попросил помочь», – этим гордились, как наградой. В отдел Лаврова приезжали и Келдыш, и Ишлинский, и Седов, давали глобальные советы, высказывали общетеоретические предположения, но все это помогало Дегтяренко лишь в том смысле, что успокаивало его: видел, что в своем движении вперед он не нарушает фундаментальных основ. Он организовал эксперименты на аналоговых моделях, создал математическую копию происходящих явлений и сначала теоретически, а затем и практически доказал, что, если в трубопроводы поставить демпфирующие устройства, которые эти колебания если не уничтожат совсем, то хотя бы пригасят, сдвинут их частоту так, что дело до резонанса не дойдет, – аварий не будет. Даже больше: удлиненная за счет блока «И» ракета станет динамически более устойчивой и надежной – это был очень важный вывод для будущих работ.
Конструктор Анатолий Николаевич Вольцифер в рекордно короткие сроки такие демпферы сконструировал, а производственники изготовили. Королев был очень доволен не только итогом, но и тем, как быстро и дружно вся эта работа была сделана. В ней действительно виден тот истинно «королевский почерк» решения проблем, который, увы, был во многом утрачен его преемниками.
К концу 1958 года «исправленная» ракета-носитель для лунника была готова. Теперь Сергея Павловича гораздо больше волновали проблемы радиосвязи: ведь обидно попасть в Луну и не суметь доказать, что ты попал! Все более частыми становятся его встречи с Рязанским, которого он просит во всех деталях рассказать ему о радиоаппаратуре лунников. У Михаила Сергеевича дела шли полным ходом. В Симеизе с ФИАНом договорились, построили домики, осваивали большие антенны. Королев был рад, он всегда симпатизировал Михаилу Сергеевичу и с удовольствием наблюдал теперь его возрождение. Ведь с тех пор как с конца 40-х годов произошло разделение управленцев на два лагеря – лагерь Пилюгина, системы которого были автономны, вели ракету, не нуждаясь в командах с Земли, и лагерь Рязанского – сторонника радиоуправления с наземных командных пунктов, Рязанский оказался как бы на втором плане. И в принципе это было справедливо. Девизом боевых ракет с автономными системами управления были крылатые цицероновы слова «Omnia mea mecum porto».
Стартовав, они летели, не страшась, что противник своими радиопомехами собьет их с курса, – конечно, для военных целей такая система была надежнее, это понимал и сам Рязанский. Но теперь, когда речь шла о мирной программе: спутниках, лунниках и межпланетных автоматах, уязвимым становился уже принцип Пилюгина. Автономная система не могла обеспечить требуемую точность. На гигантском своем пути межпланетную станцию всегда надо было чуть-чуть подправить, слегка изогнуть ее траекторию. Но сказать заранее, какими конкретно будут эти «чуть-чуть» и «слегка», было невозможно. Для этого надо было запустить ракету, измерить отклонения, определить, как они будут со временем изменяться, и дать на борт сигнал, который их устранит, т.е. сделать все те операции, которые коротко называются коррекцией траектории. Для этого требовалась надежная устойчивая двусторонняя радиосвязь: космос-Земля, Земля-космос. Ею и занимался Рязанский.
Впрочем, когда речь идет о двух лагерях управленцев, может сложиться неверное впечатление о некой борьбе за первенство, о жестком соперничестве. Этого не было. Пилюгин, до того как стал самостоятельным, многие годы работал у Рязанского. Они остались друзьями на всю жизнь. Рязанский был на год младше Пилюгина, никаким «мэтром» по отношению к нему себя никогда не ощущал, да и не хотел ощущать. Человек истинно интеллигентный, Рязанский спокойно относился к тому, что Пилюгин – академик, а он только член-корреспондент, не переживал, что у Пилюгина две Золотые Звезды, а у него только одна.
Соперничества не было хотя бы потому, что делить им было нечего. Ведь при отработке тех же боевых ракет, на которых стояла автономная система Пилюгина, нужна была аппаратура, которая могла бы рассказать Земле, как ведут себя различные системы, где возникают вибрации, перегревы и несчетное число других отклонений, знать которые необходимо. И эти системы создавал НИИ-885, научным руководителем которого был Рязанский. Потом аппаратуру для телеметрических измерений для Королева стал делать молодой руководитель КБ при Московском энергетическом институте Алексей Богомолов, но это уже 60-е годы.
Рязанский входил в Совет Главных, и мне очень хотелось с ним увидеться, расспросить его о Королеве, да и не только о Королеве. Мы несколько раз договаривались о встрече, но всякий раз что-то мешало. Он умер летом 1987 года и стал единственным из «большой шестерки» Главных конструкторов, с которым мне так и не довелось поговорить. О нем мне рассказывали его сослуживцы, коллеги из ОКБ Королева и сын Николай Михайлович, инженер судпрома.
Формально Рязанский петербуржец, родился в Питере, но помнить себя он начал в Баку, и самые яркие впечатления детства – солнечный город, море, нефтяные вышки, – отец его работал секретарем в конторе Нобеля. Отец был из семьи попа в деревне Бычки Тамбовской губернии. Из дома ушел, потому что поп сильно пил и глумился над ним. Учился в Баку, уезжал, но вновь возвращался на Апшерон. В Баку у него было много друзей. Отец был человеком левых убеждений, прогрессист. В его доме бывали известные организаторы нефтяной промышленности Баринов и Серебровский, молодые бакинские революционеры: Киров, Орджоникидзе, Вышинский, заходил молодой Берия, которого почему-то сразу невзлюбила жена Сергея Ивановича – Александра Алексеевна. Высокие знакомства не помогли: в 30-е годы из партии Сергея Ивановича исключили. Поразмыслив немного, он, как человек умный, решил глаза начальству не мозолить и нырнул в Башкирию на прииски Ишимбайнефти.
Но это уже тридцатые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360