Я тебе про него рассказывал…
Я совершенно по-Человечески протягиваю ей лапу и слышу, как говорю стандартную фразу, которая у Людей в пятидесяти случаях из ста не соответствует истине:
– Очень приятно.
Она ложится на тахту, тоже протягивает мне руку, но не пожимает мне лапу, а сразу берёт меня за ЭТО САМОЕ между моими задними лапами, а второй рукой затаскивает меня на себя!..
Я с трудом вырываюсь от неё, подползаю к Водиле и шепчу:
– Но ты же говорил, что она маленькая!
– А она подросла, – тихо отвечает мне Водила. – Время-то идёт, Кыся. И, как говорится, диктует нам свои законы.
От ярости я подпрыгиваю чуть не до потолка и воплю в истерике:
– Нет! Нет!.. Нет!!! Я не хочу этих законов!!! Я хочу жить по своим законам – они у меня одни на все времена!..
– Ну, бля, ты даёшь, Кыся… – в своей обычной манере огорчённо шепчет обессиленный и маленький Водила.
Я понимаю, что за время моего отсутствия в моей стране что-то должно было измениться, но я был так свято уверен, что ни меня, ни круг моей любви и моих привязанностей эти изменения никогда не коснутся, что теперь находился в состоянии полной раздавленности. Я был буквально «по стенке размазан», как сказал бы тот, бывший Мой Шура Плоткин…
И хотя в каком-то затылочном участочке моего мозга билась мыслишка, что всё происходящее сейчас всего лишь сон, кошмар, наркотический бред, – состояние моё было ужасным. Я оказался никому не нужен, и это меня сломило…
Я тихо вышел на балкон, мысленно попрощался со всеми и выпрыгнул с восьмого этажа.
Но почему-то не ощутил стремительности падения, не испытал страха перед ударом об землю, а мягко и медленно поплыл по воздуху, зависая между этажами, заглядывая в освещённые окна моих соседей по дому…
Я посмотрел в них и увидел, что опускаюсь в знакомый район нашего родного мусоросборника, где, задрав нос кверху, внимательно следил за моим полётом мой старый бесхвостый друг – Кот-Бродяга и укоризненно говорил мне уже по-нашему, по-Животному:
– Ёлки-палки, Мартын, сколько можно ждать? Я специально на час раньше отпросился со службы, а тебя всё нет и нет! Давай, Мартын, не дури. Лети быстрее.
Я плавно опускаюсь рядом с Бродягой и молча кладу ему голову на плечо. В глотке у меня стоит комок слёз, и я слова не могу произнести – ни по-Животному, ни по-Человечески…
Потом мы сидим в нашем старом, но чудодейственно преображённом подвале – мягкий свет, чистота, тепло, уютно. На стенках фотографии Бродяги, чучела крысиных голов – свидетельства Бродягиной охотничьей доблести. На вешалке – странный чёрный жилет, типа зимней собачьей попонки с застёжками на «липучках».
– Что это? – спрашиваю я Бродягу.
– Моя рабочая спецодежда – пуленепробиваемый бронежилет.
– Господи!.. Тебе-то зачем?
– Я же говорил, что теперь служу. Охраняю одну совместную фирму – сутки через трое. Ты кушай, Мартын, кушай!.. Вот хек, вот форель, вот прекрасная суповая кость… Я так ждал тебя.
– Откуда это всё у тебя?
– Как откуда? Платят-то в эСКаВе… А за эСКаВе, Мартынчик, сейчас у нас можно всё купить – даже Слона в маринаде!
Мы с Бродягой года два назад мотались на Петроградскую сторону в зоопарк – насмотрелись там! Поэтому я очень даже отчётливо представил себе Слона в маринаде и впервые за весь сон улыбнулся. Бродяга ужасно обрадовался!
– Давай, Мартын, по три капли валерьянки за встречу! – говорит Бродяга и достаёт с полки небольшой пузырёк. – Настоящая, дореформенная! По случаю мне достали. Один, в прошлом кагэбэшный, Кот – ты его не знаешь, – сейчас вместе со мной в охране работает. Так он все свои бывшие связи сохранил и даже усилил! Чего хочешь достать может!..
Но в это мгновение с грохотом распахивается дверь, и в подвал влетает Шура Плоткин – босиком, в старых латаных джинсах и голый по пояс. А на груди у него большая синяя наколка – «КЫСЯ»!
– Мартынчик!.. – кричит Шура и заливается слезами. – Мартышка, любимый мой! Дружочек мой единственный!..
Рыдания ему мешают говорить связно, и он падает на пол, ползёт ко мне, протягивает руки и плачет горючими слезами.
– Мартынчик… – всхлипывает Шура. – Ну не раздолбай ли ты?! Ну как же тебе могло ТАКОЕ ПРИСНИТЬСЯ? Может, ты перекушал на сон грядущий? Может, нанюхался, какой-то гадости? Да как же тебе ЭТО в голову пришло? Разве можно позволять себе даже краем глаза ВИДЕТЬ ТАКИЕ СНЫ? Я же тут погибаю без тебя, Мартышка… А тебя всё нет и нет. Где ты, Мартынчик? Где ты?..
И Шура, словно слепой, начинает шарить вокруг руками, пытаясь меня найти…
В открытую дверь подвала неожиданно врывается страшный ветер, подхватывает меня, Шуру, Бродягу, срывает со стен чучела крысиных голов, фотографии, всё ломает, крушит о корявые бетонные стены подвала, и я вижу, как Бродягу в его пуленепробиваемом бронежилете (когда он его успел напялить?..) с дикой силой бросает о стену!.. Бродяга замертво падает на пол и разбивается какими-то уродливыми глиняными осколками…
Ослепший и окровавленный Шура ещё пытается сопротивляться, но сила этого тайфуна так велика, что бедного Шуру впечатывает в бетонную стену и он застывает в ней – плоский, распластанный, с мученической гримасой на совершенно непохожем на себя лице…
Я как-то умудряюсь преодолеть силу этого невероятного ветра, подлетаю к Шуре, обламывая когти, пытаюсь выцарапать его из стены, но страшный вихрь с воем подхватывает меня, отрывает от Шуры и выносит из подвала в холодную черноту звёздного неба…
И я лечу, лечу, лечу, и всё время вверх, а рядом со мной, оказывается, летит Таня Кох и спокойно говорит мне по-немецки;
– Послушай, Кот… Может быть, тебе всё-таки лучше вернуться ко мне? Проснись, проснись, Кот! А то очень трудно разговаривать со спящим Котом…
* * *
И я просыпаюсь…
Никакой Тани Кох. Никакой клетки.
Уйма незнакомых запахов. Слегка кружится голова…
Дико хочется пить!..
Первое, что я вижу, – склонившийся ко мне сильно улучшенный вариант физиономии Эриха Шрёдера в образе женщины.
Она ставит передо мной миску с водой и говорит:
– Пей. После этих дурацких транквилизаторов всегда ужасно хочется пить. По себе знаю.
Я с трудом встаю на слабые ещё ноги. С жадностью начинаю лакать воду. Пытаюсь припомнить детали своего сна…
– Вот и прекрасно, – говорит женщина, похожая на Эриха Шрёдера. – Давай знакомиться. Я – Хельга Шрёдер. Я сестра вон того жулика – Эриха Шрёдера и подруга его бизнес-партнёра – синьора Руджеро Манфреди. Вон они сидят за столом и, как обычно, пьют пиво без меня.
– Не надо!.. Не надо прикидываться бедной овечкой! – кричит Манфреди из-за стола. – Тебя приглашали пить пиво вместе с нами, но ты предпочла Кота!..
– Не обращай внимания, Руджеро, – лениво говорит Эрих. – Это – Хельга. Ты её знаешь не хуже меня. Это её стиль.
– Пей, пей, Кот. Не слушай их, – улыбается мне Хельга. – Я старше Эриха на три года и моложе Руджеро на семь лет. Зато я умнее их обоих, вместе взятых, примерно раз в десять.
Тут Хельга хочет погладить меня, но я инстинктивно прижимаю уши к голове, поворачиваюсь к ней вполоборота, на всякий случай разеваю рот и делаю это своё отработанное «Кх-х-ха!..», чем обычно предупреждаю, что не терплю чужих поглаживаний.
– Осторожней!.. – кричит ей Эрих, и они вместе с Руджеро бросаются к Хельге «на помощь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Я совершенно по-Человечески протягиваю ей лапу и слышу, как говорю стандартную фразу, которая у Людей в пятидесяти случаях из ста не соответствует истине:
– Очень приятно.
Она ложится на тахту, тоже протягивает мне руку, но не пожимает мне лапу, а сразу берёт меня за ЭТО САМОЕ между моими задними лапами, а второй рукой затаскивает меня на себя!..
Я с трудом вырываюсь от неё, подползаю к Водиле и шепчу:
– Но ты же говорил, что она маленькая!
– А она подросла, – тихо отвечает мне Водила. – Время-то идёт, Кыся. И, как говорится, диктует нам свои законы.
От ярости я подпрыгиваю чуть не до потолка и воплю в истерике:
– Нет! Нет!.. Нет!!! Я не хочу этих законов!!! Я хочу жить по своим законам – они у меня одни на все времена!..
– Ну, бля, ты даёшь, Кыся… – в своей обычной манере огорчённо шепчет обессиленный и маленький Водила.
Я понимаю, что за время моего отсутствия в моей стране что-то должно было измениться, но я был так свято уверен, что ни меня, ни круг моей любви и моих привязанностей эти изменения никогда не коснутся, что теперь находился в состоянии полной раздавленности. Я был буквально «по стенке размазан», как сказал бы тот, бывший Мой Шура Плоткин…
И хотя в каком-то затылочном участочке моего мозга билась мыслишка, что всё происходящее сейчас всего лишь сон, кошмар, наркотический бред, – состояние моё было ужасным. Я оказался никому не нужен, и это меня сломило…
Я тихо вышел на балкон, мысленно попрощался со всеми и выпрыгнул с восьмого этажа.
Но почему-то не ощутил стремительности падения, не испытал страха перед ударом об землю, а мягко и медленно поплыл по воздуху, зависая между этажами, заглядывая в освещённые окна моих соседей по дому…
Я посмотрел в них и увидел, что опускаюсь в знакомый район нашего родного мусоросборника, где, задрав нос кверху, внимательно следил за моим полётом мой старый бесхвостый друг – Кот-Бродяга и укоризненно говорил мне уже по-нашему, по-Животному:
– Ёлки-палки, Мартын, сколько можно ждать? Я специально на час раньше отпросился со службы, а тебя всё нет и нет! Давай, Мартын, не дури. Лети быстрее.
Я плавно опускаюсь рядом с Бродягой и молча кладу ему голову на плечо. В глотке у меня стоит комок слёз, и я слова не могу произнести – ни по-Животному, ни по-Человечески…
Потом мы сидим в нашем старом, но чудодейственно преображённом подвале – мягкий свет, чистота, тепло, уютно. На стенках фотографии Бродяги, чучела крысиных голов – свидетельства Бродягиной охотничьей доблести. На вешалке – странный чёрный жилет, типа зимней собачьей попонки с застёжками на «липучках».
– Что это? – спрашиваю я Бродягу.
– Моя рабочая спецодежда – пуленепробиваемый бронежилет.
– Господи!.. Тебе-то зачем?
– Я же говорил, что теперь служу. Охраняю одну совместную фирму – сутки через трое. Ты кушай, Мартын, кушай!.. Вот хек, вот форель, вот прекрасная суповая кость… Я так ждал тебя.
– Откуда это всё у тебя?
– Как откуда? Платят-то в эСКаВе… А за эСКаВе, Мартынчик, сейчас у нас можно всё купить – даже Слона в маринаде!
Мы с Бродягой года два назад мотались на Петроградскую сторону в зоопарк – насмотрелись там! Поэтому я очень даже отчётливо представил себе Слона в маринаде и впервые за весь сон улыбнулся. Бродяга ужасно обрадовался!
– Давай, Мартын, по три капли валерьянки за встречу! – говорит Бродяга и достаёт с полки небольшой пузырёк. – Настоящая, дореформенная! По случаю мне достали. Один, в прошлом кагэбэшный, Кот – ты его не знаешь, – сейчас вместе со мной в охране работает. Так он все свои бывшие связи сохранил и даже усилил! Чего хочешь достать может!..
Но в это мгновение с грохотом распахивается дверь, и в подвал влетает Шура Плоткин – босиком, в старых латаных джинсах и голый по пояс. А на груди у него большая синяя наколка – «КЫСЯ»!
– Мартынчик!.. – кричит Шура и заливается слезами. – Мартышка, любимый мой! Дружочек мой единственный!..
Рыдания ему мешают говорить связно, и он падает на пол, ползёт ко мне, протягивает руки и плачет горючими слезами.
– Мартынчик… – всхлипывает Шура. – Ну не раздолбай ли ты?! Ну как же тебе могло ТАКОЕ ПРИСНИТЬСЯ? Может, ты перекушал на сон грядущий? Может, нанюхался, какой-то гадости? Да как же тебе ЭТО в голову пришло? Разве можно позволять себе даже краем глаза ВИДЕТЬ ТАКИЕ СНЫ? Я же тут погибаю без тебя, Мартышка… А тебя всё нет и нет. Где ты, Мартынчик? Где ты?..
И Шура, словно слепой, начинает шарить вокруг руками, пытаясь меня найти…
В открытую дверь подвала неожиданно врывается страшный ветер, подхватывает меня, Шуру, Бродягу, срывает со стен чучела крысиных голов, фотографии, всё ломает, крушит о корявые бетонные стены подвала, и я вижу, как Бродягу в его пуленепробиваемом бронежилете (когда он его успел напялить?..) с дикой силой бросает о стену!.. Бродяга замертво падает на пол и разбивается какими-то уродливыми глиняными осколками…
Ослепший и окровавленный Шура ещё пытается сопротивляться, но сила этого тайфуна так велика, что бедного Шуру впечатывает в бетонную стену и он застывает в ней – плоский, распластанный, с мученической гримасой на совершенно непохожем на себя лице…
Я как-то умудряюсь преодолеть силу этого невероятного ветра, подлетаю к Шуре, обламывая когти, пытаюсь выцарапать его из стены, но страшный вихрь с воем подхватывает меня, отрывает от Шуры и выносит из подвала в холодную черноту звёздного неба…
И я лечу, лечу, лечу, и всё время вверх, а рядом со мной, оказывается, летит Таня Кох и спокойно говорит мне по-немецки;
– Послушай, Кот… Может быть, тебе всё-таки лучше вернуться ко мне? Проснись, проснись, Кот! А то очень трудно разговаривать со спящим Котом…
* * *
И я просыпаюсь…
Никакой Тани Кох. Никакой клетки.
Уйма незнакомых запахов. Слегка кружится голова…
Дико хочется пить!..
Первое, что я вижу, – склонившийся ко мне сильно улучшенный вариант физиономии Эриха Шрёдера в образе женщины.
Она ставит передо мной миску с водой и говорит:
– Пей. После этих дурацких транквилизаторов всегда ужасно хочется пить. По себе знаю.
Я с трудом встаю на слабые ещё ноги. С жадностью начинаю лакать воду. Пытаюсь припомнить детали своего сна…
– Вот и прекрасно, – говорит женщина, похожая на Эриха Шрёдера. – Давай знакомиться. Я – Хельга Шрёдер. Я сестра вон того жулика – Эриха Шрёдера и подруга его бизнес-партнёра – синьора Руджеро Манфреди. Вон они сидят за столом и, как обычно, пьют пиво без меня.
– Не надо!.. Не надо прикидываться бедной овечкой! – кричит Манфреди из-за стола. – Тебя приглашали пить пиво вместе с нами, но ты предпочла Кота!..
– Не обращай внимания, Руджеро, – лениво говорит Эрих. – Это – Хельга. Ты её знаешь не хуже меня. Это её стиль.
– Пей, пей, Кот. Не слушай их, – улыбается мне Хельга. – Я старше Эриха на три года и моложе Руджеро на семь лет. Зато я умнее их обоих, вместе взятых, примерно раз в десять.
Тут Хельга хочет погладить меня, но я инстинктивно прижимаю уши к голове, поворачиваюсь к ней вполоборота, на всякий случай разеваю рот и делаю это своё отработанное «Кх-х-ха!..», чем обычно предупреждаю, что не терплю чужих поглаживаний.
– Осторожней!.. – кричит ей Эрих, и они вместе с Руджеро бросаются к Хельге «на помощь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149