А это не хвост собачий! Это – пятьсот пятьдесят Манькиных шофёров-дальнорейсовиков!..
Если считать каждого по червонцу. Потому что, кроме моего Водилы, вряд ли найдётся ещё кто-то, кто станет добровольно доплачивать к Манькиной таксе пять долларов за нестандартность собственных размеров…
А мой Водила пусть пока думает, что он потерял зажигалку. Зато, когда через месяц мы будем возвращаться в Петербург к Шуре Плоткину, я преподнесу эту зажигалку своему Водиле «в самом лучшем виде», как сказал бы Шура.
Вылез я из фургона и уже с лёгким сердцем побежал к «мерседесу» – рассказать всё Дженни. Однако серебристый «мерседес» сухо и неприветливо встретил меня наглухо поднятыми стёклами дверей и намертво задраенным верхним люком.
Дженни в машине и след простыл.
* * *
Мне ничего не оставалось делать, как вернуться к своему грузовику.
Маньки-Дианы не было. Видимо, у неё кончился перерыв в судомойке и она умчалась готовить посуду к обеду шестисот пассажиров.
Водила ползал по кабине, поднимал на полу коврики, заглядывал под сиденья. Увидел меня и огорчённо сказал:
– Вот, Кыся… Зажигалочка-то твоя – тю-тю! Видать, мало ей, сучке, пятнадцати долларов показалось, этой Диане задроченной, так она ещё и зажигалочку нашу скоммуниздила…
Неожиданно мне стало вдруг очень жалко эту дурёху Маньку. Мало того, что она всё ещё радуется десяти долларам, в то время когда валютные потаскухи уже давно перешли на стодолларовую оплату, а гостиничные проститутки – Шура как-то говорил – меньше чем за полтораста и разговаривать не начинают; так её, беднягу, ещё и в воровстве, которого она не совершала, обвинили…
Не дай Бог, думаю, сейчас мой Водила пойдёт в ресторанную судомойку, разыщет Маньку-Диану и начнёт права качать!.. Кто там будет разбираться – брала, не брала?! Вышибут с хлебного места в два счёта. Как тех тёток из «Астории»…
А так как интрига с зажигалкой от начала до конца – моих лап дело, то я просто обязан встать на защиту Маньки!
Но как?! Единственный способ – это попытаться немедленно установить с Водилой хотя бы намёк на телепатическую связь «по доктору Ричарду Шелдрейсу», Правда, в своей теории английский биолог считал, что Начало Установления Контакта обязательно должно идти от Человека, как от существа более высокоорганизованного в своём развитии. Как в моём случае с Шурой Плоткиным.
С Водилой же, при всей моей симпатии к нему, об этом не могло быть и речи. Здесь, конечно, я должен был взять на себя основную нагрузку по Установке Контакта и осторожно, бережно относясь к психике моего реципиента-Водилы, попытаться подключить его к своему собственному мышлению.
Я впрыгнул в кабину, уселся напротив Водилы, уставился ему в глаза, собрался с силами, сосредоточился чуть ли не до обморочного состояния и отчётливо мысленно произнёс:
«ВОДИЛА! СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА – СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… СТАРАЙСЯ МЕНЯ ПОНЯТЬ. ИНАЧЕ МНЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ТРУДНО ПОМОЧЬ ТЕБЕ ВО ВСЁМ ОСТАЛЬНОМ. ВНИМАТЕЛЬНО СЛУШАЙ И СМОТРИ НА МЕНЯ!.. ОНА НЕ БРАЛА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ. НЕ БРАЛА… ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ? ОНА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ НЕ БРАЛА!».
Несколько секунд Водила неотрывно и обалдело смотрел мне в глаза. И я видел, что в его голове сейчас происходит какой-то чудовищно напряжённый процесс. Мне показалось, что я даже слышу, как он у него там происходит…
А потом Водила вдруг облегчённо выдохнул, будто ему неожиданно открылось то, что было сокрыто от него за семью замками.
И… О Боже! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить…
Водила улыбнулся и сказал мне слегка виновато:
– А может, она тут и ни при чём… Да, Кыся? Может, я сам эту зажигалку где-то обронил. А то так очень даже легко возвести на человека напраслину. Ладно, чёрт с ней, с этой зажигалкой. Да, Кыся? Ты на меня не сердишься, что я её потерял?..
Наконец-то!!! У меня – как гора с плеч.
И тут наваливается такая расслабуха, что хоть ложись и помирай. Я вдруг почувствовал себя таким вымотанным, таким опустошённым – сердце частит, перебои, лапы дрожат, хвост висит тряпкой… Нет сил ничего даже одобряющего муркнуть моему Водиле. Хотя в таких случаях поощрение должно последовать незамедлительно. Чего Шура никогда не забывал делать!
Надо заметить, что и Водила выглядел не лучше. Он буквально на глазах постарел. Резко обозначились морщины, глаза запали, рот безвольно открыт, дыхание неровное, огромные лапищи мелко трясутся. Вид, прямо скажем, довольно жалкий.
Что ни говори, а Первый Телепатический Контакт – дико тяжёлая штука. Как для одной стороны, так и для другой. Тем не менее я был безмерно счастлив: впервые Водила понял меня так, как этого хотел я.
Хорошо, что Первый Контакт с Водилой мне удалось установить на примере достаточно примитивной ситуации. Если бы я ему сразу попытался внушить все знания, которыми я сейчас обладаю – кокаин в фанере, доллары и враньё Лысого, его участие в погрузке кокаина в машину Водилы, мои подозрения, почему Водилу продали вмерте с машиной на целый месяц к этому Сименсу, и так далее, – мы просто оба сдохли бы от перенапряжения!..
Теперь я должен беречь, холить и лелеять эту тоненькую ниточку связи. Не перегружать её излишней и усложнённой информацией. Ждать, когда эта ниточка укрепится новыми волокнами и превратится в некое подобие постоянной двусторонней связи.
Естественно, что такого соития душ, вкусов и пристрастий, такого единого понимания Людей и Событий, какое было у нас с Шурой Плоткиным, когда двадцать четыре часа в сутки у нас мог идти ДИАЛОГ НА РАВНЫХ, тут мне, конечно, не добиться. Да это, наверное, и не нужно. Ибо такое, как с Шурой, бывает только однажды в жизни, и любая попытка вторично воссоздать нечто подобное всегда обречена на неудачу.
Я повторяю: Водила мне крайне симпатичен! Я обнаружил в нём качества чрезвычайно нам с Шурой близкие: прекрасную половую мощь, незатухающие сексуальные желания, какую-то трогательную застенчивость и подлинную широту нормально воспитанного русского Человека.
Однако при всём при этом уже своей Котовой интуицией я понимал, что Водила – жёсткий, решительный и достаточно мужественный господин…
Но Шура есть Шура, и мне не хотелось бы даже никого с ним сравнивать.
Лишь бы у нас с Водилой хватило времени на укрепление той ниточки, которую мне с таким трудом только что удалось создать. Что-то мне подсказывало, что времени у нас с ним всё-таки маловато.
Поэтому я попытался слегка и очень осторожно потянуть за эту ниточку. Я снова заглянул Водиле в глаза, тронул, его лапой и мысленно спросил: «Как ты думаешь, Водила, нам ещё долго плыть по морю?»
И ниточка не оборвалась! Водила погладил меня по голове и рассмеялся:
– Всё, Кыся! Сегодня все блядки побоку. Вечерком сходим в бар – я пивка шлёпну, ты попрощаешься с Рудольфом, а завтра в шесть тридцать утра швартуемся в Киле. Так что, Кыся, приготовься к дальней дороге. Ночевать будем только в Нюрнберге. Нам, гружёным, это весь день топать. Зато послезавтра проснёмся, позавтракаем – и по холодку в Мюнхен. Это всего полтораста вёрст. Два часа – и мы тама! Весь день впереди…
Он ни словом не вспомнил ни про таможню, ни про спецсобачек. Так был уверен в себе.
Завтра, если нам удастся доехать до этого Нюрнберга, я ему по дороге кое-что втолкую. Отвлекающих факторов, в виде черненьких и беленьких поблядушек, не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Если считать каждого по червонцу. Потому что, кроме моего Водилы, вряд ли найдётся ещё кто-то, кто станет добровольно доплачивать к Манькиной таксе пять долларов за нестандартность собственных размеров…
А мой Водила пусть пока думает, что он потерял зажигалку. Зато, когда через месяц мы будем возвращаться в Петербург к Шуре Плоткину, я преподнесу эту зажигалку своему Водиле «в самом лучшем виде», как сказал бы Шура.
Вылез я из фургона и уже с лёгким сердцем побежал к «мерседесу» – рассказать всё Дженни. Однако серебристый «мерседес» сухо и неприветливо встретил меня наглухо поднятыми стёклами дверей и намертво задраенным верхним люком.
Дженни в машине и след простыл.
* * *
Мне ничего не оставалось делать, как вернуться к своему грузовику.
Маньки-Дианы не было. Видимо, у неё кончился перерыв в судомойке и она умчалась готовить посуду к обеду шестисот пассажиров.
Водила ползал по кабине, поднимал на полу коврики, заглядывал под сиденья. Увидел меня и огорчённо сказал:
– Вот, Кыся… Зажигалочка-то твоя – тю-тю! Видать, мало ей, сучке, пятнадцати долларов показалось, этой Диане задроченной, так она ещё и зажигалочку нашу скоммуниздила…
Неожиданно мне стало вдруг очень жалко эту дурёху Маньку. Мало того, что она всё ещё радуется десяти долларам, в то время когда валютные потаскухи уже давно перешли на стодолларовую оплату, а гостиничные проститутки – Шура как-то говорил – меньше чем за полтораста и разговаривать не начинают; так её, беднягу, ещё и в воровстве, которого она не совершала, обвинили…
Не дай Бог, думаю, сейчас мой Водила пойдёт в ресторанную судомойку, разыщет Маньку-Диану и начнёт права качать!.. Кто там будет разбираться – брала, не брала?! Вышибут с хлебного места в два счёта. Как тех тёток из «Астории»…
А так как интрига с зажигалкой от начала до конца – моих лап дело, то я просто обязан встать на защиту Маньки!
Но как?! Единственный способ – это попытаться немедленно установить с Водилой хотя бы намёк на телепатическую связь «по доктору Ричарду Шелдрейсу», Правда, в своей теории английский биолог считал, что Начало Установления Контакта обязательно должно идти от Человека, как от существа более высокоорганизованного в своём развитии. Как в моём случае с Шурой Плоткиным.
С Водилой же, при всей моей симпатии к нему, об этом не могло быть и речи. Здесь, конечно, я должен был взять на себя основную нагрузку по Установке Контакта и осторожно, бережно относясь к психике моего реципиента-Водилы, попытаться подключить его к своему собственному мышлению.
Я впрыгнул в кабину, уселся напротив Водилы, уставился ему в глаза, собрался с силами, сосредоточился чуть ли не до обморочного состояния и отчётливо мысленно произнёс:
«ВОДИЛА! СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА – СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… СТАРАЙСЯ МЕНЯ ПОНЯТЬ. ИНАЧЕ МНЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ТРУДНО ПОМОЧЬ ТЕБЕ ВО ВСЁМ ОСТАЛЬНОМ. ВНИМАТЕЛЬНО СЛУШАЙ И СМОТРИ НА МЕНЯ!.. ОНА НЕ БРАЛА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ. НЕ БРАЛА… ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ? ОНА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ НЕ БРАЛА!».
Несколько секунд Водила неотрывно и обалдело смотрел мне в глаза. И я видел, что в его голове сейчас происходит какой-то чудовищно напряжённый процесс. Мне показалось, что я даже слышу, как он у него там происходит…
А потом Водила вдруг облегчённо выдохнул, будто ему неожиданно открылось то, что было сокрыто от него за семью замками.
И… О Боже! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить…
Водила улыбнулся и сказал мне слегка виновато:
– А может, она тут и ни при чём… Да, Кыся? Может, я сам эту зажигалку где-то обронил. А то так очень даже легко возвести на человека напраслину. Ладно, чёрт с ней, с этой зажигалкой. Да, Кыся? Ты на меня не сердишься, что я её потерял?..
Наконец-то!!! У меня – как гора с плеч.
И тут наваливается такая расслабуха, что хоть ложись и помирай. Я вдруг почувствовал себя таким вымотанным, таким опустошённым – сердце частит, перебои, лапы дрожат, хвост висит тряпкой… Нет сил ничего даже одобряющего муркнуть моему Водиле. Хотя в таких случаях поощрение должно последовать незамедлительно. Чего Шура никогда не забывал делать!
Надо заметить, что и Водила выглядел не лучше. Он буквально на глазах постарел. Резко обозначились морщины, глаза запали, рот безвольно открыт, дыхание неровное, огромные лапищи мелко трясутся. Вид, прямо скажем, довольно жалкий.
Что ни говори, а Первый Телепатический Контакт – дико тяжёлая штука. Как для одной стороны, так и для другой. Тем не менее я был безмерно счастлив: впервые Водила понял меня так, как этого хотел я.
Хорошо, что Первый Контакт с Водилой мне удалось установить на примере достаточно примитивной ситуации. Если бы я ему сразу попытался внушить все знания, которыми я сейчас обладаю – кокаин в фанере, доллары и враньё Лысого, его участие в погрузке кокаина в машину Водилы, мои подозрения, почему Водилу продали вмерте с машиной на целый месяц к этому Сименсу, и так далее, – мы просто оба сдохли бы от перенапряжения!..
Теперь я должен беречь, холить и лелеять эту тоненькую ниточку связи. Не перегружать её излишней и усложнённой информацией. Ждать, когда эта ниточка укрепится новыми волокнами и превратится в некое подобие постоянной двусторонней связи.
Естественно, что такого соития душ, вкусов и пристрастий, такого единого понимания Людей и Событий, какое было у нас с Шурой Плоткиным, когда двадцать четыре часа в сутки у нас мог идти ДИАЛОГ НА РАВНЫХ, тут мне, конечно, не добиться. Да это, наверное, и не нужно. Ибо такое, как с Шурой, бывает только однажды в жизни, и любая попытка вторично воссоздать нечто подобное всегда обречена на неудачу.
Я повторяю: Водила мне крайне симпатичен! Я обнаружил в нём качества чрезвычайно нам с Шурой близкие: прекрасную половую мощь, незатухающие сексуальные желания, какую-то трогательную застенчивость и подлинную широту нормально воспитанного русского Человека.
Однако при всём при этом уже своей Котовой интуицией я понимал, что Водила – жёсткий, решительный и достаточно мужественный господин…
Но Шура есть Шура, и мне не хотелось бы даже никого с ним сравнивать.
Лишь бы у нас с Водилой хватило времени на укрепление той ниточки, которую мне с таким трудом только что удалось создать. Что-то мне подсказывало, что времени у нас с ним всё-таки маловато.
Поэтому я попытался слегка и очень осторожно потянуть за эту ниточку. Я снова заглянул Водиле в глаза, тронул, его лапой и мысленно спросил: «Как ты думаешь, Водила, нам ещё долго плыть по морю?»
И ниточка не оборвалась! Водила погладил меня по голове и рассмеялся:
– Всё, Кыся! Сегодня все блядки побоку. Вечерком сходим в бар – я пивка шлёпну, ты попрощаешься с Рудольфом, а завтра в шесть тридцать утра швартуемся в Киле. Так что, Кыся, приготовься к дальней дороге. Ночевать будем только в Нюрнберге. Нам, гружёным, это весь день топать. Зато послезавтра проснёмся, позавтракаем – и по холодку в Мюнхен. Это всего полтораста вёрст. Два часа – и мы тама! Весь день впереди…
Он ни словом не вспомнил ни про таможню, ни про спецсобачек. Так был уверен в себе.
Завтра, если нам удастся доехать до этого Нюрнберга, я ему по дороге кое-что втолкую. Отвлекающих факторов, в виде черненьких и беленьких поблядушек, не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149