Вы не засыпаете, нет. Вы переходите именно в
гипнотическое состояние. Начинается какая-то холодная и
мертвая жизнь, даже воодушевление, но все это окутано тума-
нами принципиального иллюзионизма; это - пафос бескров-
ных и мертвенных галлюцинаций. Луна - совмещение пол-
ного окоченения и смерти с подвижностью, доходящей до
250
исступления, до пляски. Это - такое ничто, которое стало ме-
таллом, пустота, льющаяся монотонным и неустанным поко-
ем галлюцинация, от которой не стынет кровь в жилах, но ко-
торая несет вас в голубую пустоту какими-то зигзагами, каки-
ми-то спиралями, не вверх и не вниз, а влево и вправо, в
какую-то неведомую точку, вовнутрь этой точки, в глубины
этой точки. Чувствуется, как мозг начинает расширяться, как
образуются в нем черные провалы, как из этих провалов вста-
ет что-то черное и светлое, как бы прозрачное, не то скелеты,
не то звездные кучи, не то огромные, со светящимися глазами
пауки. Ощущается сначала легкая тошнота, потом томление
усиливается. В груди тесно. Потом как бы все пропадает, и
становится скучно. Прохладно, пусто, сонно и - скучно. Но
это ненадолго. Потом уже совершенно явственно начинается
пляска скелетов с оскаленными зубами и длинными-предлин-
ными руками. Нет уже никакой луны, никакого луга, нет ни
вас, ни ночи. Только слышен стук скелетов друг о друга; и ос-
каленные рожи вертятся все быстрее и быстрее, и их становит-
ся все больше и больше. Они заполняют луг, землю, небо, они
заполняют весь мир. То вдруг стук пропадает, и вся вакхана-
лия происходит в абсолютной тишине; только луна, показав-
шись ненадолго в этой голубой бездне, лукаво кивает и морга-
ет, зовет и хихикает как ни в чем не бывало. То вдруг стук пре-
вращается в гром, и тогда кто-то оглушительно хохочет и
высовывает красный язык, и вы как бы насильно лезете куда-
то кверху и в то же время бьетесь головой о что-то твердое и
черное. Холод и смрад, оборотничество и самоистязание, го-
лубое и черное, гипноз и жизнь, вихрь и тишина, - все сли-
лось в одну бесшумную и окостеневшую галлюцинацию. Не-
даром кто-то сказал, что у бесов семя холодное.
Определенную мифологию имеет солнечный свет. Опреде-
ленная мифология принадлежит голубому небосводу. Зеленый
цвет деревьев, синий цвет далеких гор, лиловатый и краснова-
тый цвет зимних сумерек, - все это я мог бы изобразить здесь
в подробном и наглядном виде. Однако увлекаться этим не
стоит в очерке, преследующем одни лишь принципиальные
цели. Можно разве указать на мифологию электрического
света, так как поэты, спокон веков воспевавшие цвета и цвет-
ные предметы в природе, покамест еще недостаточно глубоко
отнеслись к этому механически изготовляемому свету. А между
тем в нем есть интересное мифологическое содержание, не за-
мечаемое толпой лишь по отсутствию вкуса и интереса к
живой действительности. Свет электрических лампочек есть
251
мертвый, механический свет. Он не гипнотизирует, а только
притупляет, огрубляет чувства. В нем есть ограниченность и
пустота американизма, машинное и матерое производство
жизни и тепла. Его создала торгашеская душа новоевропей-
ского дельца, у которого бедны и нетонки чувства, тяжелы и
оземлянены мысли. В нем есть какой-то пафос количества на-
перекор незаменимой и ни на что не сводимой стихии качест-
ва, какая-то принципиальная серединность, умеренность,
скованность, отсутствие порывов, душевная одеревенелость и
неблагоуханность. В нем нет благодати, а есть хамское само-
довольство полузнания; нет чисел, про которые Плотин ска-
зал, что это - умные изваяния, заложенные в корне вещей, а
есть бухгалтерия, счетоводство и биржа; нет теплоты и жизни,
а есть канцелярская смета на производство тепла и жизни; не
соборность и организм, но кооперация и буржуазный по при-
роде социализм. Электрический свет - не интимен, не имеет
третьего измерения, не индивидуален. В нем есть безразличие
всего ко всему, вечная и неизменная плоскость; в нем отсутст-
вуют границы, светотени, интимные уголки, целомудренные
взоры. В нем нет сладости видения, нет перспективы. Он
принципиально невыразителен. Это - таблица умножения,
ставшая светом, и умное делание, выраженное на балалайке.
Это - общение душ, выраженное пудами и саженями, жалкие
потуги плохо одаренного недоучки стать гением и светочем
жизни. Электрическому свету далеко до бесовщины. Слиш-
ком уж он неинтересен для этого. Впрочем, это, быть может,
та бесовская сила, про которую сказано, что она - скучища
пренеприличная. Не страшно и не гадливо и даже не против-
но, а просто банально и скучно. Скука - вот подлинная сущ-
ность электрического света. Он сродни ньютонианской бес-
конечной Вселенной, в которой не только два года скачи, а
целую вечность скачи, ни до какого атома не доскачешься.
Нельзя любить при электрическом свете; при нем можно
только высматривать жертву. Нельзя молиться при электри-
ческом свете, а можно только предъявлять вексель. Едва теп-
лющаяся лампадка вытекает из православной догматики с
такой же диалектической необходимостью, как царская власть
в государстве или как наличие просвирни в храме и вынима-
ние частиц при литургии. Зажигать перед иконами электри-
ческий свет так же нелепо и есть такой же нигилизм для пра-
вославного, как летать на аэропланах или наливать в лампаду
не древесное масло, а керосин. Нелепо профессору танце-
вать, социалисту бояться вечных мук или любить искусство,
252
семейному человеку обедать в ресторане и еврею - не испол-
нять обряда обрезания. Так же нелепо, а главное нигилистич-
но для православного - живой и трепещущий пламень свечи
или лампы заменить тривиальной абстракцией и холодным
блудом пошлого электрического освещения. Квартиры, в ко-
т-рму НР.Т живого огня - в печи. в свечах, в пямттядях, -
трятпные квартиры.
е) Тот, кто захочет в будущем говорить о мифологии при-
родных светов и цветов и вообще тех или иных картин приро-
ды, должен будет в первую очередь изучить эту мифологию
так, как она дана в искусстве, хотя миф еще не есть поэзия.
Нужно подметить закономерности в мифологии, напр. неба
или ночи, несомненно характеризующие целые циклы поэти-
ческих представлений. Об этом уже пробовали писать, хотя
устойчивой традиции еще не образовалось, методы такого
описания остаются большею частью невыясненными и самые
материалы продолжают быть незначительными. Я укажу в ка-
честве примера на те наблюдения, которые делал А. Белый над
зрительным восприятием природы Пушкина, Тютчева и Бара-
тынского.
Возьмем луну. У Пушкина - она женщина, враждебно-
тревожная царица ночи (Геката). Отношение поэта к ней муже-
ственное. Она его тревожит, а он обращает ее действие в
шутку, называя ее <глупой>. В 70 случаях из 85 она -луна и 15
раз - месяц. Тютчев, наоборот, знает только <люсяц> и почти
не знает <луны>. Он - <бог>, <гений>, льющий в душу покой,
не тревожащий и усыпляющий. Душа Тютчева женственно
влечется за <месяцем> в <царство теней>. Пушкинская <луна> -
в облаках. Она - <невидимка>, <затуманена>. <Бледное пятно>
ее <струистого круга> тревожит нас своими <мутными игра-
ми>. Ее движения - коварны, летучи, стремительны: <пробе-
гает>, <перебегает>, <играет>, <дрожит>, <скользит>, <ходит>,
(небо <обходит>) переменчивым ликом (<полумесяц>, <двуро-
гая>, <серп>, <полный месяц>).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
гипнотическое состояние. Начинается какая-то холодная и
мертвая жизнь, даже воодушевление, но все это окутано тума-
нами принципиального иллюзионизма; это - пафос бескров-
ных и мертвенных галлюцинаций. Луна - совмещение пол-
ного окоченения и смерти с подвижностью, доходящей до
250
исступления, до пляски. Это - такое ничто, которое стало ме-
таллом, пустота, льющаяся монотонным и неустанным поко-
ем галлюцинация, от которой не стынет кровь в жилах, но ко-
торая несет вас в голубую пустоту какими-то зигзагами, каки-
ми-то спиралями, не вверх и не вниз, а влево и вправо, в
какую-то неведомую точку, вовнутрь этой точки, в глубины
этой точки. Чувствуется, как мозг начинает расширяться, как
образуются в нем черные провалы, как из этих провалов вста-
ет что-то черное и светлое, как бы прозрачное, не то скелеты,
не то звездные кучи, не то огромные, со светящимися глазами
пауки. Ощущается сначала легкая тошнота, потом томление
усиливается. В груди тесно. Потом как бы все пропадает, и
становится скучно. Прохладно, пусто, сонно и - скучно. Но
это ненадолго. Потом уже совершенно явственно начинается
пляска скелетов с оскаленными зубами и длинными-предлин-
ными руками. Нет уже никакой луны, никакого луга, нет ни
вас, ни ночи. Только слышен стук скелетов друг о друга; и ос-
каленные рожи вертятся все быстрее и быстрее, и их становит-
ся все больше и больше. Они заполняют луг, землю, небо, они
заполняют весь мир. То вдруг стук пропадает, и вся вакхана-
лия происходит в абсолютной тишине; только луна, показав-
шись ненадолго в этой голубой бездне, лукаво кивает и морга-
ет, зовет и хихикает как ни в чем не бывало. То вдруг стук пре-
вращается в гром, и тогда кто-то оглушительно хохочет и
высовывает красный язык, и вы как бы насильно лезете куда-
то кверху и в то же время бьетесь головой о что-то твердое и
черное. Холод и смрад, оборотничество и самоистязание, го-
лубое и черное, гипноз и жизнь, вихрь и тишина, - все сли-
лось в одну бесшумную и окостеневшую галлюцинацию. Не-
даром кто-то сказал, что у бесов семя холодное.
Определенную мифологию имеет солнечный свет. Опреде-
ленная мифология принадлежит голубому небосводу. Зеленый
цвет деревьев, синий цвет далеких гор, лиловатый и краснова-
тый цвет зимних сумерек, - все это я мог бы изобразить здесь
в подробном и наглядном виде. Однако увлекаться этим не
стоит в очерке, преследующем одни лишь принципиальные
цели. Можно разве указать на мифологию электрического
света, так как поэты, спокон веков воспевавшие цвета и цвет-
ные предметы в природе, покамест еще недостаточно глубоко
отнеслись к этому механически изготовляемому свету. А между
тем в нем есть интересное мифологическое содержание, не за-
мечаемое толпой лишь по отсутствию вкуса и интереса к
живой действительности. Свет электрических лампочек есть
251
мертвый, механический свет. Он не гипнотизирует, а только
притупляет, огрубляет чувства. В нем есть ограниченность и
пустота американизма, машинное и матерое производство
жизни и тепла. Его создала торгашеская душа новоевропей-
ского дельца, у которого бедны и нетонки чувства, тяжелы и
оземлянены мысли. В нем есть какой-то пафос количества на-
перекор незаменимой и ни на что не сводимой стихии качест-
ва, какая-то принципиальная серединность, умеренность,
скованность, отсутствие порывов, душевная одеревенелость и
неблагоуханность. В нем нет благодати, а есть хамское само-
довольство полузнания; нет чисел, про которые Плотин ска-
зал, что это - умные изваяния, заложенные в корне вещей, а
есть бухгалтерия, счетоводство и биржа; нет теплоты и жизни,
а есть канцелярская смета на производство тепла и жизни; не
соборность и организм, но кооперация и буржуазный по при-
роде социализм. Электрический свет - не интимен, не имеет
третьего измерения, не индивидуален. В нем есть безразличие
всего ко всему, вечная и неизменная плоскость; в нем отсутст-
вуют границы, светотени, интимные уголки, целомудренные
взоры. В нем нет сладости видения, нет перспективы. Он
принципиально невыразителен. Это - таблица умножения,
ставшая светом, и умное делание, выраженное на балалайке.
Это - общение душ, выраженное пудами и саженями, жалкие
потуги плохо одаренного недоучки стать гением и светочем
жизни. Электрическому свету далеко до бесовщины. Слиш-
ком уж он неинтересен для этого. Впрочем, это, быть может,
та бесовская сила, про которую сказано, что она - скучища
пренеприличная. Не страшно и не гадливо и даже не против-
но, а просто банально и скучно. Скука - вот подлинная сущ-
ность электрического света. Он сродни ньютонианской бес-
конечной Вселенной, в которой не только два года скачи, а
целую вечность скачи, ни до какого атома не доскачешься.
Нельзя любить при электрическом свете; при нем можно
только высматривать жертву. Нельзя молиться при электри-
ческом свете, а можно только предъявлять вексель. Едва теп-
лющаяся лампадка вытекает из православной догматики с
такой же диалектической необходимостью, как царская власть
в государстве или как наличие просвирни в храме и вынима-
ние частиц при литургии. Зажигать перед иконами электри-
ческий свет так же нелепо и есть такой же нигилизм для пра-
вославного, как летать на аэропланах или наливать в лампаду
не древесное масло, а керосин. Нелепо профессору танце-
вать, социалисту бояться вечных мук или любить искусство,
252
семейному человеку обедать в ресторане и еврею - не испол-
нять обряда обрезания. Так же нелепо, а главное нигилистич-
но для православного - живой и трепещущий пламень свечи
или лампы заменить тривиальной абстракцией и холодным
блудом пошлого электрического освещения. Квартиры, в ко-
т-рму НР.Т живого огня - в печи. в свечах, в пямттядях, -
трятпные квартиры.
е) Тот, кто захочет в будущем говорить о мифологии при-
родных светов и цветов и вообще тех или иных картин приро-
ды, должен будет в первую очередь изучить эту мифологию
так, как она дана в искусстве, хотя миф еще не есть поэзия.
Нужно подметить закономерности в мифологии, напр. неба
или ночи, несомненно характеризующие целые циклы поэти-
ческих представлений. Об этом уже пробовали писать, хотя
устойчивой традиции еще не образовалось, методы такого
описания остаются большею частью невыясненными и самые
материалы продолжают быть незначительными. Я укажу в ка-
честве примера на те наблюдения, которые делал А. Белый над
зрительным восприятием природы Пушкина, Тютчева и Бара-
тынского.
Возьмем луну. У Пушкина - она женщина, враждебно-
тревожная царица ночи (Геката). Отношение поэта к ней муже-
ственное. Она его тревожит, а он обращает ее действие в
шутку, называя ее <глупой>. В 70 случаях из 85 она -луна и 15
раз - месяц. Тютчев, наоборот, знает только <люсяц> и почти
не знает <луны>. Он - <бог>, <гений>, льющий в душу покой,
не тревожащий и усыпляющий. Душа Тютчева женственно
влечется за <месяцем> в <царство теней>. Пушкинская <луна> -
в облаках. Она - <невидимка>, <затуманена>. <Бледное пятно>
ее <струистого круга> тревожит нас своими <мутными игра-
ми>. Ее движения - коварны, летучи, стремительны: <пробе-
гает>, <перебегает>, <играет>, <дрожит>, <скользит>, <ходит>,
(небо <обходит>) переменчивым ликом (<полумесяц>, <двуро-
гая>, <серп>, <полный месяц>).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104