Чарли знал, что это они - чего там еще видеть?
"Роудс, вы уверены, что это их работа?"
"Я же сказал, нет?"
Тут уж этот фигов неженка ничего поделать не мог, приш-
лось ему отстранить пацанов от занятий. Потом, неделю спус-
тя, вызывает эта сволочь Чарли к себе в кабинет:
"Роудс, сегодня мы отстранили от занятий Энди Гарви."
"Да-а? Чего ж он удумал?"
"Боб Томас поймал его, когда он спускал шины его авто-
буса."
460
И награждает Чарли долгим холодным оценивающим взгля-
дом.
Ну и что с того, коли это был Гарви, а не Филбрук с
Джеймсом? Все они болтаются вместе, все они с придурью, всем
им надо яйца оторвать.
Сейчас с улицы, доводя до бешенства, несся голос его
клаксона - сажают аккумулятор, пузом, что ль, навалились!
- УОНК, УОНК, УООННННННННННННННК...
- Ах, сукины дети,- прошептал Чарли, выскользнул из
постели и, не зажигая света, натянул штаны - свет спугнул бы
маленьких мерзавцев, а Чарли этого не хотел.
В другой раз кто-то подложил на водительское сиденье
коровью лепешку - будьте покойны, Чарли прекрасно знал, чьих
рук это дело. В их глазах он читал запросто, как в книге -
такая постоянная настороженность была знакома Чарли еще с
войны, с пересыльного пункта пополнения. Коровьей лепешкой
Чарли занялся по-своему. Три дня подряд он выкидывал сучонка
из автобуса в четырех милях от дома. Под конец пацан с ревом
заявился к нему.
"Я ничё не делал, мистер Роудс. Чего вы меня гоняете?"
"Говоришь, подложить мне на сиденье коровью лепеху -
это "ничё"?"
"Да это не я, честное-пречестное, не я!"
Да, надо отдать им должное - они способны с ясными,
улыбающимися мордочками вешать лапшу на уши собственной мам-
ке (уж, наверное, не без этого). Чарли высаживал пацана еще
пару вечеров, а потом тот сознался как на духу. Чарли выки-
нул его из автобуса еще раз - так сказать, на посошок,- по-
сле чего Дэйв Фельсен из автопарка посоветовал поостыть на
время.
- УООННННННННННННК!
Чарли схватил рубаху, а потом цапнул стоявшую в углу
старую теннисную ракетку. Накажи его Бог, если сегодня ночью
он не нахлещет кой-кому задницу! Выбравшись черным ходом, он
обошел дом и во власти жесткой, холодной уверенности в своей
правоте взял курс туда, где ставил большой желтый автобус.
Он проникал в тыл врага, точь-в-точь как на войне. Остано-
вившись за кустом олеандра, Чарли посмотрел на автобус. Да,
он увидел всех, всю шайку - силуэты, которые были еще темнее
зачерненных ночным мраком окон. От застарелой бешеной ярос-
ти, жгучей, как лед, ненависти Чарли так сдавил теннисную
ракетку, что та в конце концов камертоном задрожала в руке.
Они высадили... шесть, семь, восемь... восемь окон в его автобу-
се!
Проскользнув за машиной, Чарли прокрался вдоль длинного
желтого бока к складной пассажирской двери. Та оказалась от-
крыта. Он напрягся и вдруг взлетел вверх по ступенькам.
- Ладушки! Стоять, где стоите! Эй, пацан, оставь в по-
кое проклятый клаксон, а не то я...
Пацан, который восседал на водительском месте, прикле-
ившись к гудку обеими руками, обернулся, улыбаясь, как псих.
Желудок Чарли болезненно ухнул вниз. Оказалось, что это Ричи
Боддин, белый - белый как простыня! - только на месте глаз
чернели угольки да рубинами краснели губы...
461
А зубы...
Чарли Роудс оглядел проход.
Кто это, Майк Филбрук? Оди Джеймс? Боже Всемогущий, там
на заднем сиденье сидели мальчишки Гриффена, Хэл и Джек, с
сеном в волосах! Но они не ездят в моем автобусе! Мэри Кейт
Григсон рядышком с Брентом Тенни: она - в ночной рубашке,
он - в джинсах и фланелевой рубахе, надетой задом наперед и
навыворот, словно парнишка позабыл, как одеваются.
И Дэнни Глик. Но... о Господи... он же умер, уже много не-
дель, как умер!
- Вы,- выговорил Чарли онемевшими губами,- вы, ребятки...
Теннисная ракетка выскользнула у него из руки. Разда-
лось шипение, потом - глухой щелчок: это Ричи Боддин, про-
должая дико улыбаться, дернул хромированный рычаг, закрываю-
щий складную дверь. Все они стали выбираться со своих мест -
все до единого.
- Нет,- сказал Чарли, пробуя улыбнуться.- Вы, это, ре-
бята... не поняли... Это ж я, Чарли Роудс... Вы... вы...- он бессмыс-
ленно усмехнулся, потряс головой, протянул руки, показывая:
это всего лишь руки ни в чем неповинного старины Чарли Роуд-
са, и пятился, пятился, пока не прижался спиной к широкому
темному ветровому стеклу.
- Не надо,- прошептал он.
Ухмыляющиеся дети не остановились.
- Прошу вас, не надо.
Они набросились на Чарли.
28.
Энн Нортон умерла в лифте, во время короткого переезда
с первого этажа больницы на второй. Она содрогнулась, и из
уголка рта вытекла тонкая струйка крови.
- О"кей,- сказал один из санитаров.- Теперь можешь вы-
ключить сирену.
29.
Еве Миллер снился сон.
Странный сон, но кошмаром его нельзя было назвать. Под
бледно-голубым непрощающим небом, которое прямо над головой
выцветало до жаркой беспощадной белизны, бушевал пожар пять-
десят первого года. На дне этой перевернутой чаши сверкал
надраенный медяк солнца. Повсюду витал едкий запах дыма. Вся
деловая жизнь замерла, люди высыпали на улицы и стояли, гля-
дя на юго-запад, в сторону Болот, и на северо-запад, в сто-
рону леса. Дым висел в воздухе все утро, но теперь, в час
дня, за пастбищем Гриффена стали видны пляшущие в зелени яр-
кие струйки огня. Неутихающий ветер, который уже позволил
пламени перепрыгнуть одну баррикаду, теперь принес в город
белый пепел, сыпавшийся и сыпавшийся с неба, как летний
снег.
462
Ральф был жив, он ушел, чтобы попытаться спасти лесо-
пилку. Однако все перепуталось: с Евой был Эд Крейг, а ведь
его она встретила только осенью пятьдесят четвертого.
Ева глядела на пожар из окна спальни наверху, стоя, в
чем мать родила. Сзади ее коснулись руки, шершавые смуглые
руки на гладкой белизне бедер, и она поняла, что это Эд, хо-
тя в стекле не было и намека на отражение.
"Э д,- попыталась сказать Ева. Не сейчас.- Слишком ра-
но. Даже несмотря на девять без малого лет - нет."
Но руки оказались настойчивыми. Они пробежали по животу
Евы, один палец поиграл с чашечкой пупка, потом обе ладони
скользнули выше, чтобы с бесстыдной осведомленностью поймать
груди.
Ева попробовала втолковать ему, что они торчат в окне и
любой уличный зевака, оглянувшись, может их увидеть, но сло-
ва не шли с языка, а потом губы Эда коснулись ее руки, плеча
и с решительной похотливой настойчивостью - шеи. Ева ощутила
зубы, Эд кусал ее, кусал, высасывая, вытягивая кровь, и Ева
опять попробовала возмутиться: "Нечего устраивать конский
флирт, Ральф увидит..."
Но протестовать было невозможно, да она уже и не хотела
протестовать. Ей стало наплевать, что кто-нибудь обернется и
увидит их, нагих и бесстыдных. Пока зубы и губы Эда занима-
лись шеей Евы, ее взгляд сонно проплыл к огню. Черный-пре-
черный, черный, как ночная тьма, дым застилал раскаленный
ружейный металл неба, превращая день в ночь, но пламя про-
должало двигаться в этом мраке, пульсируя алыми нитями и
соцветиями...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114